— Ничего себе, — присвистнул Пётр. — Да у вас тут штурм Зимнего, что ли?
В воздухе плавал пороховой дым, я сидел на полу, направив пистолет на Карлоса, рядом лежало в вызывающе неживой позе тело Дрища, на кровати, придавленная заливающей её кровью Бритни, рыдала в голос Криспи — единственная, кто никак не поучаствовал в происходящем.
— Так вот ты куда подался! — Андрей осторожно подходил к Карлосу, не отводя направленный на него ствол. — Ты мне должен пару объяснений, бывший друг!
— Брось, Андрюх, он готов, — остановил его Пётр.
Действительно, глаза Карлоса потухли и остекленели, а тело обмякло.
— Ловко ты его, не ожидал, — это уже мне.
— Это не я, это Третья, — не стал приписывать себе чужие заслуги.
— Какая? — удивился Пётр.
— Криспи, — показал я на рыдающую в углу перемазанную в крови девушку. — Бритни, — указал я на неприлично заголённое тело блондинки. — И ещё была третья, но мы ей имя не придумали.
— Ах, эта… — протянул Пётр. — То-то она мимо нас так сквозанула! У неё на Карлоса с давних пор зуб, конечно… Но кто б мог подумать! Совсем не в себе ж девка была. А жена твоя где?
Я с трудом встал — теперь тушку колотил изрядный отходняк, — и пошёл объясняться с женой.
К счастью, Мелкая ничего толком не увидела и не поняла, поэтому была не в шоке, а наоборот, в приступе энергичного любопытства и рвалась обратно в башню. А вот про жену такого сказать было никак нельзя. Опасность, которой подвергся её ребёнок… Нет, которой Я ПОДВЕРГ ЕЁ РЕБЁНКА, ввергла её в состояние близкое к сухой истерике, причём угадайте, в чью сторону она была направлена. Материнский инстинкт — страшная сила, есть предел, за которым вышибает здравомыслие даже у самых рациональных женщин. Мы не то чтобы поругались — обстановка как-то не располагала к семейным сценам, — но я уже видел, что случившееся не пройдёт для нашей семьи без последствий.
Я хотел, чтобы она пока посидела тут, попасла Машку, пока я не приберу последствия побоища, но она рвалась осмотреть раненых. Я робко заикнулся, что осматривать там, по большому счёту, уже некого, но был морально изничтожен на месте и заткнулся, чтобы не усугублять. В результате мы с Мелкой играли в этой странной столярке разнокалиберными брусочками дерева, строя из них дома и мосты, пока жена не прислала мне на смену Криспи — опухшую от рыданий, но уже отмытую и переодетую. В основном потому, что из медицинской помощи понадобилась только лопата — пока мы развлекались перестрелками, Джон тоже умер. Итого за ближним холмом появилось наше маленькое кладбище — пять могил в ряд. Копали, сменяясь, в две лопаты, похоронили всех рядком, не разбирая на правых и виноватых, всем воткнули в холмики простые деревянные кресты без табличек.
Я рассказал Андрею, что это, как мне кажется, был не совсем Карлос. Он внимательно выслушал, но не отреагировал никак — он вообще был, как мне кажется, в прострации — разом потеряв большую часть группы, он реагировал, как оглушённый ударом боксёр.
Закопали, постояли над могилами, подумали каждый о своём. Я, например, над тем, как бы подъехать теперь к Андрею со своей просьбой. Момент уж больно был неловкий. Да, такая я циничная скотина, но я не особо переживал об убитых — никто из них не был мне близок и дорог, а сам факт того, что люди смертны, меня давно уже не шокировал. Жалко было разве что Бритни — зазря такую красоту загубили. Но так, умеренно печально, как грусть о попавшем под машину котике.
После похорон спросил у Андрея, как его теперь найти, если что — не поясняя, какое «если что» имеется в виду. Он вопросу не удивился и сказал, что ближайшие пару недель в доступе будет Пётр, которому можно просто позвонить и решить всё вопросы. Ну, или он сам со мной свяжется, потому что у него тоже есть своё «если что». Я от этого даже напрягся, но, на фоне тех дров, которые мы тут уже наломали, не очень сильно. Упрёмся — разберёмся. Проводил их до проезда и открыл его, по просьбе Андрея, сам. Убедился заодно, что провод переноски обрублен и спросил про срок жизни открытого прохода. Оказалось, что ровно астрономические сутки, потом закроется сам. Ну, будем иметь в виду, это ценная информация.
Вернувшись в башню, увидел жену с лицом столь непробиваемо-сурово-решительным, что даже не стал ничего говорить. Молча собрал вещички и под холодным взглядом голубых глаз, которые, оказывается, бывают такими колюче-ледяными, отвёз семейство домой. Дабы не доводить до необратимых слов «Ноги нашей тут больше не будет», которые вполне могли бы и прозвучать. Пусть отдохнёт и расслабится сначала, переживёт стресс. Хотя, как по мне, бросать тут в одиночестве совершенно потерянную Криспи было просто свинством. Да и бегающую где-то Третью я б тоже со счетов не списывал — мало ли, до чего она там добегается. Но иногда надо уступить даже вопреки логике — не стоит требовать рационального мышления от женщины в страхе за ребёнка.
Так что я поменял машину, привёз всех домой, оставил заниматься бытом, а сам сел, как водится, работать. Тоже не худшее лекарство от стрессов.
Глава 6
«…Мобилизационная подготовка — комплекс мероприятий, проводимых в мирное время по заблаговременной подготовке экономики, органов государственной власти и местного самоуправления, ВС и территории государства к обеспечению его защиты от вооружённого нападения; составная часть организации обороны РФ».
Мне и в голову не пришло делиться своей дверкой с родным государством. Вот даже ни на секунду такая мысль не мелькнула. И это при том, что я, по нынешним меркам, вполне лояльный гражданин — то есть, считаю, что наше государство, в целом, не хуже любого другого, и что смена нынешних правящих элит на другие принесёт больше вреда, чем пользы.
Я, разумеется, не причислял себя к «оппозиции» — хотя бы потому, что никакой оппозиции не бывает, — но и вбрасывать в игры сил влияния такой кусок, как целый мир… Нет, пусть это буду не я. Дело даже не в том, что меня с семьёй под это дело в пыль стопчут просто попутно (хотя для меня как раз это главное), а в том, что пользы от этого не поимеет никто. На самом деле в нашем мире нет дефицита ни в землях, ни в ресурсах, но в суете, поднявшейся вокруг такого куска, может рухнуть и без того хрупкое текущее равновесие. Почему? Тому много всяких причин, но достаточно любой. Вот, например, наличие «запасных» территорий ставит страну-обладательницу в заведомо выигрышное положение при обмене тотальными ядерными ударами. И логика развития событий немедленно приведёт к тому, что эту страну надо уничтожить до того, как она это преимущество успеет реализовать. Уничтожить, невзирая на цену такого решения, потому что потом будет поздно. И это только самый простой пример, чтобы не объяснять нюансы. Я бы ещё упомянул, что для того, чтобы отдать что-то государству, надо иметь наивность воображать себе государство как некую единую силу, являющуюся субъектом процесса, а это вовсе не так.
Так что задача по маскировке наличия прохода оставалась актуальной. Все мои хитрости были по уровню исполнения весьма любительскими, и надеялся я в основном на то, что поведенческого паттерна «кто-то нашёл проход в другой мир и вовсю его пользует» просто не существует. Но вполне может быть, что я ошибаюсь — по случайным оговоркам и клочкам информации, полученным в болтовне с Андреем, у меня сложилось впечатление, что те, кому положено знать о таких вещах, о них знают. А если знают — то и ищут. Как людей, так и способы. А если знают и ищут, то и сигнатуры соответствующие могут быть прописаны. В этом случае меня рано или поздно вычислят. И, скорее, рано, чем поздно.
Надо было ликвидировать слабое звено — проход в гараже. Держать такое палево в общественном месте, въезд и выезд в которое контролируется камерами — это надо совсем ничего не бояться. Я и так пару раз просыпался в холодном поту — снилось, что гараж вскрыли, а там… Я уже перестал бояться того, что не смогу вернуться через проход, как было поначалу. Теперь я каждый раз вздрагивал при мысли о том, что с той стороны меня уже ждут. Так что с утра, оценив мрачность лица жены, решил отложить серьёзный разговор ещё на чуть-чуть и попутно порешать текущие проблемы. Не вышло. Потерял бдительность, нарвался.
Мне б молча из дома свалить «по делам», но подвела Мелкая.
— Папа, папа, а мы сегодня поедем к тёте Криспи? Я хочу с ней поиграть, а то она вчера была такая грустная.
— Нет, милая, сегодня я съезжу туда сам, а с тобой в другой раз.
— Ну… Я же хочу! — железобетонный непробиваемый аргумент. До понимания того, что твои желания — не главная движущая сила Вселенной, надо ещё дорасти.
— Папа вообще может валить к своей Криспи хоть навсегда! — ну вот, жена удачно подключилась к диалогу.
Увы, даже лучшие из женщин — женщины.
— Дорогая, ты расстроена, но не права, — самым мягким из возможных, максимально примирительным тоном ответил я. — Она там одна, голодна и напугана…
— Ах, она! — ну вот, точка кипения достигнута, логика отброшена, эмоции со свистом пошли в пар, срывая крышу.
Тут уже неважно, что отвечать или не отвечать ничего вовсе — критическая масса достигнута, реакция самоподдерживающаяся, сейчас рванёт.
Рвануло:
— А на нас тебе вообще наплевать! Нас чуть не убили, а тебе только Криспи твоя драгоценная! Так проваливай к ней! Да ты за свою чёртову дачу и дружков своих мутных готов ребёнка угробить! — вот такой причудливый зигзаг мысли.
И ведь на самом деле она, разумеется, ничего такого не думает. Не ревнует к Криспи, понимая нелепость этого. Более того, сама прекрасно к ней относится и заботится изо всех сил. И за дачу она в нашей семье была главный агитатор, и что никакие они мне не «дружки», тоже понимает. Просто ей страшно и плохо от пережитого, и надо выплеснуть этот страх и злость, разрядиться направленным взрывом эмоций. Наорать, хлопнуть дверью и разрыдаться — немудрёный женский катарсис. Что орать — неважно. Важно сделать больно, компенсировав тем свою боль. Может быть, когда она была маленькой, её мать этими словами орала на её отца, а её бабка — на её деда. Эти наследственные сценарные паттерны женского скандала, передаются, наверное, ге