Что и говорить, я был страшно обрадован неожиданным случаем хотя бы совсем коротко возобновить мое знакомство с этим выдающимся человеком. Однако в то же время, находясь под любопытными взглядами множества устремленных на меня глаз и не зная, как вся эта ситуация обернется, я чувствовал себя как зритель, которого в ходе спектакля неожиданно вызвали на сцену и тут же предложили в нем участвовать вместе со всемирно известной звездой. Сделав несколько шагов в сторону Че Гевары, я вновь взглянул на него, пытаясь снова убедиться, что его приглашение подойти действительно относилось ко мне. Теперь я увидел его говорящим со своей охраной, прося ее пропустить меня через свои защитные кольца.
Когда я уже приближался к нему, Команданте сделал навстречу мне пару шагов и, широко улыбаясь, протянул для пожатия руку. После обмена приветствиями и чтобы развеять его вероятные сомнения относительно моей личности, я назвал ему свое имя и фамилию, быстро добавив, что мы встречались в Гаване, когда я работал в Хусеплане в 1961–1962 годах. Когда он услышал это, его лицо вдруг просветлело и он наконец вспомнил то, что никак не приходило ему в голову. «Ах, да-да! Действительно так, – сказал он, и тут же добавил: – И все те ночные заседания в квартире Родригеса и те ужасные футбольные матчи, на которые мы ходили вместе!»
Теперь мы могли вести беседу легко и непринужденно. Через несколько минут я уже полностью расслабился. Очередь продвигалась очень медленно, а мы продолжали дружескую беседу, и я даже забыл, что из-за Че я поневоле оказался в центре внимания стольких людей, которые, видя меня общающимся с Команданте, пытались понять, кто же в ООН мог его так хорошо знать и так запросто с ним разговаривать. Некоторые из моих коллег и знакомых по работе, оказавшиеся среди присутствующих в толпе, потом рассказывали мне, что они слышали обо мне самые невероятные версии.
В ответ на расспросы Че я коротко рассказал ему о том, где я был и чем занимался после отъезда с Кубы, что делал в Нью-Йорке и как оказался в кафетерии ООН. Где-то в этом месте нашей беседы мы подошли к прилавку раздачи блюд, и, пока мы их выбирали, Команданте спросил меня, с кем я обедаю. Узнав, что я один, он предложил сесть вместе за стол. Поскольку кафетерий был буквально заполнен людьми, а частично это было из-за присутствия в нем Че Гевары, нам с ним с подносами в руках пришлось походить по огромному залу в поисках свободного стола. Наконец стол был найден, но оказался неубранным, и нам пришлось постоять еще пару минут.
Расположившись за столом, мы продолжили наш разговор о положении на Кубе, о делах Хусеплана, а также о тех людях в Гаване, которых я знал и которые были известны ему. Со времени моего отъезда с острова я продолжал довольно внимательно следить за его жизнью и за событиями вокруг него, регулярно читая кубинскую прессу. Эта моя относительная осведомленность делала нашу беседу с Че более осмысленной. В свою очередь, Че Гевара задавал мне много вопросов относительно ООН и политической ситуации в этой Организации. Он ни разу не упомянул о своем утреннем выступлении на Генеральной Ассамблее и не спрашивал о возможных суждениях, которые оно вызвало.
Закончив есть основные блюда, мы перешли к кофе. После первого же глотка Че поставил свою чашку на стол и, говоря, что местный кофе оставляет желать лучшего, вынул из кармана две длинные кубинские сигары. Одну из них он предложил мне, а вторую я прикурил ему своей зажигалкой. В то время курить в ООН разрешалось практически повсюду, и кафетерий был переполнен клубами дыма. Мы только начали раскуривать свои сигары, как к Че подошел один из его кубинских охранников и, извинившись за прерывание разговора, напомнил Команданте о том, что они должны будут покинуть кафетерий минут через 5–7.
Че поблагодарил своего охранника за напоминание о его деловом расписании и, продолжая беседу, сменил тему разговора, спросив меня о моей жене и есть ли у нас теперь дети. Когда я сказал, что у нас родился ребенок, Команданте с легким смехом быстро добавил: «Если это мальчик, и у вас здесь с собой есть его фотография, то я ее для него подпишу».
От людей на Кубе я неоднократно слышал, что Че очень неохотно давал автографы, и был очень обрадован его любезным предложением еще и потому, что, к счастью, у меня в бумажнике оказалась фотокарточка моего сына Андрея, которую я почти всегда носил с собой. Вынув фотографию, я передал ее Че, который внимательно рассмотрел ее, спросил меня о возрасте моего сына (ему на тот момент было всего 11 месяцев), похвалил его внешний вид и затем попросил сказать, как пишется имя Андрей по-испански. Потом он перевернул фото обратной стороной и написал своей ручкой: «Андрею с приветствиями от Че».
Я поблагодарил Команданте за его памятный сувенир и, в свою очередь, поинтересовался его женой и детьми. Он сказал, что у них все хорошо и что мне следует снова побывать на Кубе, когда представится возможность. В этот момент охранник Команданте вновь подошел к нашему столу и сказал ему, что им нужно уходить. Мы начали продвигаться к выходу из кафетерия, где еще оставалось много желающих посмотреть на Че Гевару. По пути к эскалатору, бежавшему вниз, Че сказал мне, что сейчас он ехал в советское представительство на встречу с министром иностранных дел СССР Андреем Громыко и что через несколько дней он прямо из Нью-Йорка выезжал с государственным визитом в Алжир. Мы тепло пожали друг другу руки, пожелали всего наилучшего и попрощались. В окружении своих кубинских и американских охранников Че Гевара ступил на лестницу эскалатора и поехал вниз, помахивая мне рукой до того момента, как вся группа скрылась под навесом следующего этажа.
После его ухода толпы людей начали таять на глазах, а я направился к лифтам в свой офис, с трудом веря в реальность того, что неожиданно произошло со мной в кафетерии ООН. Это была моя последняя встреча с легендарным Команданте…
Осенью 1957 года боевые действия приобретают для повстанцев сложный оборот. 29 ноября правительственные войска совершают мощное неожиданное нападение на отряд Че Гевары. Среди двух погибших оказывается и командир взвода Сиро Редондо. Сам Команданте получает ранение в ногу. Со времени высадки на Кубе это было его второе боевое ранение. Ранеными оказались еще шестеро его людей. База колонны подверглась полному разрушению, и ее пришлось передислоцировать на новое место. Благодаря быстрым организационным действиям командира жизнь повстанцев на новой базе наладилась довольно быстро. Снова строятся элементы необходимой для людей инфраструктуры. В феврале 1958 года Че создает подпольную радиостанцию «Радио повстанцев»[12], которое сообщает народу Кубы сведения о проводимой партизанами борьбе и одновременно служит средством связи между различными боевыми колоннами, рассредоточенными в разных местах. Любопытно отметить, что та радиостанция и сегодня продолжает свою работу.
Новые серьезные испытания
Меня не заботит, если я погибну, когда кто-то другой поднимет мое оружие и будет продолжать стрелять.
В феврале 1958 года войска Батисты вылавливают 23 членов «Движения 26 июля» и зверски расстреливают их на первых подступах к горам Сьерра-Маэстра, инсценируя этим грязным преступлением якобы достигнутую победу над отрядом повстанцев. Бесстыдная циничная акция Батисты быстро становится известной и вызывает широкий скандал для его правительства. Через несколько дней партизаны отвечают на это преступление своим нападением на казармы в Пино-дель-Агуа. В ходе этой ожесточенной операции обе стороны несут некоторые потери, но атака герилльерос смело подтверждает, что их борьба продолжается.
Более того, 27 февраля Фидель Кастро расширяет партизанскую войну путем создания еще трех боевых колонн. Их командирами становятся Хуан Алмейда, Рауль Кастро и Камило Сьенфуэгос, которые получают звание команданте. Алмейда со своим отрядом отвечает за зону действий в восточной части Сьерра-Маэстры, Раулю Кастро поручается открыть второй фронт и укрепиться в районе Сьерра-Кристаль к северу от Сантьяго-де-Куба. Несколько позднее Сьенфуэгос назначается ответственным за район между городами Байямо, Мансанильо и Лас-Тунас. Сам Фидель учреждает свой боевой генеральный штаб в Ла-Плате.
Тем временем оппозиция в «долинах» по согласованию с Фиделем планирует проведение в стране 29 апреля всеобщей забастовки, которая должна была открыть новые возможности для выступления герилльерос. Однако из-за неудачной организации эта забастовка провалилась, вызвав общее недовольство и критику со стороны коалиционных сил, особенно среди их «горной» части. На встрече лидеров «Движения 26 июля», проходившей в горах 3 мая, обсуждение положения, сложившегося в результате срыва всеобщей забастовки, носило чрезвычайно бурный характер. Различные фракции Движения резко обвиняли друг друга в этом провале. Фидель и горячо поддержавший его Че Гевара, который впервые участвовал во встрече национального руководства «26 июля», умело показали несостоятельность и робость действий их «долинных» коллег. Им в итоге удалось произвести существенные сдвиги внутри сил этой коалиции в пользу своей группы за счет вытеснения с руководящих позиций сторонников умеренного, или «городского», подхода к ведению борьбы. Как отметил в этой связи Гевара, «с этого момента военная и политическая борьба будет вестись Фиделем в его двойном качестве верховного командующего повстанческими войсками и генерального секретаря самой организации».
Первая половина 1958 года была в определенной степени периодом укрепления повстанческих сил под руководством Фиделя Кастро и ведущей роли Че в военных операциях. Параллельно с этим продолжались и пропагандистские баталии между двумя противоборствующими силами. Прибывший в Сьерру-Маэстру левый аргентинский журналист Хорхе Масетти организовал первое выступление Че Гевары по радио, а вслед за этим с яркой речью к кубинцам обратился сам Фидель Кастро как глава политической и вооруженной оппозиции режиму диктатуры. Оба заявления получили большой резонанс на Кубе и в других странах мира. Эти события почти совпали с началом большой наступательной операции войск Батисты, которая будет продолжаться 76 дней с участием 10 000 солдат.