Порогин был на миллион процентов убежден в том, что Чернов кормил его заранее приготовленной легендой. А может, это была импровизация от безвыходности. Не самая лучшая импровизация. Потому что представить себе, что человеку просто так, от нечего делать, подарили двадцать тысяч американских долларов — не-воз-мож-но! Легче изобрести вечный двигатель или отыскать затонувшую Атлантиду.
Дежкина посмотрела видеозапись с самого начала, с того момента, как Чернов вынул из кармана сверток и положил его на стол.
— Не хочу, не хочу, выключи, — взмолилась она, когда накачанные ребята скопом навалились на майора. — Терпеть не могу… жестоко и бессмысленно…
— Он мог что-нибудь выкинуть, — вступился за оперативников Игорь.
— Включи чайник, — попросила Клавдия Васильевна и, словно оправдываясь, добавила: — Пирожков нет, замоталась, не успела…
— А мы чифиря замочим! — предложил Игорь. — Пачку на двоих!
— Да-а-а, запугал его Хлыст, — не слушая его, пробормотала Дежкина. — Ох, как запугал… Он ничего не скажет.
— Я его дожму, — упрямо произнес Порогин.
— Боюсь, не дожмешь.
— Дожму! Мне бы времени побольше…
— Чернов себе не враг, — задумчиво покачала головой Клавдия. — Он сейчас в таком положении, что одно лишнее слово — и под нож. Ему не простят.
— Но на что они рассчитывали?
— Как — на что, Игорек? У тебя какая зарплата?
— Уж поменьше, чем у вас…
— Вот именно.
— Неужели они были уверены в том, что я возьму?
— Запомни, Игорек, хороший следователь продается один раз. Но продается так, чтобы потом не было мучительно больно. Согласись, двадцать тысяч — не самый слабый вариант.
— Вас послушать, так получается, что я плохой следователь.
— Нет, Игорек… Просто твой момент еще не наступил.
— А вы когда-нибудь… — Порогин уставился на Дежкину. — Да?…
— Я — неисправимая дура, — вздохнула Клавдия. — А может, и мой момент не наступил.
Ее лицо вдруг посерьезнело, взгляд остекленел. Да-да, ее посетила какая-то гениальная мысль. Игорь это сразу уловил и напрягся.
— Что?
— Чернов же всю жизнь проработал в конном отряде. Кстати, ты проверял?
— Да, здесь как раз все сходится…
— Ну конечно же! — Дежкина хлопнула себя ладонью по лбу. — Все-таки как иногда человек умудряется себя запутать! Нет чтоб идти по прямой. Куда там! Все норовит загогулинами, в обход, по джунглям, где потрудней! А искомое бежит вдогонку, не успевает и жалобно пищит: «Стой, я же здесь! Подбери меня! Тебе же только руку протянуть!»
Порогин слушал Клавдию зачарованно, ему так не хотелось прерывать ее дивный монолог, но все же он честно признался:
— Что-то не врубаюсь…
— Лошади, Игорек, лошади! — Оттолкнувшись ногами от пола, Клавдия по-девчоночьи провернулась в кресле. — Милые умные мордочки, копыта очень стройные и добрая душа! Ты до сих пор не понял, кто на самом деле этот Чернов?
— Кто?
— Конь в пальто! — невольно скаламбурила Клавдия. — Хорошо, даю подсказку. Представь, ты сидишь на лошади, а она заупрямилась, ни в какую! Что тебе может помочь?
Наконец до Игоря дошло. Его губы растянулись в глуповатой улыбке и прошептали:
— Господи… Это же сам Хлыст…
МЕСТЬ БОГОВ
К вечеру в городе только и было разговоров, что об убийстве молодого воришки.
Торговки на рынке пересказывали друг дружке подробности преступления. Одна выдумка громоздилась на другую, и теперь уже было невозможно уяснить, что же произошло на самом деле.
— Я сама слыхала, — говорила толстая торговка рыбой, обхватив мокрую плетеную корзину, до краев полную шевелящимися крабами и огромными раковинами моллюсков, — ему отрезали голову и вспороли живот.
Его нашла старая овца, учуявшая запах крови. Она ела его выпавшие кишки.
— Какой ужас! — схватился за пухлые щеки торговец оливковым маслом, и его румяное лицо затряслось от страха. — Не хотел бы я оказаться на месте бедняги. Однажды он попытался умыкнуть у меня амфору с прекрасным маслом, а я дал ему от ворот поворот и еще навешал тумаков. Теперь я думаю: пусть бы он забрал себе это масло, ему так мало оставалось радоваться жизни.
— А все из-за распутства, — вставила беззубая старуха, сморщенное лицо которой было похоже на ссохшуюся земляную грушу. — Не надо было якшаться со всяким отребьем. На днях я видела его с этим… у него еще через всю щеку шрам был.
— Да-да, — поддержала рыбачка, — я тоже помню этого человека. У него злющие глаза. Я слыхала, он приплыл к нам на остров издалека.
— Как приплыл, так и уплыл, — сообщил торговец маслом. — Я своими глазами видел, как нынче утром он уселся на судно, отплывавшее в Коринф. Он увозил с собой одну-единственную старую кожаную суму, правда, очень тяжелую, как мне показалось.
— Он был очень подозрительный, — заявила старуха, — а глазки так и бегали.
— Что бы ни случилось, он уплыл, а бедный мальчик мертв. Говорят, это дело рук какой-то богатой женщины.
— Богачки, они такие!..
Лидия прошла мимо, сделав вид, что разговор ее вовсе не касается. Однако она специально явилась на рынок, прихватив с собой пустой сосуд для молока, чтобы послушать пересуды и узнать последние новости об убитом.
Новости, увы, оказались неутешительными еще в большей мере, чем на то рассчитывала молодая женщина. Все только и говорили, что о таинственной любовнице убитого, совершившей над ним жестокую расправу.
Версии по поводу мотивов преступления выдвигались самые разные, но большинство сплетников склонялось к выводу, что все произошло из-за неверности молодого воришки.
Судачили, что недавно он снюхался с богатым стариком, проживавшим где-то на окраине города.
Рассказывали также, что старик теперь не может найти амфору с золотыми монетами, которую зарыл в дальнем углу своего жилища.
— Он голову потерял от злости, — заявил коренастый мужчина в короткой тоге, открывавшей кривые и толстые волосатые ноги, — и теперь грозится, что из-под земли достанет обидчицу, которая, по всей видимости, провернула это дельце вместе с убитым воришкой. Из-за денег она его и кокнула, уж это наверняка!
Лидия торопливо наполнила сосуд свежим молоком и, расплатившись, почти бегом направилась восвояси.
Она объявилась не вовремя и сразу поняла это. Из закутка, где находилось супружеское ложе, доносились сдавленные стоны. Первый голос принадлежал мужу, что до второго, так это наверняка хромой юноша, который в последние дни частенько захаживал к ним на огонек и обменивался с мужем красноречивыми взглядами.
Лидия смотрела на это сквозь пальцы, потому как давно не интересовалась мужниными увлечениями. В конце концов, решила она, пусть лучше он заведет себе юношу, чем будет приставать с домогательствами к ней самой.
После страстных объятий Скилура любое прикосновение мужа вызывало в ней острые приступы отвращения.
Стоны продолжались, и Лидия осторожно заглянула в дальний угол жилища. Как она и предполагала, на ложе ворочались, жарко переплетясь, два тела. Хрупкие члены хромого юноши казались почти прозрачными рядом с массивной фигурой мужа Лидии.
Молодая женщина не стала нарушать любовного уединения парочки. Усевшись у входа, она опустила голову на колени и задумалась.
Ситуация, похоже, обретала все более и более дурной оборот. Надо надеяться, браслет Скилура не будет опознан, однако кто бы мог теперь поручиться за это?…
Лидия, пожалуй, готова была нести наказание за смерть ненавистного предателя, но при этом она вовсе не намерена брать на себя вину за убийство воришки.
Она вновь сжала в ладони монету, оброненную умирающим актером.
Могли ли боги отвернуться от нее в тяжелую минуту? Сама мысль об этом внушала священный трепет.
Как же поступить в подобной ситуации?… Бежать с острова? Но куда?…
У скифов, чьи территории граничили с Ойкуменой, Лидия вряд ли могла рассчитывать найти прибежище. Для них она — чужая, беглянка из племени врага, и даже имя Скилура, на которое она могла сослаться, вряд ли переменило бы отношение к ней.
Афины тоже мало подходили для того, чтобы спрятаться от погони.
Оставалось одно: ждать, целиком и полностью полагаясь на волю богов.
Вздохнув, Лидия поднялась и отправилась искать на окрестных улочках своих детей. Она нашла обоих, копошившихся в пыли неподалеку.
Мальчик отламывал от сухой ветки палочки одинаковой длины, а девочка укладывала их на земле в замысловатый узор.
Они откликнулись на зов матери с явной неохотой, и Лидия вновь поймала себя на мысли, что испытывает по отношению к собственным чадам нечто вроде с трудом скрываемой брезгливости. Они оба были слишком похожи на мужа — вялые, неповоротливые, с пухлыми округлыми лицами и близко посаженными глазами, с кривыми, выступающими вперед зубами.
Лидия пыталась представить, как красив был бы ребенок, рожденный ею от Скилура, — плоть от плоти его, кровь от крови, и сердце начинало щемить от безысходности.
Она была бы рада бросить и дом, и мужа, и этих двоих маленьких существ, таких Странно чужих для нее, но теперь это не имело никакого смысла.
Скилур мертв.
Схватив детей за грязные руки, Лидия потащила их домой.
Сын захныкал, но молодая женщина зашипела на него с такой злостью, что он тотчас смолк и больше не проронил ни слова, покорно двигаясь за матерью.
На пороге жилища они столкнулись с косолапым плешивым стариком, с подозрением оглядевшим Лидию с ног до головы. Старик отпрыгнул в сторону и поспешно заковылял прочь по узкой улочке.
— Кто это такой? — возмущенно встретил вопросом муж. — С какой стати он заявился сюда?
— Я вижу его впервые, — отвечала Лидия.
— Не лги мне. Он расспрашивал меня так, будто вы старые знакомые.
— Мне нечего от тебя скрывать.
Лидия как бы невзначай обошла внутренность жилища и убедилась, что хромой юноша благополучно испарился.
— Он говорил, что хорошо знает тебя, — продолжал допытываться муж, — он даже вспомнил, что ты носишь на руке драгоценный браслет из желтого металла.