— Она замечательная, — улыбнувшись, произнес Порогин. — Мне все-таки очень повезло, что с первых дней рядом был такой учитель по профессии!.. Вы в метро? Позвольте, я провожу вас.
Наташа пожала плечами, но возражать не стала.
— От Клавдии Васильевны я знаю, — сказал Игорь, когда они вышли из дверей здания и направились по заметенному снегом тротуару, — что у вас возникли кое-какие сомнения по поводу виновности Чернова. Это верно?
— Для меня остался непроясненным один вопрос. Каким образом он умудрялся в одиночку руководить всеми этими махинациями? Да-да, — кивнула она, увидав, что следователь хочет возразить, — я согласна, что нынче преступники — матерые профессионалы, и каждый из них может дать сто очков форы кому угодно. Однако понимаете… Профессионализм ведь нарабатывается годами. Я знавала клерка, который перебирал в банке бумажки, а потом ограбил казну на несколько миллиардов рублей, и сделал это так ловко, что комар носа не подточит. Но этот клерк десятилетиями набирался опыта, перечитал массу книг на интересующую тему — словом, готовился основательно и всерьез. Теперь объясните мне, как человек, который всю жизнь ездил на лошадях и ничем другим не занимался, умудрился проявить столь всеобъемлющую осведомленность в таможенных делах? Как он смог создать цепочку, в которую замешаны и милиция, и авиация, и наркодельцы?… Откуда он добывал необходимые документы для громоздких махинаций?… Можете вы мне ответить на эти вопросы или нет?
Игорь слушал, сосредоточенно покусывая губу.
— Я надеялся, — наконец проговорил он не без досады в голосе, — что материалы дела сполна изобличают преступников…
— Дело составлено великолепно, — в который раз повторила Клюева. — Но данное обстоятельство никак не дает мне покоя…
— Скажите мне, только честно, — неожиданно выпалил Игорь, — после того, как вы поглядели на этого Чернова, неужели вы сомневаетесь в его виновности?!..
— Нет, — твердо произнесла Наташа. — Однако… Однако я все-таки хотела бы получить ответ на мой вопрос. Каким образом майор-кавалерист сумел своими силами создать сложнейшую структуру и при этом обойти все бюрократические препоны?…
Порогин помрачнел и поджал губы.
Они простились у входа в метро, явно недовольные друг другом.
Спускаясь на эскалаторе, Клюева с досадой думала о том, что ученик Дежкиной на деле вовсе не столь покладист и приятен в общении, как говорила Клавдия Васильевна.
Теперь сомнения с новой силой стали тревожить ее. Она мысленно пролистывала страницы дела, пытаясь найти хоть какой-нибудь изъян.
Странная ситуация — сегодня больше, чем когда-либо, Наташа была убеждена в стопроцентной виновности Чернова.
Она уже предвкушала, как обрушится на него с обвинительной речью, и сомнет его, и заставит опустить упрямые глаза, и добьется публичного раскаяния.
Ей был до боли отвратителен этот озлобленный тип с тяжелыми руками и сомкнувшимися на переносице бровями, его медвежья повадка, его манера вот так, чуть наклонив, держать голову и глядеть исподлобья.
С другой стороны, Клюева хотела понять, почему — при столь мошной системе доказательств вины — она вновь и вновь ловила себя на мысли, что червь сомнения все сильнее подтачивает ее убежденность в виновности Чернова.
Она решила во что бы то ни стало посоветоваться с Дежкиной. Клавдия Васильевна — человек опытный, она подскажет.
Не успела Наташа отворить входную дверь своей квартиры, как раздался телефонный трезвон, и, схватив трубку, она услыхала захлебывающийся голос матери:
— Наконец-то!.. Где ты была?… У нас опять несчастье!.. Ленечка!..
ЗАМКНУВШИЙСЯ КРУГ
— По тебе вижу, ты не очень доволен первым днем судебного заседания? — с легким оттенком иронии произнес Артур Канин, когда майора ввели в камеру. — Ну? Рассказывай, тать, а я буду на ус мотать.
— Словами не объяснишь… — пробурчал Чернов, залезая на нары. — Это прочувствовать надо, на своей шкуре испытать…
— Испытаю-испытаю, — заверил его Канин. — И, кстати сказать, в очень скором времени.
— Эхма… С чего бы начать?
— С атмосферы.
— Атмосферка та еще… — передернул плечами Григорий. — Прямо колотит всего, будто я пацан какой… Ты бы прокурора видел…
— Крутой мужик?
— Да баба она, баба! Молодая, красивая, а с таким взглядом! Аж мурашки по коже…
— А чего тут удивляться? — развел руками Артур. — Ты для нее кто? Преступник. И не простой воришка там или растлитель малолетних, а убивец!
— Да никакой я не убивец! Ты же знаешь! Я же тебе все как на духу!..
— Я-то знаю, что ты не зерно, а вот курица вряд ли… — мрачно сказал Канин. — Надо тебе кардинально менять тактику, Гриша. Переходи в наступление, не жди, пока адвокат твой чудо совершит. Не совершит, он давно уже со всеми договорился. Мой тебе совет, расскажи про то, как твоей семье угрожали, как следователь выбивал из тебя показания, но только не молчи! Молчание — золото, но не в твоей ситуации.
— Еще один совет? — хмыкнул Чернов. — Спасибо, конечно…
— А что, тебе уже что-то подкидывали?
— Ага, только полную противоположность… Чтобы я молчал, а иначе мою семью грохнут… Чтобы я признавался во всем, а иначе мою семью грохнут… Чтобы я взял на себя два трупа, а иначе мою семью…
— Грохнут… — закончил фразу Артур. — Это кто ж такой умник и благодетель?
— Да был тут один до тебя… Хайнцем звали…
— Погоди-погоди… — нахмурил брови Канин. — Случаем, не Хайнц Кунце?
— Случаем, он самый.
— Худенький такой, тощенький, в очочках?
— Верно.
— Да ты в своем уме?
— А что?
— Да он же стукач наипервейший! — задыхающимся голосом воскликнул Канин. — Профессиональный стукач! Кого он только не закладывал! У него еще фенечка такая была: чтобы выдать плохое вранье за правду, он вдруг напрочь забывал русский язык, начинал бекать и мекать…
— Знаю-знаю, проходили.
— Да как же ты с ним…
— Так это я уже потом все выяснил, после его освобождения…
…Через неделю после того, как Хайнц Кунце благополучно «освободился», Чернова совершенно неожиданно выдернули на свидание.
«У вас есть десять минут. Ничего друг другу не передавать, говорить громко и отчетливо».
Григорий даже мысленно не успел подготовиться к этому свиданию, не знал, что сказать, как себя вести, как смотреть Катюше в глаза.
— Папка…
В первый момент Чернову показалось, что сын не узнал его.
— Антоша? А что с мамой?
Выяснилось, что Порогин по каким-то своим соображениям разрешил свидание только Антону. Его логику понять можно: взрослая женщина — не наивный ребенок, от нее того и жди нежелательных для следствия действий и поступков. А мальчуган безобиден, он еще многого не понимает…
Искоса поглядывая на застывшего в дверях контролера, Антон запальчиво выкладывал отцу все последние новости, будто боялся, что не уложится в короткие десять минут. И про взрыв «жигуленка», и про дохлую собаку, и про странные телефонные звонки по ночам (низкий мужской голос таинственно извещал, что «ваш гроб уже готов, шьются белые тапочки»), и про мучения матери, которая вертится как белка в. колесе, но все без толку — ни одна из ее жалоб не нашла ответа, и про обыск (Порогин, сука, все-таки не сдержал обещание), когда оперативники перерыли всю квартиру, и про допросы.
— Верней, не допросы… — неуверенно поправил себя Антон. — Следователь просто разговаривал с нами, как бы по душам… Сначала с мамой, а потом со мной… Батя, а ты правда убил тех двоих?
— Сынок, ну что ты такое городишь? — едва сдерживал слезы Чернов. — Как ты мог даже подумать такое?…
— А следователь говорит, что они все равно это докажут, — перебил его сын. — Что тебе лучше самому признаться, сделать заявление!..
— Антошечка!..
— Ты слушай, батя, слушай!.. Это же две большие разницы!.. Одно дело, если ты признаешься сам, а совсем другое, если…
— Я никого не убивал, — сквозь зубы прорычал Чернов.
Ему даже в голову не приходило, что возможно такое: убеждать собственного сына, родную кровиночку, в том, что он не убийца, не душегуб! Неужели и Антошка ему уже не верит?
— Батя, следователь говорит, что они знают приблизительно, где ты спрятал трупы, но пока еще не нашли, — тараторил мальчишка. — Они найдут, батя, очень скоро найдут. А следователь говорит, что…
«Следователь говорит… Ах, как все обставил деликатно, подлец… Нет чтоб Порогину самому обо всем этом рассказать, так он как бы невзначай перекладывает свою „работу“ па плечи ребенка. Ну, хитрая бестия, психолог хренов… Ему бы в СС работать, вместе с дедушкой Хайнца…»
— …следователь говорит, что он не хочет подводить тебя под монастырь, что он ждет, пока ты сам… — Но Антошиным щекам уже катились крупные слезы, но он не мог остановиться. — Если ты сделаешь заявление и покажешь трупы, суд это учтет, скостит срок… — И взрыв: — Батя, тебе же «вышка» светит, ты хоть это понимаешь? Ты хоть о нас с мамкой подумать можешь?
Контролер прочистил горло, поправил ремень и отвернулся. Видно, эта душещипательная сцена его начала тяготить.
— Постой, сынок. — Григория вдруг словно молнией прошибло. — Следователь сказал, что он знает приблизительное место?
— Ну да!..
— А где это место?
«Только не это! Только не это!»
— Где-то в аэропорту. Они уже прочесали все и добрались до таможенного терминала, вскрывали контейнеры… Они уверены, что…
Вот все и встало на свои места, круг замкнулся. Милый, добрый сосед, невезучий наркокурьеришко… Как он сумел влезть в душу и тонко вывести Чернова на этот разговор… Григорий даже не заметил подвоха… «Два мужчины. Они имели нож. Я был счастлив, что не убил. А потом жалел. Фантазировал, как их убью и спрячу трупы». Кажется, все было именно так…
У Чернова была еще надежда, что это всего лишь совпадение, но надежда слабая, умирающая, дышащая на ладан.
— Батя, признайся… — размазывая слезы, жалобно умолял Антон. — Батя, и мама просит. Она не выдержит, если тебя… — Он не в силах был выговорить это страшное слово — «расстреляют», запнулся.