Комнаты мате-клуба оказались пестроватыми и перегруженными этническими деталями разной степени аутентичности, но, в общем-то, вполне уютными. Диванчики, пестрые подушки, какие-то шкуры на стенах… Сергей с некоторым сожалением подумал, что Юлька точно пришла бы от них в восторг. Несколько человек сидели над своими калебасами, расслабленные и погруженные в себя.
Сергей взял у увешанной фенечками девушки свой мате и, чувствуя себя идиотом, сказал ей, что хотел бы поговорить с Рафаэлем. Девушка взглянула на него с некоторым уважением, попросила подождать минутку и вышла. Сергей присосался к бомбилье, сморщился от травяной горечи и, следуя традиции, погрузился в размышления.
В последнее время его галлюцинации стали не только навязчивыми, но и откровенно скучными. Перестрелок больше не было, видимо, след партизан потеряли либо просто перестали преследовать, загнав в глубину сельвы. День за днем отряд прорубался сквозь заросли, медленно продвигаясь на восток, так что главным видением Сергея стал здоровенный мачете и разлетающиеся из-под него ветви и листья. Запах зелени казался удушающим, пот заливал лицо, привлекая тучи москитов. Припасы давно кончились – последнюю банку сгущенки сожрал Лоро, и команданте едва удалось остановить разгоревшуюся после этого драку. Стрелять Че запретил, чтобы не выдать отряд, и вся надежда была на двух боливийцев, которые более-менее владели луком и стрелами. Ели попугаев, носух, каких-то крупных жаб. Один раз удалось поймать пекари – это был настоящий пир. Цель похода по-прежнему была неясна никому, кроме команданте и, может быть, Макса, хотя Че каждый вечер читал смутные лекции об общем благе и революции, если не лежал с приступом астмы. По прикидкам Сергея, партизаны приближались к границе с Парагваем.
А мате у них кончился давным-давно, подумал Сергей, прислушиваясь к бульканью в недрах калебасы. Каково это аргентинцу? Наверное, хуже, чем русскому без чая. Интересно, нормально ли сочувствовать своим галлюцинациям?
– Добрый вечер, – раздался тихий голос, и Сергей резко вскинул голову, выходя из задумчивости.
Рафаэль оказался невысоким и плотным чернявым человечком. Он был подозрительно похож на добродушного травматолога из Еревана, лечившего когда-то Сергею пустяковый вывих. Глаза за неестественно толстыми линзами очков казались огромными и печальными, как у сенбернара. Маленькую пухлую руку украшал перстень с пестрым бело-зеленым камнем.
– Это амазонит, – веско сказал Рафаэль, заметив взгляд художника.
– Ну естественно, – с преувеличенным энтузиазмом откликнулся Сергей, испытывая острое желание встать и уйти. Видимо, почувствовав это, Рафаэль отбросил вступление.
– Вам нужна церемония? Общение с… – он пошевелил пальцами, – духом джунглей? Расценки мои знаете?
Сергей кивнул.
– Половина сразу, половина по результату.
– Какому результату? – осторожно спросил Сергей.
– А какой вам нужен?
– Чтоб глюки прошли, – мрачно ответил Сергей. – Этот, как его, морок.
– Вы галлюцинируете? – оживился Рафаэль. – Психиатрические причины исключили?
Сергей поднял на него покрасневшие от недосыпа глаза, мечтая запустить в тускло мерцающие очки чем-нибудь тяжелым.
– Впрочем, неважно, – быстро сказал Рафаэль. – Церемонию можно провести прямо на это неделе, если хотите. Но нужна некоторая подготовка.
– В смысле – подготовка? Экзамен на начинающего психонавта?
Рафаэль поморщился.
– Значит, так, – деловито заговорил он. – Сутки не трахаться. Никаких девочек, никаких мальчиков.
– Мне не до того сейчас, – буркнул Сергей. Спать хотелось так, что реагировать на предположение о мальчиках не было ни сил, ни желания. – Но, если можно, лучше бы обойтись без этих заморочек, духовных.
Глаза за толстыми линзами стали еще больше. На секунду Сергею показалось, что Рафаэль сейчас выругается и уйдет, но тот только на секунду замер, потрясенный кощунством. Мясистые ноздри затрепетали от возмущения.
– А что вы хотите? – взвился он. – Это мощный инструмент мистического познания, а не игрушка! Это вам не экстази по клубам закидываться!
– Я не закидываюсь экстази по клубам, – раздраженно ответил Сергей. – Мне и без того интересно живется. Особенно, блин, в последнее время.
– Вам помощь нужна? – раздраженно спросил Рафаэль. – Или развлечься больше нечем?
– Нужна, нужна, – покаянно ответил Сергей.
– Не употреблять спиртное и не есть ничего, кроме сухарей, – сухо продолжил шаман. – Запивать водой.
– Ничего себе, – опешил Сергей. – А как-нибудь попроще нельзя? Без истязания плоти?
– Это как раз чтобы обойтись без истязания. Не, я могу тебе список запрещенных продуктов дать, но лучше – ничего не есть, это проще. Слушай, оно тебе надо – вникать? Я могу лекцию по биохимии прочитать, а ты ее поймешь? Короче, инсульт хочешь?
– Не хочу, – мрачно ответил Сергей. Затея нравилась ему все меньше.
– Тогда делай, как я говорю. Послезавтра устроит? Встречаемся в одиннадцать. Вечера, вечера. Битцевский парк.
– Почему?!
– Место силы, – сухо объяснил Рафаэль. – Войдешь со стороны Балаклавского…
В половине одиннадцатого Сергей вошел в черный ельник на окраине парка. Фонарик выхватывал из темноты голые стволы, раскисшую тропинку под ногами и сплошной ковер рыжей хвои, усыпанной пакетиками из-под чипсов, обертками мороженого и прочим мусором. Страшно хотелось есть. Перед выходом из дома он сжевал почти целую буханку бородинского хлеба, но это не помогло. Очень хотелось мяса. Или яичницы с колбасой и помидорами, посыпанной зеленым луком. И запить ее не водой, а сладким крепким чаем. А еще лучше – хорошим пивом.
Кажется, именно это называется потерей критики – пойти ночью в лесопарк, чтобы выпить сомнительного наркотического зелья в компании незнакомца, рекомендованного приятелем с «напряженной духовной жизнью». Надо было все-таки к психиатру, подумал Сергей. И, наверное, еще не поздно. Он остановился, раздумывая, и в этот момент его снова накрыло. Сергей пошатнулся, едва удержал равновесие, цепляясь за шершавый еловый ствол, чувствуя, как щеку царапает сухая кора…
…Очнулся от тяжелого, мутного сна, трясясь от промозглого холода под отсыревшим одеялом. Лагерь обступала бархатная тьма сельвы, бледное свечение древесных стволов. Здесь все было мокро, все гнило, и, разлагаясь, испускало белесое сияние. От рубашки несло потом и плесенью. В близкой реке плеснуло: какое-то животное нырнуло в воду – то ли капибара, то ли кайман. Художник сел, охватил руками колени, пытаясь унять озноб и понять, что его разбудило.
Тихие шаги, шепот. Сергей понял, что в лагерь вернулись разведчики – один из боливийцев, Инти и Макс Морено. Осторожно ступая, разведчики прошли к гамаку, в котором спал Че.
– За нами идут лесные индейцы. Мы приближаемся к их территории, – боливиец говорил еле слышно, но в его голосе прорывались панические нотки. – Еще немного и – они начнут стрелять. Это не солдаты, от них не укрыться, их не найти… Они смазывают стрелы ядом, вы знаете?
– Потенциальные союзники… – задумчиво проговорил Че.
– Союзники? – вмешался Инти. – У вас уже были такие союзники, вспомните Конго!
– Ты прав.
Команданте отвернулся. Его плечи ходили ходуном, воздух со свистом прорывался в легкие – близился новый приступ астмы.
– Надо возвращаться к людям, – тихо сказал Макс. – Нам нужна пища. Нам нужны лекарства. Вам нужны…
– Если расчеты Тани верны, до монастыря осталось не больше двух дней ходу. Мы должны дойти.
– Это всего лишь легенда. Миф. Вы же сами обвиняли меня в мистицизме! Весь ваш план строится на палеонтологическом курьезе.
Че Гевара внимательно взглянул на парагвайца.
– Как легко вы меняете свое мнение, товарищ Морено, – с горькой иронией проговорил он. – Совсем недавно вы относились к Чиморте намного серьезнее, чем я.
Макс отвел глаза.
– Мы все устали, – пробормотал он. – Я ошибался тогда.
– Мнение вы поменяли, однако не цель: вы по-прежнему пытаетесь отговорить меня от этой попытки. Хотел бы я знать, отчего вы вдруг передумали. Но это не так уж важно. Я уже говорил вам и повторяю, товарищ Морено: если для революции нужно обратиться к мифу – я так и сделаю
– Надо возвращаться, Че, – вмешался боливиец.
– Возвращаться некуда – крестьяне нас не поддержат, пока…
– Да есть же куда! – воскликнул Инти. – Мы можем прорваться на Кубу. Фидель простит…
Стало так тихо, что Сергей услышал, как где-то в глубине древесной кроны переступила с ноги на ногу какая-то пичуга. Он вздрогнул, когда безмолвие нарушил натужный вдох команданте.
– Ты устал и не понимаешь, что говоришь, – ледяным голосом сказал Че. – Ложись спать. Завтра у нас тяжелый день.
Голоса затихли. Какое-то время на самой грани восприятия Сергей еще слышал, как перешептываются испуганные боливийцы, но потом постепенно начал задремывать. Краем сознания он понимал, что стоит в ельнике на окраине Битцевского парка, что ему надо идти, чтоб не опоздать на какую-то важную встречу, и запах хвои и выхлопных газов с Балаклавского проспекта мешался с тяжелым духом гнилой болотной воды и прелых листьев.
На рассвете на дерево, под которым Сергей растянул свой гамак, прилетела пара туканов. Сварливо перекрикиваясь, они сбивали своими огромными клювами плоды и шумно перелетали с ветки на ветку. Пора было идти: если партизаны не заблудились, сегодняшний переход должен был стать последним на пути к башне, где монахини сторожили душу Чиморте.
Толстые деревянные столбы с лицами идолов. В темноте сухая трава отливает серебром, и серебряными кажутся стволы берез… Сергей потряс головой. Большая поляна посреди парка была ориентиром, точкой, у которой нужно было свернуть под углом налево и найти диагональную тропинку, еле заметную в подлеске, перегороженную ветвями… Сергей со вздохом достал мачете.
Четверть часа спустя он стоял посреди ночного лесопарка, шаря под ногами желтым лучом фонарика в поисках тропинки. Батарейки садились. Еще немного – и он останется в темноте, самым глупым образом заблудится в московском парке. Сергей сделал несколько шагов вперед, тихо р