— Перерыв тридцать минут! — объявила она и через мгновение скрылась за дверью служебной комнаты.
Наташа не тронулась с места.
Нельзя расслабляться. После перерыва начнется самое главное. Нужно доказать виновность подсудимых, и в первую очередь виновность Чернова в двойном убийстве. Доказать самой. Неопровержимо. Все прежние признания и показания она уже не будет брать в расчет. Как это ни странно звучит, но все надо будет начинать заново.
Наташа прикрыла глаза и, наверное, в тысячный раз мысленно выстроила порядок предстоящего допроса…
Адвокат Чернова тоже решил использовать перерыв с пользой для дела и поспешил к своему клиенту. Он чувствовал, что тот каким-то образом водил его за нос, но обличить Григория был не в силах. Опыта не хватало.
Это было всего лишь второе дело адвоката Бобкова. Первое он проиграл. Если проиграет и это — пиши пропало, с таким дебютом о блистательной карьере нечего и мечтать.
— Григорий Михайлович, поймите меня правильно… — Перегнувшись через огораживающие скамью подсудимых перила и вытянув свою жирафью шею, он дотянулся тубами до левого уха Чернова. — Между мной и вами не должно быть никаких тайн… Я твердил вам это на протяжении полугода и повторяю вновь. Григорий Михайлович, если вы что-то скрыли от меня, если вы не сказали мне всей правды… Я же не смогу вас защитить!..
— Не нужно меня защищать… — хмуро ответил Григорий.
— Что же вы говорите такое?…
— Я не врал вам.
— Честно? Не врали?
— Не врал…
— Поклянитесь!..
— Кто я тебе? — ухмыльнулся Чернов. — Пионер, что ли?
— Григорий Михайлович, между адвокатом и клиентом должна быть невидимая связь, основанная на полном доверии…
— Где же ты раньше-то был со своей связью? — с ненавистью посмотрел на него Чернов. — Почему ты пропадал месяцами?…
— Я? — Бобков чуть не задохнулся от растерянности. — Я работал…
— Вот и иди работай!.. Что ко мне пристаешь? Где твое место?
— Так нельзя… — Адвокат попятился на полусогнутых ногах к своему столику. — Вы допускаете непростительную ошибку… Вы не должны так… Вы ставите меня в неловкое…
КАКАЯ ПОГОДА?
— Ольга Тимофеевна, где вы находились пятого апреля сего года приблизительно с четырнадцати до двадцати часов? — обратилась Наташа к первому свидетелю обвинения, моложавой бабульке в легкомысленной шляпке с перышком.
— Я была на даче.
— А где ваша дача?
— В деревне Чепелево, садово-огородническое хозяйство «Дружба».
— Скажите, вы знакомы с этим человеком? — Наташа указала рукой на Чернова.
— Да.
— Вы можете назвать его имя и фамилию?
— Это Гриша Чернов, наши участочки рядом. Мы часто захаживали друг к другу в гости… Гриша очень хороший человек.
Это к делу не относится, — сказала Самулейкина. — Вы видели Чернова пятого апреля с четырнадцати до двадцати?
— Да, видела, — кивнула старушка. — Несколько раз.
— Расскажите поподробней, — попросила Наташа.
— Поподробней… — Ольга Тимофеевна надула губки. — Утром Гриша отвез в город Катеньку и Антошу.
— Когда именно утром?
— Часов в десять… А где-то около двух вернулся.
— Один?
— Нет, с ним были двое мужчин.
— Вы их знаете?
— Впервые видела.
— Вы могли бы описать их внешность?
— Могла бы… Один такой высокий, а другой пониже ростом. — Бабушка смолкла.
— И это все?
— Я не старалась разглядеть их особо, да и расстояние было неблизкое…
— Как же неблизкое? Вы же сами сказали, что ваши участки совсем рядом.
— Так-то оно так, но… Понимаете, в тот день снежок пошел сильный. До этого все растаяло и даже солнышко припекать начало, а пятого опять снова-здорово… Ну я в доме и отсиживалась, печку растопила; сериал какой-то по телику смотрела. Слышу, автомобиль шуршит. Ну я выглянула в окошко — а там Гриша с двумя мужчинами.
— И рассмотреть мужчин вам помешал снег?
— И он тоже.
— А что еще?
— Вот… — Ольга Тимофеевна достала из сумочки очки? — У меня минус восемь.
— Ого! А почему же вы их сейчас не носите?
— Как вам сказать?… — смутилась старушка. — Стесняюсь… Говорят, они мне не идут…
— Ну хорошо… — подытожила Наташа, хотя хорошего ничего не было, Ольга Тимофеевна пока Америки не открыла. — И что они делали? Я имею в виду Чернова и двух незнакомых вам мужчин.
— Ничего… Вышли из машины — и сразу в дом.
— А как эти мужчины выходили из дома, вы видели?
— Нет. Я слышала только, как машина отъехала.
— Когда это было?
— Вас время интересует?
— Да-да, конечно.
— Ближе к вечеру, уже темнеть стало.
— Значит, вы только слышали шум отъезжающей машины, но саму машину не видели?
— Совершенно верно.
— А вы уверены, что это был автомобиль Чернова?
— Да. Когда я вышла за дровами, ее уже не было. Насколько я помню, Гриша оставлял свою лошадушку прямо у крыльца.
— Какую лошадушку? — сердито спросила Самулейкина.
— Ну машину… Это я образно выразилась… Гриша же любил лошадей.
— Это суд не интересует.
— И все-таки — вы не можете поточнее припомнить время, когда вы слышали шум отъезжающей машины?
Наташа сдула упавшую на лоб прядь белокурых волос. — В начале апреля темнеет рано, часов в шесть — в семь.
Да, часов в шесть — в семь, — согласилась с ней Ольга Тимофеевна.
— Так в шесть или в семь?
— Темнеет?
— Что темнеет, это мы уже выяснили. Лучше скажите, когда вы слышали шум отъезжающей машины.
— Я не помню, — испуганно сжалась бабулька. — Ей-богу, не помню!.. Что темнеть начало — помню, а сколько было времени…
— А выстрелы вы слышали?
— Выстрелы? — еще больше испугалась Ольга Тимофеевна. — Нет, выстрелов я не слышала.
— А какие-нибудь звуки, схожие с выстрелами?
— Я вообще не знаю, как звучат выстрелы…
— Вы фильмы про войну смотрели? — улыбнулась Наташа. — Вот так и звучат.
Фильмы смотрела… Но ничего такого в тот день не слышала. У меня, знаете ли, телевизор громко работал.
— Можно? — поднял руку Бобков.
— Спрашивайте, — напыжилась Нина Ивановна.
— Ольга Тимофеевна, — адвокат Чернова распрямился во весь свой баскетбольный рост, — вы уверены в том, что видели утром пятого апреля Антона Чернова, сына подсудимого Чернова?
— Да-да, я же уже говорила…
— А какое это имеет отношение к делу? — вновь встряла судья.
— Видите ли, уважаемая Нина Ивановна, в связи с тем, что наш суд никак нельзя назвать объективным для обеих сторон, в смысле, для обвинения и защиты…
— На что вы намекаете?
— Нет-нет, не то, что вы подумали, — примирительно развел руки Бобков. — Просто адвокату иногда приходится подчищать огрехи следствия, если оно пропустило какое-то несоответствие в показаниях…
— В чьих показаниях?
— Я и хочу в этом разобраться, если позволите.
— Хорошо, — после недолгого раздумья смилостивилась Самулейкина. — Свидетель, отвечайте на вопрос.
— А что он спросил? — рассеянно улыбнулась Ольга Тимофеевна.
— Вы уверены в том, что утром пятого апреля видели Антона Чернова?
— Да, уверена, я ж не сумасшедшая!.. Гриша отвез его и Катеньку в город.
— А как долго семья Чернова полным сбором находилась на даче?
— До или после?
— До.
— Два или три дня…
— А точнее?
— Два или три, — повторила старушка.
— А сами вы когда приехали на дачу?
— В начале марта.
— А что ж так рано? — Бобков обернулся к стенографистке. — Это не для протокола.
— Не для протокола разговаривайте со свидетельницей у себя на кухне!.. — хлопнула по столу ладонью Самулейкина.
— Меня дети отвезли… — жалобно произнесла Ольга Тимофеевна. — Сказали, что дачу сторожить надо, бомжи разворуют…
— Молчите! — приказала ей судья.
— Свидетельница уже удовлетворила мое любопытство. А теперь для протокола. Скажите, а Антон был здоров?
— В каком смысле? — насторожилась бабушка.
— В физическом. — У Бобкова вырвался нервный смешок. — Мальчик не болел?
— Я не знаю…
— Он выглядел больным? Быть может, у него было перевязано горло шарфиком?
— Насчет шарфика ничего не могу сказать, — покачала головой Ольга Тимофеевна. — Но мальчик забегал ко мне перед самым отъездом, отдал мне спички. Они одалживали… Нет, он был вполне здоров.
— Спасибо большое, — сказал Бобков.
— И где же ваше несоответствие? — язвительно ухмыльнулась судья. — Я что-то не заметила.
— Для этого мне надо допросить моего клиента.
— А я могу идти? — рассеянно огляделась по сторонам Ольга Тимофеевна.
Самулейкина отпустила старушку и, прежде вызвать следующего свидетеля, скрепя сердце выделила-таки минутку Бобкову. Ей самой вдруг стало интересно, как адвокат будет выворачиваться из щекотливой ситуации, которую сам же себе и устроил. Несоответствие у него, видите ли. Ну-ну…
— Ну-ну, — вслух произнесла она.
— Григорий Михайлович, во время следствия вы умолчали о том факте, что утром пятого апреля вы отвозили в город семью, — обратился Бобков к Чернову. — Почему?
— Меня никто не спрашивал…
— Ну как же? Вас разве не просили подробно восстановить все события, происходившие пятого апреля?
— Просили, — кивнул Чернов. — Но где-то начиная с двенадцати часов, с момента моей встречи с Ротовым и Бортниковым. Я все рассказал, как было…
— Ну что ж, давайте восполним этот пробел, — предложил Бобков. — Итак, ранним утром пятого апреля вы на своем автомобиле отвезли семью в город, так?
— Так.
— И часто вы выезжали с семьей на дачу?
— Когда как… Старались каждые субботу-воскресенье, но не всегда получалось…
— А пятого апреля Антоша был здоров?
— Да что вы привязались к этому Антоше? — вскипела Самулейкина. — Думаете, если вы будете задерживать рассмотрение дела, это вам как-нибудь поможет?
— Я думаю, что пятого апреля все здоровые дети должны были идти в школу!.. — в тон ей вскипел адвокат. — Потому что пятое апреля — это пятница!