— Насчет этого можете не беспокоиться, широко улыбаясь (в первый раз за последние несколько месяцев), заверил его Чернов.
Канин оказался общительним малым. Он тут же поведал Григорию о своих злоключениях, но говорил об этом без злобы, даже посмеивался, мол, вот как угораздило!
Оказалось, что Артур по натуре своей был человеком искусства. Он с раннего детства посещал кружки художественной самодеятельности, избрав к пятому классу свою жизненную дорогу. Закончив школу, Канин легко поступил на режиссерский факультет театрального института, учился хорошо, а его дипломный спектакль «Декамерон» по одноименному произведению Боккаччо гремел на всю Москву. Кстати сказать, в недолгой творческой карьере талантливого постановщика именно тема эротики и телесных отношений между мужчиной и женщиной довлела над всеми остальными темами. Несколько лет Артур проработал в провинции, где безуспешно пытался осуществить свою сокровенную мечту — показать публике оригинальную версию спектакля «Тысяча и одна ночь». Оригинальность заключалась в том, что все актеры должны были лицедействовать в обнаженном виде. Поначалу худруки драматических коллективов принимали эту новаторскую идею на ура, но со временем, когда работа над спектаклем подходила к концу и актеры уже не стеснялись своей публичной наготы (а некоторые даже умудрялись вызвать у себя эрекцию), давался безапелляционный от ворот поворот. Видимо, под нажимом пуритански настроенной общественности.
Наконец Канину осточертела эта творческая зависимость от «бездарных ханжей», и он, безуспешно промытарившись по всяким Кемерово, Бийскам и Усть-Илимскам, вернулся в Москву, где на волне всеохватывающей сексуальной революции создал свой собственный театр — «Клубничка». Вот уж где он дал разгуляться своим невостребованным фантазиям!
«Тысяча и одна ночь» была поставлена за каких-то несколько дней, и маленький зальчик на семьдесят мест переполнялся втрое, а то и вчетверо. Люди сидели в проходах, на коленях друг у друга, стояли по стенам… Правда, некоторые из них, не дождавшись финальной сцены, падали в глубокий обморок. Нет, не от духоты. От увиденного.
Канин в корне пересмотрел свои взгляды на эротику. Теперь она казалась ему слишком невинной и неудовлетворяющей требованиям современного рынка. Для успеха не хватало чего-то остренького.
Первый сигнал в милицию поступил на следующий день после премьеры. Анонимный зритель-доброхот сообщил, что в театре «Клубничка» творится нечто запредельное, что якобы на сцене совершаются половые акты с элементами садомазохизма, а Шехерезада делает шаху самый натуральный минет. Над анонимкой посмеялись, но через сутки пришла еще одна, затем еще и еще… После проведенной проверки Канин оказался за решеткой.
Тогда ему повезло, он отделался лишь легким испугом, хоть над ним и висел внушительный срок. Выйдя на свободу, Артур поставил на театре крест. Слишком опасно и бесперспективно.
Следующим шагом в его карьере становится кинематограф. Видеокассеты с его фильмами, среди которых самой большой популярностью у мужской части населения пользуется «Дикий фаллос», расходятся миллионными тиражами. Канин нашел свое место под солнцем, он был на пике славы.
К несчастью, милиция и тут сработала неплохо — за Каниным опять захлопнулась дверь камеры, свидетелем чего и стал Григорий Чернов. Вот такая история.
СУД
Виктор нынче был в дурном настроении.
Он сидел на кухне, курил и даже не подумал подняться навстречу жене.
— Как дела? — поинтересовалась Наташа, сбрасывая пушистую шубку. — Чем порадуешь?
— Звонила Антонина Федоровна, — буркнул муж, — спрашивала, где это ты шляешься так поздно?
Наташа даже застыла, не донеся руку с шубкой до вешалки.
— Что значит — шляюсь? — вполоборота повернувшись к Виктору, спросила она. — Я была на работе. У меня на днях начинается новый процесс…
— Ага, — ехидно кивнул тот, — и поэтому не надо заниматься домом, готовить еду, кормить мужа, да?…
— Муж у меня — взрослый мальчик, — усмехнулась Наташа и уселась за стол, на ходу взъерошив ладонью его шевелюру, — он ведь и сам может открыть холодильник и приготовить себе поесть.
Виктор в упор посмотрел на жену и без тени иронии произнес:
— Интересно, зачем же я тогда на тебе женился, если и так все приходится делать самому?…
— Что ты хочешь этим сказать? Ты брал меня в жены, чтобы я была прачкой, кухаркой, домработницей и так далее?…
— Пока что ты даже на «и так далее» не тянешь! — зло отрезал Виктор.
Наташа потемнела лицом, а в глазах полыхнул яростный огонь.
— У тебя сегодня неважное настроение, — негромко проговорила она, пытаясь взять себя в руки, — пойди отдохни, если так. Я не настроена спорить.
Муж вскочил и быстрыми шагами принялся мерить крохотное пространство кухни, едва уворачиваясь, чтобы не задеть ненароком угол стола и не сбросить с плиты сковороду.
— Хватит! — завопил он неожиданно визгливым голосом. — Мне надоела эта ерундень!.. Жена ты мне или кто?! Тебя сутками нет дома, я вижу тебя исключительно по праздникам и выходным, да и то не всегда. Отпуск ты проводишь отдельно от меня и моими делами интересуешься раз в пятилетку, и то лишь для того, чтобы все разрушить, как это было с Гринштейном!..
— Успокойся, — сказала Наташа.
— А я не успокоюсь, не успокоюсь! — наклонившись к ней и от усердия свернув шею, проверещал Виктор. — На меня тебе наплевать, подумай о ребенке! Ведь безотцовщиной растет!..
— Это ты правильно заметил: безотцовщиной…
— Не надо ловить меня на слове!
— Господи! — всплеснула руками Наташа. — Ну и мужики пошли, хуже баб. Только и годны на то, чтобы нянчиться с ними, а взять на себя хоть какую-то долю общей ноши, хоть малюсенькую ответственность- это им не по силам. Если не хочешь заниматься в доме мужской работой, выполняй хотя бы женскую. Стирай свои носки.
Виктор изобразил на лице презрительно-высокомерную гримасу и объявил:
— Я не желаю разговаривать на подобные темы. Это банально и грязно и жутко дешево. Когда женщине нечего сказать, она начинает упрекать мужа в том, что он не стирает носки. Какая пошлость!
И, высоко подняв голову, он удалился прочь.
Наташа несколько мгновений просидела без движения, а затем, тяжело вздохнув, поднялась и поставила на огонь чайник.
Господи, до чего же они все похожи: капризный мальчик-муж, инфантильный Граф, легкомысленные приятели-археологи, вечно укрывающиеся от проблем за женскими спинами… Измельчала мужская порода, что и говорить.
Интересно, как общался бы с нею Эжен?… Неужели тоже стал бы требовать, чтобы, придя с работы, она вместо отдыха носилась вокруг него кругами, а он возлежал на подушках и обиженно надувал губки?…
Она попыталась представить себе эту картину, однако подушки и ленивая поза плохо вязались с образом задиристого француза.
Она вспомнила, как там, возле отеля, принося свои извинения, он склонился, заглядывая ей в глаза, и голос его против воли стал нежным, вкрадчивым, а у нее непривычно закружилась голова.
Наташа с трудом стряхнула с себя наваждение, когда услыхала из комнаты недовольный голос мужа:
— Ну что, прикажешь мне подыматься с дивана или, может быть, сама подойдешь?…
Звонил телефон.
— Алло? — вопросительно произнесла Наташа в трубку.
— Наконец-то!..
— Здравствуй, мама.
— Я разыскиваю тебя весь день.
— Для этого всего-то следовало набрать мой служебный номер телефона.
— Ты опять оставила ребенка на пятидневке?
— Я целый день занята, а Виктор не может сидеть с ней…
— И правильно делает. Не мужское это дело.
— Возможно.
— Ты что, торопишься стать разведенкой?
— Не поняла.
— С таким характером, как у тебя, нельзя выходить замуж. Ни один мужик вытерпеть не сможет. Он тебя бросит, помяни мои слова, и правильно сделает.
— Ценное замечание.
— Не юродствуй! Все вы так: сначала смеетесь, а потом плачете, да уж поздно. На твоем месте я бы ему ноги мыла и воду пила!..
— Вот и пей, если хочешь. А я предпочитаю более полезные напитки.
— Что-о? — не поняла мать.
— Позвать Витю?
— Зачем? Я тебе звоню!
— А меня еще нет дома, — объявила Наташа. — И в ближайшее время не будет.
И она с довольным видом опустила трубку на рычаги, сразу почувствовав себя значительно лучше.
— …А я вам вот что скажу, — говорила миниатюрная женщина с остреньким лицом и мелкими прокуренными зубками, — любая ситуация сама по себе таит и загадку, и разгадку. Это, так сказать, универсальный феномен бытия. В своей практике я постоянно придерживаюсь этого правила, и оно еще никогда меня не подводило…
Она сидела на подоконнике, поджав под себя ноги в туфлях на высоком каблуке, и пускала вверх тонкую струю сигаретного дыма.
Молодой блондин с усами и в галстучке, притулившись рядышком и заглядывая женщине в глаза, кивал с подобострастным видом.
— Да вон она, в конце коридора, видите? — показал на женщину клерк с папочкой, и Наташа, поблагодарив, приблизилась.
Женщина едва удостоила ее коротким взглядом и вновь повернулась к блондину.
— Простите, судья Самулейкина Нина Ивановна — это вы? — поинтересовалась Клюева после приветствия.
— Предположим, — не поздоровавшись, отвечала та. — Вы по какому вопросу? Сегодня — неприемный день.
— Я — Клюева. Буду представлять на суде по делу о контрабанде в Шереметьеве государственное обвинение.
— О? — оживилась Самулейкина, соскакивая с подоконника и протягивая Наташе узкую, сухонькую руку. — Приятно познакомиться. Очень любезно, что вы заглянули к нам на огонек. Идите, Аркаша, — бросила она томный взгляд на блондина, и тот мгновенно ретировался, едва скрывая облегчение. — Мы закончим этот разговор в другой раз, — крикнула Самулейкина вдогонку, но блондина уже и след простыл. — Итак, вы прокурор, — сказала она, внимательно и чуточку ревниво поглядев на Клюеву. — Какие нынче пошли прокуроры… молодые да привлекательные!