Этот ловкий маневр удался Фиделю в большой степени: через несколько дней все его люди, кроме него самого, Че Гевары и Каликсто Гарсиа, были уже на свободе. Несколько позже из тюрьмы удалось выбраться и самому Кастро, но Че и Каликсто остались в заключении ввиду нарушения ими положений об иммиграции и политической деятельности. Однако Фидель продолжал настойчиво искать нужные пути и необходимые деньги для вызволения своих товарищей из тюрьмы. Рассказывая об этой ситуации в своих дневниковых записях, Гевара комментирует ее следующим образом:
«Фидель сделал целый ряд вещей, которые, можно сказать, во имя дружбы компрометировали его революционную позицию. Помнится, что я конкретно высказался ему на свой счет: я иностранец, нахожусь в Мексике нелегально, против меня выдвинут ряд обвинений. Я сказал ему, что мое дело никоим образом не должно как-то помешать делу революции, что он может меня оставить, что я понимаю ситуацию и попытаюсь воевать из любого места, куда меня отправят и что ему можно было только постараться добиться моей отправки в какую-нибудь соседнюю страну, но не в Аргентину. Я также помню ответ Фиделя: „Я тебя не оставлю“. Так и произошло, потому что время и деньги пришлось потратить на то, чтобы вытащить нас из мексиканской тюрьмы. Такое личное отношение Фиделя к людям, которых он ценит, объясняет тот фанатизм, который он пробуждает в других…»
Сам Фидель Кастро с возмущением и негодованием вспоминал о жестоком обращении мексиканских полицейских с тремя заключенными, один из которых был их соотечественником:
«В течение шести дней им не давали ни воды, ни какой-нибудь еды. В ранние утренние заморозки со связанными руками и ногами их совершенно голыми опускали в контейнеры с ледяной водой. Их держали погруженными с головой в воду до того, как они начинали задыхаться, затем вытаскивали за волосы на несколько секунд и снова опускали в воду. Проведя эту экзекуцию много раз, их вытаскивали из воды и избивали до потери сознания. Их допросы проводил человек с маской на голове, говоривший с кубинским акцентом».
Для Че Гевары это было его первое тюремное заключение, его первое серьезное знакомство с действиями и репрессиями спецслужб и полиции. Эта тюремная история явилась для него одновременно ярким свидетельством проявления солидарности и подлинной революционной дружбы со стороны Фиделя и остальных кубинских товарищей.
В отличие от них в ходе допросов он неоднократно и вызывающе смело заявлял о своей принадлежности к просоветскому и прокоммунистическому крылу революционного движения. Более того, он отваживался не только спорить с допрашивавшими его людьми в министерстве внутренних дел, но и пытался обратить их в свою политическую веру на базе марксизма-ленинизма. Таких попыток он долгое время не предпринимал даже по отношению к своим кубинским товарищам, считая неуместным и бестактным оказывать влияние на утвержденную политическую и социальную программу их «Движения 26 июля», хотя он считал ее откровенно реформистской. Его влияние на них будет усиливаться незаметно и постепенно, но в конечном счете станет все более и более ощутимым. На данном этапе Че боролся вместе с Фиделем как будто не столько за цели возглавляемого им движения, сколько за свои собственные идеалы.
В тот же самый день помимо прямых участников кубинской группы была арестована и жена Гевары с малолетней дочерью по обвинению в принадлежности к группе заговорщиков: она получала на свой адрес всю почту Фиделя Кастро. Эрнесто угрожают, что применят пытки по отношению к его жене, если он не будет продолжать говорить неправду. Со свойственной ему решительностью Че отвечает, что в таком случае он вообще будет молчать.
Арест группы кубинских революционеров вызвал большую шумиху в мексиканских СМИ и протесты общественности, требовавшей прекращения жестокого обращения с ними и освобождения из тюрьмы. В числе боровшихся за их свободу были бывший президент Мексики Ласаро Карденас, лидер профсоюзов Толедано[6] и известные художники-коммунисты Давид Сикейрос и Диего Ривера.
После двух месяцев пребывания в тюрьме Че и Каликсто были снова на свободе и воссоединились со своими соратниками по борьбе, которые с большими осторожностями продолжали вести подготовку к отплытию их отряда на Кубу. Гевару выпустили под честное слово, что он покинет страну в течение 10 дней. Во избежание возможного ареста он уезжает из столицы и приезжает туда только на короткое время. Фидель торопил приготовления к отплытию, стремясь выполнить свое объявленное обещание «стать в 1956 году свободными или мучениками».
Приближались ноябрь месяц и конец года. К этому времени повстанцам уже удалось сделать солидные запасы оружия и боеприпасов. В их распоряжении была купленная у одного американца за 15 000 долларов прогулочная яхта под названием «Гранма». Она оказалась не только меньше необходимого размера, но и была, как обнаружилось позднее, нестабильной, с целым рядом механических неисправностей и течью. Яхта не была рассчитана и на тот довольно дальний рейс, который ожидал ее команду.
В довершение постигших повстанцев проблем и неприятностей за несколько дней до отплытия мексиканская полиция конфисковала из их запасов на складе в Мехико 25 винтовок и 50 000 единиц боеприпасов. Более того, Фидель неожиданно узнает, что его телохранитель Дель Пино, который был официальным покупателем яхты и который хранил тайный радиопередатчик группы, вошел в заговор с агентами Батисты с целью выдать всех членов экспедиции за 15 000 долларов в столице Мексики. По приказу руководителя группы были приняты срочные меры по изоляции предателя и сразу же отдано его распоряжение о безотлагательном сборе всех членов отряда в порту Туспан, где находилась «Гранма».
К назначенному времени отплытия подкупленные кубинцами мексиканские полицейские находились где-то еще, позволяя спешно произвести погрузку и посадку. Таким образом погрузка была спешно произведена, и основная часть отряда находилась уже на борту. Однако отсутствовали пять человек, включая Гевару и Каликсто Гарсию.
Как выяснилось потом, эта группа людей, находившаяся довольно далеко от порта, потеряла много времени в поисках такси и существенно опоздала, вызвав беспокойство Фиделя и остальных участников экспедиции. Несмотря на все эти затруднения, глубокой тропической ночью 25 ноября «Гранма» с притушенными огнями тихо выплыла через устье реки Тукспан в темные воды Мексиканского залива и взяла курс в сторону Кубы. Для повстанцев позади остался один важный, но предварительный этап их эпохальной экспедиции. Впереди лежали бурное море, большие надежды и… неизвестность.
Глава VII. Бурые пики Сьерра-Маэстры и алая кровь первых боевых сражений
Сокрушительный разгром на кубинском побережье
Вот как вспоминал о начале этого плавания сам Че в своей книге о революционной войне на Кубе:
«Мы оставили порт Тукспан с потушенными огнями в обстановке адского месива людей и всех возможных вещей. Погода стояла очень плохая, и плавание судов было запрещено. Однако устье реки оставалось спокойным. Мы пересекли вход в залив и немного позже включили наши огни, сразу начав судорожные поиски таблеток против морской болезни, но нигде найти их не смогли. Минут пять мы пели кубинский гимн и гимн „26 июля“, а сразу после этого яхта приобрела трагикомический вид: люди сидели с тревожными лицами, держась за животы, у некоторых головы были опущены в ведра, а другие лежали неподвижно распластанными в самых невероятных позах в одежде, перемазанной их нечистотами».
Че Гевара оказался один из четырех иностранцев в составе 82 смельчаков этой дерзкой экспедиции. Он был зачислен в качестве военного врача в звании лейтенанта. В его обязанности входило обеспечение отряда медицинскими препаратами, перевязочными материалами и всем, что могло понадобиться для оказания санитарно-врачебной помощи раненым и больным. Однако сразу же после выхода в бурлящий Мексиканский залив Гевара оказался почти парализован сильнейшим приступом астмы. Но именно тогда же потребовалась его помощь членам отряда, большинство которых буквально после отхода их неустойчивой яхты от берега свалились в страданиях от морской болезни. Только ценой огромных усилий этот невероятно волевой человек смог оказывать посильную помощь своим товарищам.
Довольно быстро обнаружились досадные и даже опасные ошибки, совершенные из-за невероятной спешки и явной непродуманности плана экспедиции, которыми была отмечена подготовка «Гранмы» к отплытию. Не имея элементарного опыта в подобном деле, его организаторы довольно легкомысленно решили разместить на яхте отряд из 82 человек, хотя она была рассчитана всего лишь на двадцать. Однако помимо недопустимого количества людей на хрупкой «Гранме» еще разместили 2 противотанковых орудия, 35 винтовок с оптическим прицелом, 55 винтовок мексиканского производства, 3 автомата Томпсона и 40 автоматических пистолетов. Сбои в работе двигателя из-за перегрузки яхты ощутимо замедляли ее ход, что нарушало предусмотренное расписание высадки, скоординированное с действиями повстанцев, находившихся на острове. Обнаруженная ночью течь и постоянно штормящее море тоже не способствовали ни соблюдению ожидаемой скорости движения, ни бодрому настроению готовящихся к боевой высадке людей.
Несмотря на тщательные меры предосторожности, кто-то из членов «Движения 26 июля» передал службам режима Батисты секретную информацию о выходе судна повстанцев к берегам Кубы с людьми и оружием на борту. Тогда члены отряда об этом не знали, что, видимо, было лучше для поддержания их и без того невеселого настроения. Им также было неизвестно, что войска Батисты не только начали мобилизацию по всему острову, но и что его авиации был отдан приказ выискивать подозрительные суда у его берегов, а американский морской отряд был сосредоточен около гавани Сантьяго.