погрозить и опять же терпеливо дожидаться милиционеров. А поступишь иначе, стукнешь молодца дубинкой по хребту — себе дороже, доказывай потом, что не превысил полномочий. Глупость? Глупость. К контрабанде и контрабандистам Чернов тоже никакого отношения не имел — это проблемы таможни. Но зато если в аэропорту вдруг случается какое-нибудь ЧП — все гневные взоры незамедлительно устремляются на службу безопасности, а «сверху» раздаются возмущенные возгласы:
— Как же так!.. По вашей вине!.. По вашему недосмотру!.. Мы зачем вас на работу брали? Зачем мы вообще эту службу организовывали?…
И за этим следуют выговоры и нагоняи.
«Бред сивой кобылы», — равнодушно пожимая плечами, думал про себя Чернов. И тут же ему становилось неловко от этого сравнения. Ведь кобыла — это лошадь. А лошадь для Григория — понятие святое.
А еще Чернов любил неспешно прогуливаться по «нейтральной зоне», заходить в магазинчики беспошлинной торговли и присматривать какую-нибудь полезную вещицу, которую он обязательно купит в день получки. В принципе это запрещено — появляться в нейтральной зоне.
Но для того, чтобы пересечь границу родины, нужно было всего-то толкнуть никогда не запираемую дверцу; поэтому все плевали на запрет, даже уборщицы с носильщиками.
Этот день был в каком-то смысле знаменательным. Непосредственный (и единственный) начальник Чернова забюллетенил, так что теперь вся ответственность легла на плечи Григория Михайловича. Совершив очередной обход, он взглянул на часы и, обнаружив, что вот-вот начнется обеденный перерыв, поспешил в служебный буфет, чтобы оказаться первым на раздаче.
В дверях Чернов столкнулся нос к носу с майором Ярошенко, начальником отделения милиции. Тот, видно, уже перекусил.
— Как делишечки?
— Нормально, а у вас?
— Тоже ничего. Служим вот потихонечку.
Душевный разговор.
Григорий с первого дня предпочел этот буфет всем остальным, потому что его окна выходили на летное поле. Вид взлетающих и приземляющихся самолетов действовал на Чернова успокаивающе, что-то вроде валерианы. Сидишь себе, лопаешь суп и созерцаешь.
— Прывет, товарыш начальнык! — окликнул Григория черный как смоль негритос, смахивавший с соседнего стола хлебные крошки. Белый халат, накинутый на его голый торс, смотрелся как-то вызывающе.
Чернокожего парня звали Мбу, родом он был из Уганды. Полетел больше года назад из Кампалы в Москву, в самолете порвал на мелкие кусочки свой паспорт и спустил их в унитаз. Бедняга думал, что без паспорта ему легче будет попросить убежище в России. Но убежище ему не предоставили, а обратно в Уганду уже не пускали. Вот и торчит Мбу до сих пор в «нейтралке» и даже стал своеобразной достопримечательностью аэропорта. Во всяком случае, дольше него находиться в «небытии» еще никому не удавалось. И совсем бы ему было худо, если бы начальник аэропорта не разрешил подработать в буфете, устроил его на полставки.
Разумеется, разрешение это было негласным.
— Будь здоров, Мандейла, — отозвался Чернов. — Ну что? По родине скучаешь?
— Да ну ее кы черту! — скривился парень. — Там война.
— А ты пацифист?
— Что? — в русском языке для чернокожего Мбу было еще много белых пятен. — Просты, начальник, нэ понял.
— Ладно, это я так… — Чернову стало скучно, и он снова отвернулся к окну.
Прямо под ним, недалеко от грузового терминала, только что «припарковался» брюхатый «ИЛ-76». Даже сквозь звуконепроницаемые стекла была слышна мощь его реактивных турбин. Лежащая на блюдце чайная ложечка задребезжала.
Григорий Михайлович бездумно наблюдал за тем, как медленно распахнулись створки люка и опустился трап гигантского самолета, как из терминала выехала черная «Волга» и остановилась под правым крылом, как из «Волги» вышел шофер и открыл заднюю дверцу, как (тут взор Чернова сделался более осмысленным)… из чрева «илюши» показались смазанные силуэты трех людей в милицейской форме. Один из них тяжело опирался на плечи двух других и прихрамывал.
Чернов сгреб остатки гречневой каши в кучку, поднес тарелку к губам и вилкой отправил еду в рот.
Хромоногого уже усадили в черную «Волгу», и водитель о чем-то переговаривался с милиционерами, прикрывая ладонью ухо.
«Чем в самолете можно себе поранить ногу? — подумал Григорий. — Надо же умудриться, чудило!.. И куда это вообще милиционеры летали?…»
«Волга» уехала. Милиционеры побрели к зданию аэропорта. А через несколько минут началась разгрузка.
Чернов вытряхивал из стакана компотные сухофрукты, когда из самолета выкатил первый автокар, неся перед собой в железных лапах металлический контейнер.
Отобедав, Чернов взял у буфетчицы пакетик с мясными объедками (у них уже была на этот счет договоренность) и направился к таможенному терминалу. Там, в крошечном темном закутке между контейнерами, два дня назад ощенилась приблудная сука. Чернов узнал об этом случайно (кто-то из знакомых сказал), тут же отыскал большую картонную коробку из-под телевизора, устроил собачонке уютный домик и теперь регулярно ее подкармливал.
Сука, поначалу относившаяся к нему с подозрением (а вдруг украдет щенков?), сейчас радостно колбасилась вокруг Чернова и преданно заглядывала ему в глаза.
— Ешь, тварь божья… — Григорий положил пакетик на пол и отошел в сторонку. — Ешь-ешь, никто не отнимет. Взял бы я тебя… Но, боюсь, Катюха будет против…
В этот момент в дальнем конце терминала распахнулись громадные ворота, и на бирюзовом фоне полуденного неба вырисовался приземистый автокар. Тот самый. Вслед за ним в терминал въехал еще один с таким же контейнером, на котором была табличка «РОС.МОС.Ш-2».
Чернов огляделся. Вдоль стен выстроились массивные ряды контейнеров, прибывших сюда со всех концов земли и ждавших своей очереди на растаможивание. Но ни на одном из них не было «РОС.МОС.Ш-2». Были другие сокращенные названия стран, городов и аэропортов, откуда доставлялся груз, — «U.S.N.Y.JFK.», «U.K.LON.HIT.», «FRA.PAR.ORL.», «JAP.TOK.HEN»…
«Как же так? Отправили из Москвы и получили в Москве? Наверное, что-то случилось в полете, и самолет вернулся», — решил Чернов, вспомнив хромого милиционера.
Но твердой уверенности в правоте своего решения Григорий не имел. В общем-то это мелкое несопоставление его совсем не беспокоило, ему просто вдруг стало любопытно, как может стать любопытно любому человеку, будь то замначальника службы безопасности аэропорта или же библиотекарь в клубной читальне.
И, повинуясь своему любопытству, Чернов поинтересовался у водителя автокара:
— Откуда рейс?
— А что?
— Да так просто, — замялся майор, машинально поправляя козырек фуражки. — По долгу службы…
— Не знаю. Нам не сообщают. Да и зачем?
— Ну да, ну да… — покачал головой Чернов.
Он еще раз по-хозяйски прошелся по залу вылета. Вроде все спокойно, никаких нарушений, ребята на местах. Это радует. Затем Григорий спустился на первый этаж, изучил обстановку в зале прилета и, остановившись у левых ворот, приложил щеку к сплошной стеклянной стене, отделявшей встречающих от таможенных секций.
Катюша не сразу увидела его (сосредоточенно изучала рентгеновские снимки чемоданов, сумок и баулов, которые медленно двигались на экране монитора, и не замечала, как каждые пять секунд сдувает со лба непослушную прядь белокурых волос), а когда увидела, сразу заулыбалась, показала знаками, что сейчас выйдет. Чернов замахал рукой, мол, не надо, я без дела, просто одним глазком хотел взглянуть. Но Катюша уже попросила коллегу подменить ее на минутку, вылетела из-за стойки, и вот она уже рядом, обнимает Григория, прижимается к его груди.
Еще совсем недавно он не бывал дома по одиннадцать месяцев в году, но разлуку с семьей переносил на удивление легко. А теперь, когда они даже работают рядом, буквально в десяти метрах друг от друга, Чернов пользуется любой возможностью, чтобы свидеться с Катюшей и жалеет, что обеденный перерыв у нее в другое время.
Постарел?…
— Я сегодня раньше освобожусь, — сказала она. — В шестнадцать двадцать пять турецкий чартер прогоним, а потом двухчасовое окно.
Милая Катюша. Если бы не ее понимание, если бы не ее терпение… Она ни разу не упрекнула его, когда он находился в депрессии после отставки и откровенно бездельничал, целыми днями валяясь на диване, а она вкалывала за троих, да еще возилась с сыном, с этим дылдой-акселератом…
И сейчас Чернову показалось, что нет лучше должности, чем та, которую он получил (не без Катюшиной помощи) полторы недели назад. Ну нет! Не может быть!
…Тяжелый рабочий день как-то незаметно подошел к концу. Чернов передал ключи от кабинета дежурному и в который раз попросил, чтобы тот не приводил женщин, прекрасно сознавая, что похотливому молоденькому лейтенантику все его просьбы по фигу.
В половине пятого Григорий уже поджидал Катюшу у выхода, сидя за рулем старенького «жигуленка». Он опять глубоко задумался, а, возвратившись в реальность, неожиданно обнаружил прямо перед собой шофера черной «Волги», той самой, что увозила куда-то хромого милиционера. Или это не он? Во всяком случае, очень похож.
— Это я тебе говорю!.. Тебе чье мнение дороже? Мое или Жорика? — возмущенно орал парень в трубку сотового телефона.
При этом его взгляд был устремлен куда-то в глубь аэропорта. Должно быть, белобрысый кого-то ждал.
— Эй! — окликнул его Григорий.
— Это вы мне? — Парень отстранил трубку от уха и только после этого заметил, что он сидит на краешке капота черновского «жигуленка». — Ой, пардон…
— Да сиди, сиди! Я только спросить хотел, что случилось с тем милиционером.
— С каким милиционером?
— Ну ты его еще на своей «Волге» повез.
— Куда повез?
— Я уж не знаю. Тебя хотел спросить.
— А вы кто?
— Я из службы безопасности аэропорта, но это к делу не относится. Я просто из любопытства.
— Перезвоню, — белобрысый отправил телефон в карман пиджака и смерил Чернова изучающим взглядом. — Из любопытства?