Астра ускорила шаг. Ее подгоняло растущее волнение. В небе с грохотом взорвался багровый фейерверк. Она подняла голову и едва не упала, споткнувшись обо что-то мягкое… Поперек моста лежал человек. Астра наклонилась, пытаясь разглядеть его лицо. Огни в небе погасли, и все вокруг заволокла темная мгла.
Астра протянула руку и тут же отдернула… Лежащий человек внушал ей ужас. Новый залп теперь уже желтых огней осветил его. Черное лицо, нос крючком, застывшая на губах улыбка-гримаса. А на груди расползается мокрое пятно… Кровь?.. Кровь!
– А-ааа-аааа! А-а-аа…
Она вскочила, прижимая ладони к горлу. В полутьме комнаты горел ночник. Высокая худая женщина стояла у окна, глядя во двор сквозь щелку между шторами.
– Что с вами? – не оборачиваясь, спросила она. – Вы меня испугали.
Это была ложь. Единственное существо, которым дорожила Алла Казаринова, был ее муж – только за него она боялась и могла перегрызть горло любому – не думая о последствиях, как боевая собака.
– Сколько еще ждать? – спросила она. – Может, мне спуститься в мастерскую? Там же Коля!
Из окна квартиры было видно пятно дневного света, падающее из мастерской на газон и тротуар. Ветер гнул молодые кусты сирени, и казалось, будто кто-то размахивает тонкими гибкими руками, предупреждая об опасности.
Астра представила, как Николай Казаринов сидит за своим рабочим столом спиной к двери и щелкает мышкой, уставившись на яркий экран. О чем он думает?
«Вдруг я ошиблась? – грызла себя она. – Все перепутала, все сделала неправильно, и ничего не произойдет? В таком случае хотя бы один подозреваемый отсеется».
Теперь, когда почти все карты открыты… у нее еще оставался в запасе козырный туз. Пока он не вступит в игру, «карнавал» не закончится. Это вселяло надежду.
Ее опять сморила дрема. В последнее время поспать удавалось урывками. Сквозь полузабытье до нее доносились шаги и вздохи Аллы, тиканье настенных часов, какая-то возня…
Астра вдруг проснулась, как будто кто-то толкнул ее в бок, села на широкой кровати. Спальня Казариновых – розовый ночник, зашторенное окно…
– Алла? – шепотом позвала она.
Комната была пуста. Астра встала, босиком подбежала к двери. Закрыто! Она подергала ручку – дверь не поддавалась. Как тогда, в подвале…
В мастерской было совершенно негде спрятаться, и Матвей расположился в коридоре, в темном чулане, где уборщица хранила ведра и швабры. Во избежание сюрпризов он заранее выкрутил две лампочки.
Ему хотелось есть и спать. Он не верил в эту примитивную затею – Глебовы не так просты, чтобы клюнуть. Валят вину друг на друга, и все же их водой не разольешь. Во всем этом проскальзывала фальшь. А то, что убийца – кто-то третий, – полная чушь.
Астра права в одном – здесь замешаны часы. У кого они были до сих пор, вот в чем вопрос. Именно это как раз и не понятно.
«Сиди здесь и не вмешивайся, – наставляла его Астра. – Кто бы ни пришел, ему нужен Казаринов. Не мертвый, а живой. Пока он жив, его можно заставить признаться, где раритет. Ради этого злоумышленник пойдет на все. А мертвый ничего ему не расскажет. О часах знает только тот, кто ими владеет, и тот, кто за ними охотится. С какой стороны ни взгляни, убивать художника нет смысла. Глебовы в бегах. Часы исчезли, и есть один способ отыскать их – развязать язык Казаринову. Те слова, которые были в записке, – за исключением некоторых фактов – очень похожи на правду. Эту правду знает преступник. Мы прямо или косвенно посвятили в нее всех участников нашей истории…»
У Матвея слипались глаза. Он поставил ведро вверх дном и кое-как примостился в углу чулана – покемарить.
– Как ты думаешь, Брюс? – спросил он свое второе «я». – Это действительно часы Руджиери?
– Я мечтал подержать их в руках… – прошептал вельможа.
Матвей вздрогнул и очнулся: кто-то крадучись шел по коридору – обостренный слух улавливал шуршание подошв по плиткам пола. Матвей, не дыша, выглянул из чулана.
В конце коридора из-под двери мастерской художника пробивался свет. Темная фигура прижалась к стене и замерла. Потом медленно, осторожно потянула дверь на себя…
Пока Матвей выжидал, прислушиваясь к происходящему, в коридор скользнула вторая фигура, явно женская. «Надо было оставить хоть одну лампочку, – посетовал он. – Ни черта не разберешь теперь…»
Неизвестный вихрем налетел на Казаринова. Тот и пикнуть не успел, как оказался прижатым лицом к столу, с завернутой за спину рукой.
– Крикнешь, убью…
– Что вам надо? – прохрипел художник. – Кто вы?
– Шутить со мной вздумал? Где часы?
– К-какие… часы…
– Из корзинки… ублюдок! Где они? Говори, или я размозжу тебе череп! Их там не было! Скотина! Они у тебя! Ты их украл…
– Я их… просто взял… на хранение… по просьбе Магды… Я знал, что вы… придете за ними. Мне… нужны гарантии…
– Какие еще гарантии?
Неизвестный был в бешенстве. Руки чесались свернуть шею этому хлюпику. Нельзя! Пока не отдаст часы, с его головы волосок не должен упасть.
– Гарантии, что Магда… ни в чем не виновата… – простонал Казаринов. – Я… хочу быть уверен…
Он упивался своими мучениями – ведь эти страдания он испытывает за Магду.
– Где часы? – неизвестный сильнее заломил ему руку, и художник едва не потерял сознание от боли.
– Не… скажу… Это вы… убили Кристину Радич?
– Я, кто еще? Ты же сам все заснял! Потом я отвез труп в Линьковку, в дом Левашовых. Там ему самое место…
– Я… не вижу вашего лица…
– Тебе показать лицо? – рассвирепел незнакомец. – Ну и наглец!
– Как же я… узнаю… что это… вы…
От боли у него сводило челюсти, но это была сладкая, священная боль, граничащая с наслаждением.
Неизвестный наклонился над ним, процедил:
– Это я вонзил стилет в сердце банкира! Ты сам видел… Стилет валялся рядом с телом. Психопатка Магда выронила его, когда Феоктистов упал. Кроме нас с тобой, там больше никого не было. Ну, убедился? Жаль, что я не прикончил тебя раньше… чувствовал же, что кто-то зыркает из-за надгробий…
– Тогда бы… вы… не получили… часы…
Незнакомец ослабил хватку, и Казаринов облегченно перевел дух.
– Где они?
Он понимал, зачем тощий недоумок вытягивает у него признания: пристроил где-то видеокамеру и пишет. Надеется раскрутить его на бабки. Зачем этому недоумку часы? Что он с ними станет делать? А вот деньги… Не беда! Потом, когда раритет будет у него, он расправится с трусливым мерзавцем, найдет камеру и уничтожит запись, все здесь уничтожит – устроит пожар. Художник – любитель выпить, это всем известно. А по пьяни чего только не бывает.
– Часы! – потребовал он. – Или я тебя прикончу…
Что-то острое уперлось Казаринову в бок. Он чувствовал себя мучеником за любовь, и это придавало ему сил.
– Нет… нет… я… отдам… отдам…
Неизвестный легонько стукнул его по шее, подтверждая серьезность своих намерений.
– Где?!! – прогремел он.
– Там… в железном шкафу…
Злоумышленник и не думал отпускать его, он только выпрямился и обернулся в сторону шкафа:
– Ну, если врешь!..
Что-то грохнуло раз, другой, и тело незнакомца дернулось, стальные пальцы разжались. Он пошатнулся и повалился назад, неловко подвернув ногу.
Казаринов оторопело смотрел на распростертую у стола укутанную в черное фигуру, на ужасное черное лицо. Он не сразу сообразил, что это – маска с торчащим носом и застывшей злобной улыбкой.
– Боже мой…
Он поднял глаза – в дверях мастерской стояла женщина с «браунингом» в руках.
– Ты?
– Кто это? – спросила она, глядя на лежащего человека. Опустившись на колени, она сдвинула маску с его лица. – Ты его знаешь?
– Кажется, да…
Глава 34
Линьковка
В гостиной дома Левашовых пылал камин – впервые за семь долгих лет.
Глебов подбрасывал в топку поленья, Магда зябко куталась в синюю шаль с золотистыми кистями. Синева, золото – венецианские мотивы. Ее глаза соперничали цветом с шалью.
Астра и Матвей сидели на диване, грелись. Дом за зиму остыл и отсырел – при дневном свете была видна плесень в углах.
– Я его продам, – сказала Магда. – После того как здесь побывала мертвая Коломбина, мне будет чудиться звук ее шагов. Мой детский кошмарный сон сбылся! Только не для меня… Кристина Радич хотела завладеть моим образом. Ей не надо было играть эту роль. И становиться Коломбиной тоже не надо было. Надевая чужое платье, рискуешь навлечь на себя чужую судьбу.
– Она тебя спасла, – возразил муж. – Иначе Арлекин задушил бы не ее, а…
Он не договорил, суеверно боясь произнести вслух страшные слова.
Дрова в камине шипели, источая сок, запах сосновой смолы и дыма. Во дворе шумели старые ели. Глебов взглянул на Астру.
– Как вы обо всем догадались? – спросил он. – Про часы… и про Арлекина?
– Подсказки… Первое, что навело меня на правильную мысль, был стилет. Отсутствие отпечатков пальцев говорило в пользу Магды. Я, конечно, не знала ее мотивов, но она не стала бы убивать банкира у могилы своих родителей, тем более привезенным из Италии кинжалом. Это был скорее талисман, который охранял ее от злого духа Эллекена, чем оружие… Верно?
Она повернулась к Магде, и та кивнула.
– Итак, если Магда не собиралась убивать Феоктистова… зачем ей было протирать рукоятку? Да, в тот день она надела перчатки. Ну и что? Она постоянно носила стилет в сумочке, брала его в руки, и на нем оставались ее пальчики. Раз стилет оказался чистым, значит, его протер убийца. Это могли сделать двое: Казаринов или Таврин. Оба, по-видимому, не позаботились о перчатках. Почему? Ответ прост: смерть банкира не планировалась заранее. Один из них воспользовался ситуацией, чтобы бросить тень на Магду, усугубить ее и без того сложное положение. Загнать в угол. Запугать, чтобы вырвать у нее тайну часов. Шантажисту нужны были вовсе не деньги!
– Но ведь Феоктистов умер до того, как его ударили стилетом…