— Простите, сэр, вы говорите по-английски?
— Да, немного, — улыбнулся гид. — А чем я могу вам помочь?
— Не сделаете ли вы такую любезность, не перестанете ли нести полную чушь? — очень вежливо ответил джентльмен.
— Простите?… — все еще продолжал улыбаться гид. Немцы с интересом смотрели на джентльмена. Развлечение обещало быть интересным.
— Кто вам сказал, что Копенгагенский университет основан в 1429 году?
— Сэр, это известно каждому датчанину, — с достоинством парировал гид.
— Значит, все датчане такие… — джентльмен подобрал слово помягче, — необразованные?
— Простите, сэр, — уже начал выходить из себя гид.
— И не надейтесь, — отмахнулся джентльмен. — Сведения ваши устарели лет двадцать назад. Хроники того времени признаны учеными всего мира искусной подделкой. И ради чего, собственно, майне герр унд фрау? — повернулся джентльмен к немцам. — Ради каких-то несчастных трех лет. Чего уже им так хотелось привязать дату именно к двадцать девятому году — не знаю. Но университет в самом деле был основан в тридцать втором году.
— Нет, в двадцать девятом, — уже вышел из себя гид. — Пожалуйста, можете прочитать в проспекте! — И он ткнул под нос джентльмену яркую книжечку.
— Ха-ха-ха! — сказал джентльмен. — У моего прадедушки было написано, что он родился в первом году. В паспорте, заметьте. В официальном документе! А вы мне тычете рекламный буклетик. А кстати, дайте-ка его сюда.
Джентльмен раскрыл проспект и стал читать его, чуть ли не каждую фразу прерывая хохотом. Казалось, он читает не сухой текст, а сборник анекдотов.
Гид постарался побыстрее увести немцев. А Наташа осталась.
— Простите, а на чьих работах основаны ваши утверждения? — спросила она.
— На моих собственных, — грубо ответил джентльмен.
— Так вы историк?
— Именно.
— И как вас зовут, если не секрет?
— Леринг. Джеймс Леринг.
— Наталья Клюева. К сожалению, не читала ваших работ. Где вы печатались?
— Ой, оставьте, — пренебрежительно махнул рукой Леринг. — Если хотите познакомиться, так и скажите.
— Еще чего! — по-русски сказала Наташа. А по-английски добавила: — Вы из Америки?
— С чего вы взяли? Я — англичанин!
— Манер — маловато.
— Как маловато?
— Да, собственно, вообще нет. Прощайте.
И она двинулась вслед за немцами, которые быстро удалялись, то и дело оглядываясь на джентльмена.
— Постойте! — остановил Леринг Наташу. — Извините. Я просто был не в себе. Терпеть не могу, когда перевирают историю.
— Я тоже, — осадила его Наташа. — Боюсь, что только в этом мы согласны.
— Да я вправду занимался историей Датского королевства! — разгорячился джентльмен.
— Странно, что вы не преподаете в этом университете, а читаете лекции на улице.
— А вы думаете, какому-то народу очень хочется знать о себе правду?
Наташа подумала, что англичанин прав. Особенно русский народ что-то не очень тянется к правде о себе. И так легко все забывает.
Только сейчас она внимательно к нему присмотрелась. Да, действительно, неудачник. Длинные волосы, маленькие очочки на носу, широченный пиджак и мятые брюки. К таким людям она всегда относилась особенно нежно.
— Не хотите выпить чашку кофе? — спросила она.
— Хочу, конечно.
— Пойдемте, я угощаю.
— Спасибо, — ничуть не смутился англичанин.
В кафе он как-то вдруг сник, больше уже не говорил об истории, кажется, просто наедался.
— А вы что… как это… «новая русская»?
— Нет, я тут по делам.
— Какие тут могут быть дела? Скука, провинция Европы. Вы в Москве живете?
— Да.
— Вот там, я слышал, интересно. Хотел бы побывать.
— Приезжайте, — дежурно ответила Наташа.
— Вы приглашаете? — вдруг встрепенулся джентльмен.
«Ну вот, ляпнула на свою голову, — подумала Наташа, — теперь придется приглашать».
— Да, приезжайте, мы с мужем будем очень рады.
Англичанина упоминание о муже ничуть не смутило, наоборот, он тут же заявил:
— А что, если я приеду с женой?
«Этого еще не хватало, — подумала Наташа. — Почему без детей, без бабушек и дедушек?»
Джентльмен оказался дотошным и тут же взял у Наташи адрес и обещание прислать ему вызов. В качестве своего адреса назвал абонентский ящик в Лондоне.
Потом они гуляли по улицам тихого, почти патриархального Копенгагена, а англичанин очень живо описывал свои исторические открытия по поводу той или иной достопримечательности.
Только когда уже начало смеркаться, Наташа вспомнила, что хотела зайти в оргкомитет конгресса и отменить свое выступление.
— Простите, у меня срочное дело, если вы меня проводите, я быстро, — почему-то сказала она, хотя поначалу решила, что вот есть хороший повод распрощаться с джентльменом.
— А куда вам?
— Во Дворец конгрессов.
— Ах, это современное убожество?! — скривился англичанин. Наташа уже решила, что он сейчас откажется сам. — Ну что ж, поехали.
До дворца добрались в момент. Но в оргкомитете никого уже не было. Только секретарша сказала:
— Профессор Колтановакер будет завтра.
Впереди был целый вечер.
Наташа оценивающе посмотрела на своего непрошеного кавалера и предложила:
— Пойдемте в оперу.
Она никогда не думала, что человек может так весело, так заразительно и так долго смеяться.
— В оперу?… — сквозь смех спрашивал Леринг. — В датскую?… Слушать датские голоса?… Ой, не могу!.. Вы меня уморить решили, миссис Натали.
Наташа тоже невольно стала улыбаться. Действительно, откуда в этой сухой стране могут быть настоящие оперные голоса. Не Италия же.
— Вы знаете, а мне нравится, — тем не менее настояла она.
— Странный вкус, — поморщился Леринг, но в оперу таки пошел.
Давали «Пер Гюнта». И пели здорово. Голоса были, да какие! Нет, в них не было итальянской сочности, но была такая мудрая глубина, такая скорбь, что Наташа ничуть не пожалела времени. Леринг, кажется, тоже смирился, во всяком случае, очень быстро перестал отпускать колкости и заслушался музыкой.
После спектакля Наташа позволила ему проводить себя до отеля и протянула руку для прощания.
— А разве мы не поднимемся к вам? — с полным недоумением спросил Леринг.
— А разве мы поднимемся ко мне? — в тон ответила Наташа.
Из номера позвонила в Москву. Почему-то дома никто не брал трубку. Позвонила Виктору в мастерскую — тишина.
Только мама ответила.
— Ната, как ты там? — Затараторила она. — У нас все в полном порядке. Инночка спит, поела и спит как суслик…
Откуда мать знала, как спит суслик?
Наташа быстренько рассказала о первых впечатлениях — о Леринге, естественно, ни слова, — целую, обнимаю.
Легла спать, и последней мыслью было: где там сейчас этот неудачник? А кто: муж или Леринг, так и не додумала.
ЛИЦО БЕНДЖАМИНА ФРАНКЛИНА
У Чернова был выходной.
Как-то так получалось, что у них с Катюшей выходные не совпадали. Скользящие графики скользили по-разному.
Катюша совсем недавно выучилась водить, с грехом пополам получила права, и каждый раз, когда она ехала на работу одна, Григорий волновался. Впрочем он был в какой-то степени фаталистом. От судьбы не уйдешь.
И ему самому не уйти от судьбы. Надо давать взятки учителям. Интеллигентные взятки — сервизы, шоколадные наборы… Как это мучительно, постыдно, неловко… Чернов всячески оттягивал этот день, но сейчас ждать уже было нельзя. До экзаменов осталось десять дней.
Антона теперь водили в школу за ручку, иначе у парня постоянно возникала патологическая тяга свернуть в подворотню не доходя до школьного двора.
Чернова удивило, что учителя принимали его дары с каким-то невозмутимым спокойствием (никаких суетливых движений, оглядываний по сторонам). Значит, привыкли. А вот Григорий чувствовал себя отвратительно, он отводил взгляд и невольно краснел. Одно его оправдывало в собственных глазах: сына вроде бы допускали к экзаменам и чуть ли не гарантировали железную тройку.
Вернувшись домой, Чернов первым делом метнулся в туалет, поднял крышку сливного бачка, вынул полиэтиленовый сверток. Ему было приятно держать ЭТО в руках. Физически приятно. Легонько подрагивало сердце и холодело внизу живота.
Двадцать тысяч американских долларов — увесистая пачка стольников, скрепленных резинкой для волос. Двести изображений усталого лица Бенджамина Франклина. Сумма, которую Григорий вряд ли заработал за всю свою предыдущую жизнь. Фантастическая сумма. Это новая машина, или новая мебель, или дачный участок, или… Фантазировать можно до бесконечности.
Но за что? За какие заслуги перед отечеством? Что-то не сходится… Это уже даже не смешно. Впрочем, саму возможность, что это была чья-то шутка, Чернов уже отмел начисто. Таким юмором мог обладать только пациент психиатрической лечебницы, а таких знакомых у Григория не было.
За что?
Может, конверт предназначался вовсе не ему? Опять не сходится. Почтовый ящик его, да и телефонный звонок…
Может, перепутали его с кем-то? Но хорошо это или плохо? Смотря с кем перепутали…
Григорий ни словом не обмолвился с родными о странной находке. Почему-то вдруг почувствовал страх. Страх непонятный, запретный, почти мистический. Объяснить-то он все равно ничего толком сможет.
Да и Катерина в последние дни стала какой-то нервной, он иногда ее просто не узнавал. Один раз даже поссорились крепко. Что-то там у нее на работе стряслось, что ли…
А если закопать? Выехать за город и закопать в лесу? Не забыть бы только место пометить. Нет, не то… Так нельзя. Это не его деньги. Их надо вернуть владельцу. Но кто этот владелец?
Третий день ждал Чернов телефонного звонка, но загадочный абонент не объявлялся. Ситуация становилась все более и более абсурдной и… опасной. В последнее время Григорий уяснил для себя, что в наше неспокойное время иметь большие деньги — это очень опасно. Каждый день по телевизору сообщают — убили того банкира, начинили свинцом другого… Но он же не банкир! Он всего лишь конный милиционер в отставке!