Углубление разногласий с СССР
Тем временем Гевара все больше начинает осознавать, что серьезные экономические трудности в социалистических странах во главе с Советским Союзом свидетельствуют о неспособности этой формы социализма решать возникающие проблемы. Попытки экономических реформ, начатые в Венгрии и затем предпринимаемые в СССР и других социалистических государствах на основе перехода к финансовому самоуправлению и материальной заинтересованности трудящихся, по его убеждению, представляли собой отход от принципов марксизма. В этом его идеологическая позиция сближалась с взглядами китайских коммунистов.
Оценивая экономическое положение СССР в выступлении в министерстве промышленности 12 октября 1963 года, Гевара открыто говорил: «Что-то там не так… Значит, сейчас Советский Союз переживает в сельском хозяйстве катастрофу, схожую с нашей, и это указывает на то, что там что-то не так… Каждый день появляются новые признаки того, что та система, которая служит основой для социалистических стран, должна быть изменена». Это было очень ярким заявлением, говорившим, по существу, об экономической несостоятельности той модели социализма, которая тогда существовала.
В январе 1964 года Фидель Кастро совершает очередную поездку в СССР для переговоров о новых поставках сахара. Че Гевара снова остается в Гаване, демонстрируя тем самым расхождение с позицией Москвы по растущему кругу вопросов. Во время пребывания в Советском Союзе на Фиделя оказывалось ощутимое давление для того, чтобы он занял более четкую антикитайскую позицию в противостоянии Кремля с Пекином. Москва настаивала также, чтобы Куба воздерживалась от возбуждения насильственных революций в других странах. По этим вопросам Кастро сделал лишь некоторые уступки, но у Че Гевары советское давление и действия Фиделя вызвали новый приступ несогласия, хотя публично он и не критиковал своего друга.
Его по-прежнему не устраивал намеченный курс на отказ от диверсификации и индустриализации экономики Кубы и возвращение к сахарной монокультуре. Но результаты его четырехлетней политики в этом направлении были катастрофическими. Возникший конфликт между Че и большинством руководства привел к выведению сахарной промышленности из сферы непосредственных обязанностей Гевары и созданию отдельного министерства под руководством его близкого советника О. Боррего. Вслед за этим формально первое лицо государства, президент Дортикос Торрадо, заменил доктора Р. Боти на посту главы Хусеплана – главного органа планирования экономики Кубы. Это назначение засвидетельствовало появление рядом с Че второго равнозначного ему лица в вопросах экономической политики. Это серьезное изменение в экономической структуре произошло 3 июля 1964 года.
Однако Че продолжал отстаивать свои позиции в нескольких статьях, не прекращая начавшуюся полемику с Москвой, старой гвардией местных коммунистов и другими оппонентами. Он снова настойчиво поднимал вопрос о центральном для него положении о сознательности людей в труде и общем поведении как ключевом факторе необходимых изменений положения к лучшему. В соответствии с этим тезисом в 1963–1964 годах он снова много работает в качестве добровольца на самых разных предприятиях в промышленности, на плантациях и на стройках. Но даже тогда он на основе собственного опыта начинает сознавать, что такая работа тоже должна быть должным образом спланирована и организована.
По всему было видно и чувствовалось, что многие благие и благородные начинания, и в первую очередь его государственные обязанности, не только не дают удовлетворительных результатов, но порой приводят к серьезным последствиям для людей и страны в целом. Возникшие на этой почве разногласия с большинством верховного руководства вызывают у него ощущение воина, который пытается воевать в одиночку. Его неспокойная бунтарская натура, всегда ищущая применения своих сил на благо нуждающихся людей, не может спокойно принимать складывавшиеся неудовлетворительные для нее обстоятельства.
Че Гевара какое-то время пытается выйти из сложившегося положения, прекратив участвовать в длительных дипломатических поездках, чтобы обдумать дальнейшие действия в соответствии со своими внутренними побуждениями. Его первым желанием было создание революционного очага в родной Аргентине, где он намеревался развернуть партизанскую войну. Однако эта попытка закончилась трагедией почти для всех ее участников. Теперь он начал обдумывать возможность осуществления новой попытки путем создания необходимой базы в Боливии, откуда он сам мог совершить переход с подготовленным отрядом для создания революционного очага на родине.
Еще в марте 1964 года, когда группа Масетти развернула свою деятельности в Сальте, Че Гевара встретился на Кубе с соотечественницей немецкого происхождения Тамарой Бунке. Он познакомился с ней во время первого посещения Берлина, где она проходила подготовку в качестве агента ГДР. Во время их встречи в Гаване Тамара заканчивала подготовку в качестве кубинской разведчицы. Че поручил ей отправиться в Боливию, где той надлежало установить необходимые связи с людьми в армии и в правительственных кругах, изучить саму страну, путешествуя по ней, и ждать сигнала для перехода к нужным действиям. Вскоре Тамара отправилась в столицу Боливии Ла-Пас выполнять задание Команданте, а сам Гевара 17 марта отбыл в очередную дипломатическую миссию.
На сей раз он возглавлял кубинскую делегацию на торжественном открытии первой сессии недавно созданной Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД) в Женеве. Когда генеральный секретарь Конференции и соотечественник Гевары известный экономист Рауль Пребиш предоставил ему слово, огромный зал заседаний Дворца Наций взорвался громом аплодисментов. Весь мир хорошо знал эту легендарную личность, и почти все его представители восторженно встречали кубинского революционера.
Выступление Гевары было лаконичным, но необычно смелым для ООН и даже несколько ироничным в риторике. Он начал с критики за отказ пригласить на сессию КНР, Северную Корею и Северный Вьетнам, хотя тогда эти страны даже не были членами ООН. Вся суть его речи заключалась в представлении тяжелой судьбы бедных стран и народов, борющихся за свое освобождение, и тех проблем, которые были созданы несправедливыми экономическими и торговыми отношениями, сложившимися между развитыми богатыми государствами севера и развивающимися странами юга.
Он подчеркнул ухудшение условий торговли при повышении цен на товары, экспортируемые из промышленных стран в развивающиеся государства, и их падении на сырье последних. Че, верный своему принципиальному взгляду, сказал при этом, что от сложившегося положения выигрывают и социалистические страны, хотя они в этом не виновны и сами заключают с развивающимися странами, как в случае СССР и Кубы, соглашения нового типа. Несмотря на то что Гевара воздержался от более резкой критики стран социализма, в ходе сессии они не включали его делегацию в проводившиеся консультации, а лишь ставили позже в известность об их результатах. Кубинская делегация чувствовала себя в изоляции, что вызывало у нее очень неблагоприятное впечатление о поведении «дружественных» делегаций стран Восточной Европы. Че Гевара чувствовал, что они ему не доверяют, и испытывал естественное недовольство и разочарование.
В отличие от большинства глав делегаций, вскоре разъехавшихся по своим столицам, Гевара оставался в Женеве почти весь месяц, пока проходила сессия ЮНКТАД. Отсюда он совершил короткую поездку в Алжир для участия в качестве гостя на первом съезде Национального фронта освобождения, что предоставило ему удобную возможность обсудить накопившиеся вопросы со своим другом Бен Беллой. Там же он провел встречи с лидерами конголезского движения за независимость, которые после свержения правительства Лумумбы и его убийства тогда находились в Алжире. От них он получил информацию о готовящихся планах вооруженного восстания против прозападного правительства Конго.
Короткая пауза и снова в далекий путь
Во время его поездок принимавшие его люди делали ему подарки, некоторые из которых были очень дорогими. Давали ему подарки и для меня, но, если он находил их слишком обращавшими на себя внимание, он их раздавал.
Гевара вернулся в Гавану в конце апреля и возобновил исполнение обычных обязанностей. Его семья продолжала расти, но, будучи бесконечно занят работой, он почти не бывал дома и детьми практически не занимался. Его аскетизм проявлялся даже в банальных бытовых делах. Че просто презирал роскошь.
Он отказывался от каких-либо служебных привилегий, запрещал своей жене Алеиде пользоваться его служебной машиной для личных целей, вынуждая ее ездить в магазины за продуктами на городском транспорте. Все подарки, которые он получал в дипломатических и других поездках, Че передавал в коллективы или более нуждающимся в них, как ему казалось, людям.
Если его жене в условиях тогдашнего страшного дефицита товаров удавалось достать что-то импортное, то Гевара настойчиво уговаривал ее эту вещь не носить или кому-нибудь передать. Так ей однажды досталась пара красивых туфель. Как всякая, тем более молодая интересная женщина, она надела их, чтобы отправиться с ним на какой-то прием. Увидев их на ней, Че тут же попросил ее сменить обувь, ссылаясь на то, что они не могут появиться на публике в вещах, которых нет у других.
«Как-то, – вспоминала еще один подобный эпизод Алеида, – мне дали цветной телевизор. Я едва успела оглянуться, как Че передал его рабочему фабрики. А в то время это было что-то невообразимое. Помнится еще другой случай, когда после поездки в Алжир ему привезли бочку великолепного вина. Когда он приехал домой, он сказал мне, чтобы я передала ее в находившуюся рядом с нашим домом армейскую казарму. Признаться, я не всегда выполняла его распоряжения. Зная, что вино было одно из редких удовольствий, которое он позволял себе, я оставила для него пять литров».