— Ну?
— Это его голос!
— Ошибки быть не может?
— Какая там ошибка! — Положив кроличью шапку на стол, Игорь присел напротив. — Все тютелька в тютельку!
— Рогалик хотите? Я не трогала.
— Нет, спасибо, — замотал головой Порогин. — А хотя — давайте! Ну как там вообще?
— Все нормально. Вот только Величко…
— А что — Величко? — рогалик замер на полпути ко рту.
— Мы договорились с Бортниковым и Ротовым о встрече, — опустив взгляд на свои ботинки, монотонно бубнил Чернов. — Я должен был забрать их в полдень у аэропорта, у них смена заканчивалась. Ну, я приехал чуть пораньше, ждал их в машине.
— Когда вы приехали в аэропорт? — спросила Наташа.
— В половине двенадцатого, немного не рассчитал.
— Под каким предлогом вы назначили встречу с Ротовым и Бортниковым?
— Под обычным. Поболтать, выпить.
— А как вы вообще познакомились с Ротовым и Бортниковым и на чем строилось это ваше знакомство?
— Мне сообщили, что к нам внедрили двух агентов.
— Кто сообщил?
— А это важно?
— Отвечайте на вопрос! — строго потребовала судья. — Не пререкайтесь!
— Мне сообщил об этом майор Ярошенко.
В этих словах вряд ли можно было отыскать что-то смешное, но тем не менее Ярошенко широко улыбнулся.
— Лично сообщил? — Наташа отметила про себя эту странную улыбку, но объяснения ей пока не находила.
— Нет, по телефону. Он не знал меня в лицо.
— Вы представлялись майору Ярошенко как Хлыст?
— Да…
— Теперь о знакомстве с Ротовым и Бортниковым.
— Ну, я сам спровоцировал наше знакомство.
— Как и где?
— Уже не помню конкретно…
— А вы постарайтесь. На следствии это у очень хорошо получалось.
— Я узнал, что они любят вместе порыбачить на Клязьминском водохранилище. И как-то раз разыграл из себя рыбака, расположился на берегу с удочкой, прямо рядом с ними. Ну, разговорились, то да се… Так и познакомились…
— В котором часу вы, Ротов и Бортников прибыли пятого апреля на дачу?
— Около двух…
— В тот момент вы уже приняли решение о том, что убьете Ротова и Бортникова?
— Да…
— Продолжайте.
— Ну, я столик накрыл. Посидели где-то до четырех, распили бутылку сливовой настойки. Она крепкая, градусов пятьдесят, я ее сам делал, на спирту настаивал…
«Сливовая настойка», — размашисто вывел Бобков в своем блокноте.
— Ну, они захмелели, а я сказал, что у меня есть иностранный пистолет. Они заинтересовались, попросили показать. Я и показал…
— Вы выстрелили сначала…
— В Ротова. Пуля попала в живот… Его скинуло со стула под стол.
— Бортников пытался оказать вам сопротивление?
— Нет. Я сразу в него выстрелил.
— Подождите… — Лоб Наташи прорезали задумчивые морщинки. — Вы стреляли в Ротова с трех-пяти метров, а Бортников был убит выстрелом в упор…
— Двумя выстрелами, — поправил ее Чернов.
«С каким равнодушием он это произносит… — пронеслось в Наташиной голове. — Это не человек… Не человек…»
— Значит, вы должны были затратить какое-то время, чтобы подойти к Бортникову вплотную?
— Наверное, должен был. Это все как-то произвольно получилось. Очень быстро.
— Получается, что Бортников сидел и терпеливо дожидался, пока вы приставите дуло пистолета к его лбу?
— Я же говорю, все произошло очень быстро, — начал раздражаться Григорий. — Какое уж там расстояние? Два шага!
— И Бортников даже не попытался отстраниться?
— Нет. Он сидел и смотрел на меня.
«Да, так чаще всего и бывает, — подумала Наташа. — Ступор от неожиданности, когда даже не успеваешь сообразить, что происходит. А еще, наверное, черное отверстие пистолетного дула гипнотизирует, как взгляд удава. Бортников был опытным агентом, но растерялся, как мальчишка… Всего не предусмотришь…»
— И вы спокойно выстрелили ему в лоб?
— Эмоций своих не помню, — хмыкнул Чернов. — Просто выстрелил, и все.
— Когда это произошло?
— В шестнадцать часов тридцать две минуты сорок девять секунд.
— Подсудимый! — вскипела Нина Ивановна. — Вы прекрасно знаете, что в этом помещении вам ничто не грозит, вас не тронут и пальцем! Да, действительно это так, вас охраняет закон! И, ощущая собственную безнаказанность, вы позволяете себе такого рода шуточки! Издевательские, подлые, циничные шуточки! Я не взываю к вашей совести, Боже сохрани, у вас ее попросту нет! Но если кто-нибудь из них разорвет вас сейчас на куски, — она указала своим наманикюренным перстом в сторону родственников погибших, — то я не задумываясь вынесу ему оправдательный приговор! Вам понятно? Тебе, гад такой, понятно? А если бы сына твоего точно так же, в лоб, двумя выстрелами?
Или жену твою упаковали в коробку и сунули в морозильную камеру? Ты бы тоже отшучивался?
— Нина Ивановна… — с укором посмотрела на нее Наташа.
— Я уже сорок лет Нина Ивановна! — раздухарилась судья. — А такую падаль в первый раз встречаю!
— Вина моего клиента еще не доказана, — напомнил Бобков. — А ваше поведение… Я потребую отвода составу суда!
— И вы туда же? — Самулейкина перенесла весь свой гнев на адвоката. — А может, это вы посоветовали своему клиенту так себя вести?
— Ничего я не советовал…
— Вот и молчите! Нашли кого прикрывать! Доказано! Все уже доказано, не сомневайтесь!
Прошло несколько минут, прежде чем Нина Ивановна, выпустив пар, сумела наконец взять себя в руки. Можно было продолжать.
— Я перетащил тела в погреб. На всякий случай. Мало ли кто зайти надумает…
— А вы не боялись, что вас кто-нибудь мог застать за этим занятием? — спросила Клюева.
— Тогда снег пошел, метель сильная была. Да и времени это заняло всего ничего. Ребята легкие оказались.
Последняя фраза тоже могла показаться весьма скользкой, но на этот раз Самулейкина сдержала себя.
— А потом я вытер кровь. Только под столом не заметил… А коробки из-под телевизоров я загодя припрятал в погребе. Там и упаковал тела.
— Куда вы дели орудие убийств?
— Я бросил его в реку.
— В тот же день, пятого апреля?
— Нет, несколькими днями позже. Не помню точно. Я ж и про место на следствии говорил. Лужнецкая набережная, между Киевским вокзалом и окружным железнодорожным мостом.
— Водолазы оружия не обнаружили, — напомнила суду Наташа.
— Значит, течением отнесло, — пожал плечами Чернов.
— Итак, вы спрятали тела Ротова и Бортникова в картонные коробки. В котором часу это было? Пожалуйста, без шуток.
— Часов в пять — в начале шестого.
— Что вы делали дальше?
— Я погрузил коробки в машину и поехал в аэропорт. По дороге меня остановил инспектор ГАИ, он сегодня здесь был, и оштрафовал меня. — Лицо Чернова оставалось невозмутимым, но по левому его виску начала медленно стекать тоненькая струйка пота. — В аэропорту я взял багажную тележку, погрузил на нее коробки, закрепил их жгутом. Вот…
— После чего направились в таможенный терминал и поместили трупы в одну из морозильных камер?
— Это наводящий вопрос, — вяло отозвался Бобков.
— Да ладно вам, и так все ясно! — махнула на него рукой Самулейкина. — Не мешайте работать!
— Да, только коробки не влезали в пространство между контейнером и стенкой морозильной камеры. Пришлось вынимать тела, проталкивать их по очереди.
— Чем вы проталкивали тела?
— Там огрызок железной трубы валялся. Вот им и проталкивал.
Зал заклокотал. Кто-то из зрителей, не выдержав, метнулся к выходу.
— А почему вы выбрали для, скажем так, захоронения трупов именно это место?
— Я знал аэропорт как свои пять пальцев… У меня была возможность найти бесхозный контейнер, который простоял бы в морозильной камере тысячу лет.
— И все же. Не легче ли было найти какой-нибудь другой вариант, попроще? Например, закопать трупы в лесу. Ведь рядом с вашим дачным участком есть лес?
— У вас хорошая фантазия, — улыбнулся адвокат Чернова.
— Бобков! — учительским тоном окликнула его Нина Ивановна. — Мне уже надоело называть вашу фамилию!
— Молчу, молчу!..
— Поближе положишь, подальше найдешь, — перефразировал поговорку Григорий.
«Точно, генетическая ошибка. Природа дала сбой и вырыгнула на свет это чудовище…»
— И в последний раз. Вы признаете себя виновным в убийстве Ротова и Бортникова? — Наташа подошла к Чернову.
Она впервые подошла к нему так близко, что при желании он мог бы схватить ее за горло. В этом был элемент какой-то дьявольской игры с судьбой, похожей на ту, когда человек взбирается на крышу шестнадцатиэтажного дома и, балансируя на самом краю, смотрит вниз и думает: «Если сейчас подует ветер, я обязательно упаду». Животный страх, смешанный с величайшим и необъяснимым восторгом… Именно эти чувства испытывала Наташа, встретившись глазами с Григорием. Они смотрели друг на друга… так пристально, так неотрывно, как переглядываются разве что охотник и жертва за мгновение до нажатия на курок. Вот только кто из них кто? Кто настоящий охотник?
Пересохшие губы Чернова чуть разомкнулись и, испустив короткий беззвучный выдох, сомкнулись вновь.
Показалось? А может, ей просто хотелось, чтобы он произнес именно это?
— Что вы сказали? — так же тихо переспросила Наташа.
— Признаю.
Конечно же показалось…
Последняя и самая новая улика, косвенно подтверждавшая виновность Чернова, представляла собой простую формальность, ведь аудио- и видеозаписи не рассматриваются судом как вещественные доказательства. Правда, с одной оговоркой: не рассматриваются в том случае, если эти записи были сделаны не на специально помеченной пленке, с санкции прокурора и специалистами. Как раз сейчас был именно такой случай.
Эту аудиокассету подкинули адвокату майора Ярошенко. И кассетка эта была весьма любопытная. Всего лишь двадцать две секунды записи поганенького качества. Но в эти двадцать две секунды уложилось очень многое.
Теперь, после проведенной экспертизы, ее подлинность не вызывала сомнений. Единственное, что до сих пор оставалось загадкой: кто делал запись, где это происходило и с какой целью?