Дети — Максим и Леночка — расплылись в улыбках, а супруг Федор Иванович остановился в дверях кухни и стал солидно прокашливаться, готовясь к приветствию.
Наташу всегда забавляло, каким образом распределялись роли в семействе Дежкиных.
Федор Иванович был, так сказать, официальным главой дома. Он всегда восседал за обеденным столом на почетном месте, первым начинал трапезу и авторитетно высказывался по всем без исключения вопросам, касающимся как внутрисемейных дел, так и глобальных общеполитических проблем, ни секунды не сомневаясь при этом, что его мнение интересно всем и каждому и для всех имеет решающее значение.
Остальные уважительно заглядывали ему в рот, но делали все по-своему.
Зато с Клавдией все обязательно спорили, сын снисходительно хмыкал, дочь скептически подергивала плечиками, Федор Иванович раздраженно отмахивался, но делали именно так, как она говорила.
— Здравствуйте, Наталья Михайловна, — выступая на авансцену, пробасил Дежкин, — давненько вы к нам не заглядывали, ой давненько!..
— Погоди, — всплеснула руками Клавдия, — дай человеку в квартиру войти сначала!
— Ты мне рот не затыкай, — обиделся глава семейства, — я с Натальей Михайловной поздороваться хочу.
— Здравствуйте, Федор Иванович! — сказала Наташа. — Не виделись мы и вправду давно, но вы не меняетесь. Все такой же интересный мужчина.
— Ну, — зарделся Дежкин, — не преувеличивайте.
Максим и Лена поглядели друг на друга и перемигнулись.
— Я в комнате накрывать не стала, — сообщила Клавдия, — решила: посидим на кухне, по-домашнему. Не возражаешь?
Кухня в квартире Дежкиных служила одновременно и гостиной, это Наташа уяснила для себя давным-давно. Здесь было уютно, и чувствовалось, что жизнь семейства протекает именно тут.
На столе стоял электрический самовар, несколько вазочек с вареньем и на тарелке дымилась высокая горка блинов.
— Самовар я для красоты поставила, — сказала хозяйка, — а чайник уже поспел. Садись где удобнее.
— …Вот что, Клавдия Васильевна, — произнесла гостья, когда первая порция блинов была съедена и все расслабились, и можно было наконец обратиться к рабочим проблемам, не опасаясь, что разговор будет докучать остальным членам семейства.
Все разбрелись, кто куда: Федор Иванович отправился читать газеты у телеэкрана, Максим возвратился к азартной компьютерной игре, а Леночка, запершись в своей комнате, повисла на телефоне, и до слуха Наташи доносились обрывки фраз: «А правда, он симпатичный?… Ну мне, конечно, наплевать, но Колтуцкая так за ним бегает, аж неприлично!..» Словом, Клюева и Дежкина остались вдвоем у самовара, и Клавдия кивнула Наташе: ну давай, мол, выкладывай, что у тебя за проблемы, и Наташа, приободрившись, произнесла:
— Вот что, Клавдия Васильевна, мне очень нужен ваш совет. Даже не знаю, с чего начать…
— А ты не волнуйся и начни с начала.
— Если бы я могла понять, где оно, это начало! — вздохнула Клюева. — Еще вчера мне казалось, что все яснее ясного, а теперь… Я запуталась. Вы помните, я вам вкратце рассказывала об обстоятельствах дела о контрабанде в Шереметьеве?
— Разумеется. И Игорь мне рассказывал, Порогин, который следствие вел. Так что, можно сказать, я-человек всесторонне информированный.
Наташа задумчиво повертела в руках чайную ложечку.
— Все документы свидетельствуют о том, что главарем банды был некий бывший кавалерист…
— Чернов, насколько мне помнится…
— Именно. Система доказательств его вины железная. Я еще удивлялась, насколько грамотно факты уложены в единый узор… А теперь…
— Разве что-то изменилось?
— Нет, — замотала головой Наташа. — Чем больше я перечитываю материалы, тем больше убеждаюсь в виновности этого Чернова. И на суде я его таким увидела, каким ожидала увидеть: знаете, тяжелые черты лица, вот так опущенные уголки рта, а взгляд прямо-таки звериный, до того злобный!..
И он сам признается во всех совершенных им преступлениях, ни от одного не отказывается, прямо как по маслу!..
Клавдия внимательно поглядела на собеседницу и выдержала паузу, прежде чем произнести:
— Так что же тебя смущает, Наташенька?…
— Если бы я могла понять!.. — отчаянно повторила Клюева. — Слишком гладко все получается. Есть преступления, есть преступник, все доказано, свидетельские показания не подлежат сомнению… Все правильно! И все-таки…
— Да?
— Клавдия Васильевна, — Наташа с отчаянием ухватила Дежки ну за руку и заглянула в глаза, — скажите, часто ли вы встречались с тем, чтобы на суде человек изо всех сил старался казаться хуже, чем он есть на самом деле?…
— Что ты имеешь в виду?
— Он, этот Чернов, не говорит, а огрызается. Во время процесса он глядит на меня, государственного обвинителя, с такой неприкрытой ненавистью, с таким презрением, словно жаждет, чтобы я была максимально настроена против него, чтобы настаивала на высшей мере наказания. Он совершенно игнорирует любые попытки собственного адвоката хоть как-то смягчить его участь…
— Что ж, чужая душа — потемки, — уклончиво отвечала Клавдия. — Не забывай, что у него на счету два убийства, организация настоящего подпольного картеля. Может, человека совесть замучила…
— Что-то не похоже. Я не заметила в его поведении ничего, что свидетельствовало бы о раскаянии. Напротив, он ведет себя чрезвычайно вызывающе, явно понимая, что губит себя!..
— Ну, значит, изображает сильную личность. Я сталкивалась с подобным. Преступник с психологией сверхчеловека. Мол, все вокруг — насекомые, и он один вправе решать, кому жить, кому — нет, кого казнить, кого — миловать. Это как раз достаточно характерно для закоренелых убийц — презрительное отношение ко всем и вся, надменность, агрессивность…
— То-то и оно! Вы ведь не станете оспаривать, что по совершенным преступлениям можно судить о характере преступника, верно? Я не один раз пыталась себе представить, какими чертами должен обладать человек, заваривший всю эту кашу. Его хитрость и изворотливость несомненны. Он осторожен и необычайно умен. Он умеет выйти сухим из воды даже в самых критических ситуациях… Так вот, это чей угодно портрет, но только не Чернова. Какая уж тут хитрость, если он даже ни разу не бросил на судью заискивающего взгляда. А судья такая дамочка, которая от мужских взглядов просто млеет, если бы он на нее посмотрел выразительно и со значением, она бы за него сражалась пуще адвоката!.. Но он… Он даже не пытается выторговать для себя ни малейшего снисхождения… Я все думаю: неужели он, с этой его самолюбивой повадкой, стал бы прятаться за чужие спины, звонить по телефону подельникам и менять голос?… Да никогда!..
Наташа перевела дух и поглядела на Дежкину с таким видом, точно ждала немедленной поддержки и одобрения.
Однако Клавдия молчала.
Она не спеша наполнила кипятком чашку, опустила в нее заварочный пакетик и принялась помешивать ложечкой, дожидаясь, когда вода примет красновато-коричневый оттенок.
— И еще, — сказала Наташа, — вы сами об этом упомянули, когда мы разговаривали в последний раз по телефону… Когда все улики гладко пригнаны одна к другой, против воли начинаешь думать о подвохе. А в случае с Черновым эти ваши слова справедливы вдвойне. Он умудрился ни разу за несколько лет не показаться на глаза сообщникам и руководить всем предприятием, оставаясь в глубокой тени. А теперь вдруг находится масса фактов, один красноречивее другого, и каждый факт обвиняет Чернова не косвенно, а самым что ни на есть прямым образом. Объясните мне: как такое возможно?…
— Бывают разные ситуации… — негромко произнесла Клавдия, и Наташа безошибочно уловила в ее голосе ноту сомнения.
Дежкина поднялась из-за стола, заглянула в навесной шкаф, из глубины которого тускло поблескивали банки с вареньями и всякими вкусностями, потом ополоснула оставшиеся после домочадцев блюдца.
Клюева наблюдала за ее действиями, все более убеждаясь в том, что Клавдия просто-напросто пытается выиграть время и хорошенько обдумать сказанное ею.
Наташа не торопила хозяйку дома. Она знала, что сейчас услышит нечто важное.
— Вот что я тебе скажу, Наташенька, — наконец проговорила Дежкина, вновь усаживаясь за стол. Добродушное лицо ее теперь было серьезно и непривычно сосредоточенно. — Вот что я тебе скажу, милая моя. Наверное, я виновата перед тобой, а пуще — перед этим незнакомым Черновым, кто бы он ни был. Ведь именно я первая подсказала Игорю, кто мог бы быть главарем банды…
— Вы?!
— Увы. Разумеется, я не назвала конкретную фамилию, — ее я знать не могла, — но предупредила Игоря, что может появиться на горизонте человек, который поведет себя так-то и так-то, и что он, по всей вероятности, и есть искомое лицо. Игорь и ждал, а появился Чернов. Все остальное было делом техники. Так вот, — мрачно процедила Клавдия, — сегодня я думаю, что назвала в общем-то случайные приметы, Они могли быть свойственны поведению как преступника, так и ни в чем не повинного человека. А Порогин уже двигался в подсказанном мной направлении и даже не пытался держать в поле зрения другие возможные версии. Он мастерски провел расследование, ни в чем не хочу его упрекнуть, да и не могу, однако с моей подачи это расследование оказалось изначально предвзятым, по крайней мере по отношению к Чернову. — Дежкина вздохнула и устало провела ладонью по лицу. — Это все, что я знаю. Правда, сказанное мною не означает, что этот ваш Чернов невиновен. И все-таки сегодня я в большей степени, нежели вчера, допускаю, что он МОЖЕТ БЫТЬ невиновен. По крайней мере, меня все эти громкие факты, приведенные в деле, скорее настораживают, чем убеждают. Я рада, что оказалась не одна в этих сомнениях…
Наташа опустила взгляд. Она была в некотором замешательстве.
Набирая номер телефона Дежкиной, она рассчитывала, что Клавдия развеет ее подозрения и убедит, что все идет как надо, что Чернов виновен и она, прокурор, должна требовать у суда высшей меры наказания, что ее долг — не поддаваться минутной слабости и не искать в темной комнате кошк