— И мама?
— Она плакала, бать… Она все время плачет…
Нет, надеяться не на что. Все уже подстроено.
Григорий принял решение почти мгновенно. Своя собственная судьба его уже почти не волновала, ему было наплевать на решение судьи (пять, десять, пятнадцать лет или «вышка» — большого значения не имеет, он все равно не сможет жить «на зоне»), но семья… Его семье угрожала смертельная опасность… Все эти звонки, угрозы, взрывы… Ясно, что это дело рук Порогина. И он вряд ли остановится… Он пойдет до самого конца…
— Эй, отведите меня к нему! — Чернов забарабанил в дверь, едва его привели в камеру со свидания. — Отведите немедленно! Я хочу сделать важное заявление!..
…За работой следственной группы Григорий наблюдал безучастно, с равнодушием приговоренного к вечной ссылке на Марс. Два мужских трупа были обнаружены там, где их и «должны» были обнаружить, — в одной из морозильных камер, в крошечном зазоре между задней стенкой и «забытым» контейнером с продуктами. Оперативники долго не могли отколупать насквозь промерзшие тела бывших агентов ФСБ от пола, а одному из них нечаянно откололи ступню…
— Да, дружок, — сокрушенно покачал головой Артур. — Вляпался ты по самые уши.
— Знаешь, я бы и не так вляпался, — вдруг горячо зашептал Чернов. — Только бы они Катю мою оставили в покое. А они ее, видать, довели…
— Как — довели? — не понял Канин.
— Не было Катюши моей на суде, понимаешь… Наверное, слегла…
МАВЗОЛЕЙ ЛЕНИНА
«Икарус» был набит до отказа. Публика подобралась что надо, сплошь иностранцы, отстегнувшие за прогулочку по достопримечательностям Москвы по сто «зеленых» с носа. Еще бы, такой экскурсии им не могло предложить ни одно агентство. Сказка, а не экскурсия!
Первый ряд кресел занимала группа японских телевизионщиков. Вероятно, они уже мысленно потирали ладони в предвкушении гигантского гонорара за материал-бомбу, который они вот-вот отснимут и передадут в Токио. Остальные места распределились между доверчивыми туристами из Англии, Германии, США и других благополучных стран.
— Справа от вас здания Малого и Большого театров, — вещал в микрофон Леня. — Творения великих мастеров зодчества шестнадцатого века…
— Восемнадцатого, дурак… — прошипела сквозь зубы Верочка, новая пассия Лени, которая, судорожно припоминая полученные в школе знания, старалась синхронно переводить его слова на английский.
— Примечательно, что в годы нашествия Наполеона Большой театр сгорел дотла, — невозмутимо продолжал Леня, непутевый братец Наташи Клюевой. — И лишь стараниями величайшего мастера зодчества Растрелли…
— Какой еще Растрелли? — опять зашипела Верочка.
— А какая им, на хрен, разница? — И Леня вновь поднес микрофон к губам: — …Лишь стараниями Растрелли памятник архитектуры был восстановлен в прежнем виде. А теперь посмотрите налево. Это гостиница «Москва». Любопытна история строительства этой гостиницы. Когда Сталину предоставили на выбор два проекта, он поставил подпись таким образом, что…
С трудом улавливая смысл переводимого (вернее, совсем не улавливая), иностранцы без интереса рассматривали огромное серое здание и терпеливо дожидались самого главного, ради чего они, собственно, и сели в этот автобус.
«Икарус» довольно долго кружил по центру города, затем покрутился около Поклонной горы, проехал мимо Триумфальной арки и наконец направился к конечной точке маршрута, к засекреченному объекту, доступ в который был открыт несколько дней назад и только для V.I.Р. (очень важных персон). Напряжение в салоне нарастало, туристы ерзали в креслах и перезаряжали свои фотоаппараты-мыльницы.
— Нет-нет-нет! — протестующе взмахнул рукой Леня. — Всяческая съемка категорически запрещена! Все свои причиндалы вам придется оставить в автобусе!
Японские телевизионщики напряглись, пытаясь уяснить, что означает это загадочное слово «причиндалы», а уяснив, впали в отчаяние. Прощайте, миллионы иен!
— Кажется, зацепило… — Леня лукаво подмигнул своей подружке. — Скажи им, что из каждого правила есть исключение.
Тем временем «Икарус» въехал в какой-то узенький переулочек и затормозил перед домом, под самой крышей которого сиротливо болталась выцветшая от времени и потерявшая всякую актуальность табличка: «ДК им. Ильича при троллейбусном парке № 7». Пустующие черные глазницы его окон красноречиво говорили о предстоящем сломе.
Пока непривычные к русской зиме туристы зябко топтались на тротуаре, Леня вел оживленные переговоры с режиссером-японцем о предоставлении ему эксклюзивного права на видеосъемку. Японец оказался прижимистым малым и никак не желал выкладывать требуемую сумму.
— Не хотите, как хотите, — пошел на стратегическую хитрость Леня. — Разговор окончен.
— Халасо-халасо! — тут же капитулировал японец и, покопавшись во внутреннем кармане пуховика, расстался с внушительного вида пачечкой долларов.
— Колян, сгоняй к ним, быстро, предупреди, — пересчитывая деньги, шепнул водителю Леня. — Все по местам, готовность номер один.
Водителя как ветром сдуло, а пара экскурсоводов с нескрываемой медлительностью повела группу через подворотню во двор.
— Сколько? — поинтересовалась Верочка.
— Три с полтиной, — с гордостью ответил Леня.
— Баксов?
— Их самых.
— А не много?
— Нормалек… Дармовых сенсаций не бывает.
— Шубу мне купишь?
— Отстань…
— Ну вот, сразу отстань… Жмотина несчастная.
— Ты другого времени не нашла? — Леня едва сдерживал себя, чтобы не замахнуться.
— Я просто волнуюсь… — закусила нижнюю губу Верочка.
Они вошли в парадное выселенного дома и остановились у лестницы. Доносившаяся откуда-то сверху траурная музыка, мерцающий свет стеариновых свечей и возложенные на ступени искусственные цветы навевали ощущение мистической таинственности. Лица экскурсантов сделались мрачными и сосредоточенными.
— Не разбегайтесь, встаньте здесь, — тихим, вкрадчивым голосом заговорил Леня. — Вот так. Мадам, пропустите ребеночка вперед, ему плохо видно.
Иностранцы безропотно повиновались, образовав правильный полукруг. Лишь японский оператор сохранил свободу передвижения и, выискивая лучший — ракурс, блуждал из одного конца парадного в другой.
— Прежде чем мы поднимемся в усыпальницу, позволю себе небольшое отступление, — стараясь не попадать в объектив камеры, Леня как бы невзначай крутился из стороны в сторону. — В октябре тысяча девятьсот сорок первого года, когда фашистские войска стояли под Москвой, ставка главнокомандующего приняла решение эвакуировать забальзамированное тело Владимира Ильича Ленина из столицы в Свердловск. Кто не знает, есть такой городок в Сибири. Но во время переезда по железной дороге случилось несчастье. — Леня скорбно опустил голову. — Стеклянный гроб вождя разгерметизировался, и миллиарды вредных микробов за каких-то несколько минут перечеркнули многолетние труды ученых. Тело Владимира Ильича начало неумолимо разлагаться… Для того чтобы восстановить Ленина в прежнем, так сказать, пер' возданном виде, требовалось очень длительное время, и именно по этой причине после войны в мавзолее была выставлена восковая копия Владимира Ильича. Иными словами — хорошо выполненная подделка, которую прислали из музея мадам Тюссо.
А разве был другой выход? Не оставлять же великую страну без святыни, правда? Народ бы не понял, не простил. Мы сейчас с вами находимся в суперсекретной лаборатории, где люди в белых халатах колдовали когда-то над израненным телом Владимира Ильича. В конце концов они добились своего — Ленин стал как новенький. Но для того, чтобы возвратить его на прежнее место, нужно было полностью модернизировать мавзолей, оснастить его современной, высококачественной аппаратурой, перестроить внутренние помещения… Начались работы. Разумеется, велись они секретно. Правительство выделило для нужд строителей колоссальные субсидии, но, как назло, в этот самый момент умер Сталин, а на его место пришел Берия. Сами понимаете, новая метла метет по-новому…
— Кто такая «метла»? — спросила загорелая старушка с крошечным пекинесом на руках.
Верочка подробно объяснила ей значение русской пословицы и посмотрела с мольбой на Клюева:
— Можно попроще?
— Можно, я уже закругляюсь. — Леня увидел водителя «Икаруса», который, перевешиваясь через перила на втором этаже, делал условные знаки: мол, все готово, можно запускать. — Итак, на чем мы остановились? Ах да. Сталин умер, и о Ленине сразу как-то подзабыли. Работы по перестройке мавзолея свернулись, а натуральный Владимир Ильич до сих пор покоится здесь, под неусыпным присмотром специалистов.
— Во сколько Ленин обходится государству? — опять подала голос дама с собачкой. — Наверное, это недешево — поддерживать труп в приличном состоянии вот уже…
— Семьдесят два года, — подсказал ей Леня. — Точные данные о стоимости бальзамирования засекречены, но из достоверных источников нам стало известно, что… — он понизил голос до шепота, — …что каждый день из государственного бюджета поступает пятьсот тысяч американских долларов…
Экскурсанты выразили свои эмоции восхищенным гулом, а кто-то из них с помощью калькулятора пытался подсчитать всю сумму, истраченную на «обработку» Ленина со дня его смерти.
— А теперь, — Леня сделал рукой приглашающий жест, — прошу вас, господа.
На площадке между лестничными пролетами стояла большая коробка с музейными тапочками. Туристы покорно облачились в расхристанные бахилы, закрепили их на ногах веревочками и, будто на коньках, заскользили по длинному коридору, стены которого были покрыты черной материей. Громкость траурной музыки усилилась. Где-то совсем рядом промелькнула крыса, волоча за собой полуметровый хвост, но, к счастью, ее никто не заметил.
Два широкоплечих молодца в строгих плащах и черных очках стояли возле двери, один из них был в наушниках — держал с кем-то постоянную связь. При виде экскурсантов парни набычились, их руки непроизвольно потянулись за пазуху…