Она слышала гулкие удаляющиеся шаги, многократным эхом отдававшиеся в лестничном колодце. Затем входная дверь стукнула, и все смолкло.
— Ну, — произнесла Клавдия, появляясь на пороге кухни, — довольна? Что ты натворила, а?…
РАЗ, ДВА, ТРИ…
Исчезновение жены не возбудило у Виктора никаких подозрений.
Он уже привык к выкрутасам Таты и к тому, что она может в любой момент укатить хоть на край света и лишь оттуда, да и то не сразу, дать телеграмму в две строчки: «Не волнуйтесь со мной порядке до встречи Тата».
В такие дни, как ни странно, Виктор испытывал особенный душевный подъем.
Он ощущал себя главой семейства, от которого зависит все, в том числе и жизнь их маленькой дочурки.
Он даже не отправлял Инночку в детский садик и выгуливал ее в соседской песочнице, ловя на себе восторженные взгляды молодых мам.
Так и на сей раз, натянув на девочку теплые штанишки и хорошенько укутав шарфом, он вручил ей игрушечную лопатку и, прихватив с собой вчерашний «Московский комсомолец», отправился исполнять отцовский долг.
Усевшись на скамейке под заснеженной елью, он с удовольствием развернул газету.
Инночка кружила за редкими кустами, отряхивая с тонких веточек звенящие льдинки.
В газете сообщались страшные вещи.
Какой-то монтер-электрик придушил проводом несчастную старушку, чтобы полакомиться вишневой наливкой. Несчастная бабушка проживала в квартире одна, покинутая детьми и родственниками.
— Вы подумайте! — возмутился Виктор, ткнув пальцем в заметку. — Разве можно пожилых людей оставлять без присмотра, а?!
Сидевшая на другом конце скамьи хорошенькая дамочка кокетливо закивала.
Тем временем внимание Инночки привлек скачущий по насту воробей. Размахивая лопаткой, она пошла следом за крохотной пичужкой и, неожиданно для себя, уткнулась в чьи-то высокие ноги.
— Здравствуй, девочка, — услыхала она незнакомый голос и задрала вверх лицо, — ты чья?
— Я — мамина и папина.
— А как зовут твою маму?
— Мамочка.
— Правильно, — одобрил голос, — маму всегда надо называть мамочка. А имя у нее есть?
— Не знаю, — призналась Инночка.
— А у тебя?
— Есть, наверно.
— И как тебя звать?
— Инночка.
— Инночка Клюева?
— Ага, — кивнула девочка, впрочем, так и не поняв, чего от нее добиваются.
— А что ты здесь делаешь?
— Гуляю за птичкой.
— А ты знаешь, что тебя мама дома ждет, дождаться не может!..
— Мамочка уехала.
— Уехала, — подтвердил голос, — а теперь вернулась и очень хочет поскорее тебя увидеть. Пойдем к ней! — И навстречу Инночке протянулась рука.
Взявшись за эту руку, Инночка как ни в чем не бывало заторопилась к подъезду.
— А вот еще что пишут, — разглагольствовал тем временем Виктор, помахивая газеткой, весьма польщенный вниманием интересной собеседницы, — на улице Потемкинской рыли котлован и задели газопровод. Чуть не разнесли целый квартал, ко всем чертям! Ну где это видано, в какой стране, чтобы зимой котлованы рыли для капитального ремонта, а?!..
Дамочка поддакивала.
Инночка вошла в подъезд дома и с помощью чужой руки одолела сразу четыре лестничных марша.
Это было много — никогда она еще так быстро не ходила.
— Я устала, — объявила Инночка, — и хочу писать.
— Давай отдохнем, — предложил голос, — хочешь, из окошка папе помашем?
— Хочу.
Инночка немедленно оказалась на подоконнике и принялась размахивать рукою.
Однако Виктор, занятый оживленным разговором, конечно же не мог ее увидать.
— Он тебя не видит, — сказал голос. — Давай мы ему крикнем громко, а?
— Мама не разрешает громко кричать в подъезде.
— А я разрешу. Это очень весело. Сейчас мы окошко раскроем, чтобы тебя было лучше слышно.
С этими словами рука щелкнула задвижкой и распахнула окно.
Струя холодного воздуха ударила в лицо, и на подоконник, кружась, стали опускаться колючие снежинки.
— А вы крикнете вместе со мной? — спросила Инночка.
— Обязательно.
— И мамочка нас не заругает?
— Никогда.
— Ладно. Тогда кричим по команде «раз-два-три», — распорядилась Инночка тоном воспитательницы из детского сада.
Она набрала в грудь воздуха и сказала:
— Раз! Два! Приготовились… И-и!.. Па-а-а!..
Рука легонько подтолкнула ее в спину, и Инночка почувствовала, как подоконник отрывается от ее ног.
Затем она увидела, как навстречу летит, быстро приближаясь, земля и растут казавшиеся сверху маленькими фигурки прохожих.
Потом она услыхала чей-то отчаянный крик, удар…
ДЕЖКИНА
Как ни была она сердита на Наташу, проявившую совершенно недопустимую для профессионала беспечность и связавшуюся с беглым обвиняемым, Дежкина не могла не признать, что дело о контрабанде в аэропорту Шереметьево-2 приняло совсем уж нешуточный оборот.
Если раньше она просто допускала мысль о том, что Чернов может быть невиновен, то теперь приняла это как непреложный факт.
Надо быть либо безумным, либо полностью убежденным в своей правоте человеком, чтобы, наплевав на опасность, заявиться средь бела дня на квартиру к следователю прокуратуры (в компании с собственным обвинителем!) и пытаться доказать свою непричастность к преступлению.
То, что Чернов не безумец, Клавдия увидела своими глазами.
Конечно, она досадовала, что упустила возможность возвратить беглеца обратно в Лефортово, но, с другой стороны, решила Дежкина, может, это и к лучшему.
Вряд ли тюремное начальство отнеслось бы к Чернову снисходительно после случившегося.
А для судьи Самулейкиной побег заключенного из тюрьмы был равносилен стопроцентному признанию вины — в этом-то, зная уважаемую Нину Ивановну, Клавдия ничуть не сомневалась.
Следовательно, Чернова бы мигом приговорили к смертной казни и никто бы уже не стал всерьез разбираться с доводами в его защиту.
В любом случае необходимо было торопиться.
Наскоро натянув на себя старенькое пальтецо и схватив непременную хозяйственную сумку с документами, Дежкина помчалась разыскивать Игоря Порогина.
Как назло, ни на рабочем месте, ни в кабинетах коллег его не оказалось.
Более того, Игоря никто не видел в прокуратуре с самого утра.
Это было очень странно. Ведь он сам позвонил ей утром, и она сообщила ему о побеге.
Раздосадованная и недоумевающая, Клавдия шла по коридору, размышляя, что же она может предпринять в отсутствие своего подопечного, когда ее окликнул знакомый голос.
— О! — сказала секретарша Люся. — Хоть одного нормального человека увидела!.. А то все бегают, носятся как угорелые…
— Здравствуй, Люсенька…
— О вас, Клавдия Васильевна, шеф справлялся, — шепотом заговорщика сообщила секретарша. — Я так думаю, он недоволен, что затягиваете дело с троллейбусами. Только вы не расстраивайтесь. Сказал, может, кому помоложе передать, поэнергичнее…
— Пусть передает, — равнодушно отозвалась Дежкина, — если уж так хочется.
— Ну и правильно. Я б на вашем месте из-за ерунды не расстраивалась. От молодых тоже толку мало. Им лишь бы денег побольше платили, а работать не любят. Я так и сказала шефу, когда он стал к молоденьким референткам присматриваться. «Если хотите новую секретаршу с ногами, это ваше дело, а только кто вам чай заваривать станет и сидеть на телефоне с утра до вечера?…» Правильно я сказала или нет?
— Правильно. Ты Порогина Игоря не видела?
— Не-а. Он сейчас суматошный какой-то, сам не свой. Никогда не остановится, не поговорит. Мне с ним неинтересно стало. Он, кстати, звонил, вас разыскивал…
— То есть как?! — вскричала Клавдия.
— Очень просто, — пожала острыми плечиками Люся, — и, главное, мне звонил, как будто я обязана все знать!..
— Давно?
— С полчаса.
— Ничего не просил передать?
— Не-а. Только сказал, что сам будет вам в кабинет названивать… А что случилось? — внезапно заинтересовалась секретарша, увидав, как переменилась в лице Дежкина, но той уже и след простыл.
Клавдия влетела в свой кабинет, и в этот момент, будто пробудившись ото сна, телефон издал звонкую трель.
Едва не опрокинув стол, она схватила трубку и поднесла к уху:
— Алло?!
— Клавдия Васильевна?
— Слава Богу, Игорь!.. Ты где?
— Все в порядке, у меня хорошие новости. Я знаю, где он скрывается, Чернов.
— У меня тоже есть новости, — сказала Клавдия. — Он был у меня в гостях.
— Кто?!
— Твой Чернов. Вместе с Наташей Клюевой, представь себе.
— С ке-ем?
— Именно с ней. Со своим собственным обвинителем.
— Ничего не понимаю! Когда?
— Час назад.
— И вы его не задержали?
— Пыталась, но он сбежал. Вот что я тебе скажу, Игорек. Ты, конечно, можешь обижаться, но Чернов никак не производит впечатления виноватого. Девяносто девять против ста ставлю — он ни при чем.
— Ага. Интересная мысль. А фээсбэшники, выходит, сами себя укокошили на его даче и перебрались потом в аэропортовский морозильник!..
— Это не повод для шуточек, — отрезала Дежкина.
— У меня, между прочим, есть магнитофонная пленка, где сам Чернов рассказывает, как он их пристрелил…
— Мне он сказал, что запись поддельная.
— И вы поверили?
— Представь себе, да.
— Да? Интересные дела. И кто же, по-вашему, является главарем банды, если не Чернов?
— По-моему — еще не знаю; а вот Клюева считает, что лишь один человек мог так ловко собрать и обработать факты, чтобы вина ложилась на Чернова, и убеждена, что он, этот человек и есть главарь.
— Не томите. Кто?
— Ты.
— Что-о-о-о?…
— Шутки в сторону, Игорь, — произнесла Дежкина. — Речь идет о хитром и опасном преступнике, и ты должен знать, что осуждением Чернова дело не закончится. Убийца остался на свободе. Тебя обвели вокруг пальца…
— Вот что, Клавдия Васильевна, — внезапно перебил Порогин отрешенным голосом, — я сейчас занят, и у меня нет времени. После поговорим.