— Сказал.
— А он что?
Чернов тяжело вздохнул и опустил голову.
— Не поверил, — понимающе произнес Кунце, — они все такие: им говоришь, а они не верят, и еще злятся. Работа у них такая. А жена, значит, у тебя на таможне работает?…
Чернов кивнул.
— Плохо.
— Почему?
— Уволят, — тоном знатока сообщил Хайнц. — Точно уволят.
— Она может в суд подать… за незаконное увольнение…
— И что?… Опять примут на работу? — изумился немец.
Чернов промолчал.
— Везде — одно и то же, — сказал Кунце.
— А у тебя жена есть? — спросил Чернов.
— Нет. Не женился. Не успел.
— Ну, ты молодой еще. Успеешь.
— Есть девушка. Ульрика.
— Красивая?
— Очень.
— У меня тоже жена красивая, — сказал Чернов. — Очень красивая, даже теперь. А когда познакомились!.. Ух, какая была, шла по улице, все оглядывались. С вот такой косой.
— Коса — это хорошо, — кивнул Хайнц.
— Мы ведь с ней так и познакомились, на улице, представляешь… Она на меня мороженое уронила, — засмеялся Чернов, и на лице его появилось мечтательное выражение. — Я шел, представляешь, в новом костюме с иголочки, на свидание шел, а она меня… мороженым… И так растерялась, испугалась… извиняться стала. Я говорю: «Ничего, ничего, девушка!» А она покраснела, сразу видно, неудобно ей передо мной. Пойдемте, говорит, я тут рядом живу, замоем пятно. Я и пошел…
— Вы занялись любовью? — понимающе кивнул Кунце.
— Ты что! — испуганно воскликнул Чернов и даже голову в плечи втянул, будто боялся, что кто-то может услыхать это чудовищное предположение. — Мы с ней поцеловались первый раз за три дня перед свадьбой!.. У нас это не принято, как у вас… ну это…
— Заниматься любовью? — удивился немец. — Почему?
— Почему-почему, по кочану! Не принято до свадьбы, и все тут. Распутство это.
— Значит, ты первый раз занимался любовью после свадьбы? — в свою очередь поразился Хайнц. — И У тебя не было девушки?
— Почему, была! Но у нас с ней все происходило… как это… платонически!
— Платонически — это мастурбация?
— Дурак ты немецкий, — улыбнулся Чернов невольно. Теперь ему было неловко, да что там — очень стыдно. Чего, спрашивается, на парня налетел?
— Странные вы, русские, — пожал плечами Кунце. — А ты жене когда-нибудь изменял?
— Никогда!
— И ты никогда не спал с другой женщиной?
— А зачем, если у меня жена есть. Собеседники поглядели друг на друга, не понимая и думая каждый о своем.
— Значит, ты ее любил? — спросил Кунце.
— Почему — любил? Я и теперь ее люблю. Правда, у нас теперь изменились отношения… все по-другому стало. Знаешь, когда люди почти двадцать лет вместе, чувства притупляются, что ли… Но я ее люблю по-прежнему. Не знаю, что бы я делал, если бы она умерла… У нее роды были тяжелые. Врачи сказали: все, готовьтесь к худшему… Помню, сидел я ночью в приемном покое больницы и вдруг подумал: если она умрет, я тоже умру. Потому что незачем мне одному жить на этом свете без нее и без ребенка. Очень я хотел ребенка…
— Сына?
— Почему? — удивился Чернов. — Дочку! Все сыновей ждут, а я ждал дочку. Уже и имя ей придумал: Оленька, в память о бабушке, матери моей… А потом пришел врач и сказал: «У вас сын родился». А я говорю: «А жена?… Что с женой?» А он мне: «Мужайтесь». У меня ноги так и подкосились. Потом оказалось, он хотел сказать, что у нее больше никогда детей не будет. Что Антошка — первый и единственный теперь. Но мне уже это было не важно. Главное — Катюша осталась со мной, и у меня был сын!.. Ух, тебе этого не понять, что значит радость, когда у тебя родился ребенок!.. Женись, Хайнц, и заводи детей. Без жены и без детей — разве это жизнь?… Я ведь даже сюда шел, а меня жена провожала. Не один шел, понимаешь, а с близким человеком. Знаешь, как это помогает в трудную минуту!.. — Он осекся и опустил глаза, стараясь не выказать перед сокамерником внезапного волнения.
— Хороший ты человек, Гриша, — сказал Кунце после недолгого молчания. — Жалко мне тебя. Надо выбирать, что лучше. Мой тебе совет: спасай семью. Тебе тяжело сейчас, но жизнь не закончилась. Ты должен прежде всего о семье думать, а потом уже о себе. Если у тебя такая жена и сын, терпи ради них!..
— Ты думаешь?
— Я знаю!..
Чернов сцепил в замок руки и отвернулся. По лицу его катились слезы.
ПО ТУ СТОРОНУ БАРЬЕРА
— Уважаемые пассажиры! Просьба пристегнуть ремни и приготовиться к посадке, — объявила стюардесса приятным голосом и одарила всех дежурной ласковой улыбкой.
— О Господи!.. — простонал Граф и принялся суетливо возиться с застежкой ремня безопасности.
— Не волнуйся, Эдуард Владимирович, все будет хорошо, — успокоила Наташа. — Самолеты — самый надежный вид транспорта. Исключая собственные ноги, разумеется.
Граф поглядел на нее затравленным взором.
— Ты, Наташенька, не обращай на меня внимания. Это уже старческое. Всю жизнь на самолетах летаю, а поди ж ты — страшно!.. Как подумаю, что под нами десять километров пустоты, дыхание перехватывает. Я вот слыхал, артист Крючков тоже авиации боялся…
— Это тот, который «первым делом самолеты, ну а девушки — потом»? — уточнила Наташа.
— Он самый.
— Вот видишь, с каким человеком ты в одном ряду оказался!.. Терпи, Эдуард Владимирович, скоро окажемся на твердой земле…
— Дай-то Бог! проскулил Граф и вцепился руками в подлокотники так, что от напряжения побелели ногти.
Самолет тряхнуло, и машина тяжело накренилась на левый борт.
Сквозь иллюминатор Наташа увидела, как из облаков навстречу вдруг вынырнула плоская, выгнутая навстречу земля, казавшаяся игрушечной с ее тонкими серыми ниточками автострад, крохотными домиками и голубыми зеркалами озер. На зеленых лугах паслись коровы, размером не больше таракана. Вдалеке блестело, сливаясь с вылинявшими небесами, море. Через считанные мгновения самолет должен был совершить посадку.
Полтора часа назад шасси авиалайнера оттолкнулись от бетонированной взлетной полосы московского аэропорта Внуково. А накануне они с Графом стояли на московской земле, обсуждая неожиданно возникшие проблемы.
Пропал подсобный рабочий Веня, который уже два года кряду помогал их археологической экспедиции на островных раскопках.
— Может, он просто сбежал от жены к подружке, а жене приврал, что вернулся с нами на остров? — предположила Наташа, едва услыхала странную весть.
— Слишком сложно, — парировал Граф. — Ты помнишь этого Веню, Наташенька? Его фантазии максимум хватило бы на то, чтобы припрятать с праздничного стола бутылку водки.
— Выходит, на острове действительно…
— Похоже на то.
— Я так и думала, — неожиданно произнесла Наташа. — Помнишь, я говорила о подозрительной троице, которая несколько раз приезжала на остров вместе с туристами, а потом я их видела в лодке у южной оконечности?…
— А при чем здесь?… Ты полагаешь, их рук дело?
Наташа пожала плечами:
— А у тебя есть другие версии?…
— Никаких абсолютно.
— Вряд ли Веня по собственной инициативе ударился в поиски…
Граф насторожился:
— Он узнал, что именно мы ищем на острове?!
— Милый Граф, — с улыбкой проговорила Наташа, — провести с нами два года и не понять, для чего мы с таким упорством роем голую каменистую землю, — это было бы слишком даже для такого пропойцы, как этот твой Веня.
— Почему это — мой Веня? — надулся Граф.
— А разве нет? Разве не ты его привел?
— Мне порекомендовали. Сказали, надежный человек.
— Ну-ну, — усмехнулась Наташа.
— Что же теперь делать? — заломил руки Граф. — А если он действительно найдет Артемиду?!
— Ты уже заговариваешься, Граф. Аполлона!
— Ну Аполлона, Аполлона!
— В любом случае вряд ли тебе придется потрогать скульптуру за сисечки, как ты мечтал.
Эдуард Владимирович встряхнул седой шевелюрой:
— Ну нет, этот номер у него не пройдет! Сейчас же садимся в поезд и едем в Одессу.
— Я не могу, — сказала Наташа. — У меня работа, семья… И к тому же никто меня не отпустит — отпуск-то кончился!
— Ты должна! — настаивал Граф. — Ради науки!
— Увы!..
— Ладно, — сказал он с интонацией упрямого ребенка, — тогда я поеду сам.
— Глупости. Что ты сможешь в одиночку?… Этот Веня справится с тобой в два счета!..
— Ну и пусть. Тогда вам всем станет стыдно, Наташенька, но будет уже поздно. И вы поймете, как были не правы!..
Наташа вздохнула и покачала головой:
— Что мне с тобой делать!.. Ладно, я попробую договориться на работе… на пару деньков взять отгулы. Но — никаких поездов. Летим самолетом. Так быстрее.
— Нет, — сказал Граф, поджав губы, — я боюсь.
— Не валяй дурака!
— Нет.
— В таком случае, — произнесла Наташа, подымаясь, — ищи себе другую компанию, а я в эти игры не играю.
— Договорились! — вскричал Граф. — Самолет так самолет.
С большим трудом она уломала начальство дать ей краткосрочный отпуск за свой счет «в связи с обстоятельствами». Начальство недовольно поморщилось но заявление все-таки подписало.
Наташа в последний раз оглядела свой кабинет, проверила, надежно ли заперты шкафы и ящики да, и уже хотела было уйти, однако возвратилась и после минутного размышления отворила сейф и достала небольшой, поблескивающий табельный пистолет.
На лице ее было написано сомнение, когда она задумчиво проверяла, заряжена ли обойма.
Потом, решившись, Наташа опустила пистолет в дамскую сумочку и захлопнула дверь.
…Шасси самолета ударились о бетон взлетно-посадочной полосы, потом еще раз и еще, и тяжелая машина, задрожав, покатилась по твердой поверхности.
Отчаянно взвыли моторы, лайнер тормозил.
— Неужели?… — проговорил Граф, открывая левый глаз и недоверчиво глядя по сторонам. — Мы живы?
— Спрашиваешь, — сказала Наташа. — Собирайся, нам пора бежать.
— Не могу пошевелиться, — пожаловался Граф.
— Еще бы, — усмехнулась молодая женщина, — на твоем месте я бы расстегнула ремни, а потом уж пыталась встать.