футляра и весело махал прохожим свободной рукой. Вслед им неслись смех и аплодисменты. Сергей вдруг понял, что только что случившуюся драку скорее всего приняли за какой-то цирковой номер. Он мрачно рассмеялся и принялся отряхивать с коленей пыль.
Тихо подошла Юлька, бледная, губы испуганно приоткрыты. Она молча подняла с мостовой раскрытый бумажник и протянула его Сергею. Тот машинально заглянул внутрь: деньги, карточка – все на месте…
– Что это было вообще? – ошарашено спросил он в пространство. Юлька пожала плечами, отступила на шаг.
Сергей подобрал истерзанную пачку сигарет, закурил.
– Дай мне тоже, – попросила Юлька. Выпустила клуб дыма, глядя под ноги. – Кто такой Ильич? – спросила она. – Ты передал привет от какого-то Ильича, и они на тебя набросились.
– Так, – медленно произнес Сергей и отшвырнул окурок. – Ты что-нибудь знаешь об этом?
Юлька закусила губу и помотала головой. Глаза у нее были как блюдца.
– Детка, десять минут назад ты жаждала мне в чем-то признаться, – Юлька попятилась, и он крепко взял ее за тонкое запястье. Девушка задергалась, вырываясь, и Сергей подтащил ее поближе. – Вчера ты спросила, не происходит ли со мной странного. Так вот, как видишь, происходит.
– Я не знаю, чего они хотели, – пробормотала Юлька, сердито выдирая руку. – Я тут не причем, я этого не придумывала!
Сергей задрал брови.
– А что придумывала?
– Ну, всякое, – Юлька потупилась и покраснела. – Но я же это выдумывала! Просто представляла! И не такое совсем! Просто фантазировала…
– Просто фантазировала. И письмо, конечно, тоже плод твоего воображения.
Юлька зажмурилась и сморщила нос, чувствуя, как от стыда горят уши.
– Я просто так написала. Ну, не просто так. Я подумала, а вдруг ты захочешь со мной снова встретиться.
– Ну, захотел. Поздравляю.
– Извини, – проговорила Юлька. – Я пойду, ладно?
– Мы сейчас оба пойдем, – ответил Сергей. – Поедем. Ко мне. И подробно побеседуем о твоих фантазиях…
– Тебе не понравится, они не эротические, – с вызовом буркнула Юлька.
– Не переживай. В моих глюках тоже эротики маловато.
– Ка… каких глюках? – опешила Юлька. – Я не… О черт! – она в панике взглянула туда, откуда доносилась очередная боливийская мелодия, и схватила Сергея за руку. – Слушай, я не нарочно. Глюков больше не будет, забудь. Я не знала. Я не хотела так, я просто придумывала, думала, что это забавно, просто прикалывалась сама с собой… Черт, черт, надо же, прости…
– Да что…
Сергей не успел договорить – Юлька развернулась и побежала прочь.
– Пойти что ли индейцам морду набить? – задумчиво спросил Сергей сам себя. – Нет, смысла нет, только в ментовку зря попаду.
Галерея постепенно наполнялась людьми. Сергей бродил по залу со стаканом виски в руке, перекидываясь ничего не значащими словами с посетителями. Сказал пару фраз какому-то журналисту. Расцеловал перед камерой панкующих двойняшек в россыпях булавок, блондинку и брюнетку, терпеливых натурщиц, с которых он рисовал свою версию Евы и Лилит. В общем, по настоянию Матвея старательно, хоть и без энтузиазма, работал лицом. Юлька не пришла, он одновременно и сожалел об этом, все-таки Юлька была на редкость живописна и украсила бы любое сборище, и радовался: неизвестно, какие выходки остались у нее в запасе. Семья Сергея опаздывала – то ли мама никак не могла собраться, то ли брат по обыкновению нашел самую глухую пробку в городе. Наконец они появились, и Сергей облегченно вздохнул – искреннее удовольствие родителей и чуть ехидное веселье далекого от искусства брата разбавляли чересчур богемную, на вкус Сергея, атмосферу выставки. Мама вплыла в зал, опираясь на руку мужа. Отец настороженно посматривал по сторонам, вглядывался в лица посетителей, пытался понять реакцию публики. Сергей с легкой болью подумал, что первый провал обошелся отцу дороже, чем ему самому. Подхватив пару бокалов, он двинулся навстречу. За спинами родителей, весело ухмыляясь, маячил младший брат.
– Ну как? – спросил Сергей, кивая на зал.
– Куча народу, – сказал Илья, озираясь. – Что они здесь забыли?
Сергей попытался отвесить брату подзатыльник, но тот привычно увернулся.
– Я старый сисадмин и не знаю слов любви, – ухмыльнулся он. – Но, кажется, это круто. Мне что, начинать гордиться?
– Давно пора, мелкий. Куда исчезла мама?
– Высматривает тебе невесту, как всегда, – ответил отец. – Я смотрю, в этот раз у нее большой выбор. Где ты находишь столько интересных девушек? Поделился бы с братом!
– Пока мелкий считает, что самая интересная часть девушки – это ее компьютер, делиться с ним бесполезно. Да и они как-то сами… – рассеянно ответил Сергей и оглянулся. – О, черт. Ее надо остановить… Пойдем, мам, я тебе покажу самое лучшее, – сказал он, подходя.
– Очень милая девочка, – сказала та, рассматривая Юлькин портрет. Двигаться с места она не собиралась, и Сергей обреченно встал рядом. – Экзотическая, но милая. Твоя знакомая?
– Мама, она выпила пять литров моей крови и хотела еще! Я не сомневался, что она тебе понравится.
– Делаешь вид, будто я какая-то гарпия, – чуть обиженно проговорила она. – А я просто…
– Просто хочешь, чтоб я остепенился и завел себе счастливую семейную жизнь, я помню. Не дуйся, мам, – он наклонился и чмокнул ее в щеку, – в другой раз.
– Я уже десять лет слушаю про другой раз.
– Ну так пора бы привыкнуть…
Он не успел договорить – налетел Матвей, подергиваясь, ухватил Сергея за рукав и потащил в сторону.
– Слушай, – жарко зашептал он, – какой-то тип завис у твоих коней в самолете и стоит там уже пятнадцать минут. Промаршировал прямо к ним, ни на что больше не смотрел.
– И что?
– А то! Пойди, поговори с ним хотя бы!
– Сам поговори, твоя работа.
– Какая работа, если ты их продавать не хочешь? Давай, давай, – Матвей подпихнул его под локоть.
Человека, завороженного картиной, звали Алекс Сорокин. Он выглядел на удивление невзрачно, настолько серо, что Сергей даже не мог уловить черты его лица – они как будто расплывались, ускользали, так что невозможно было ухватить суть. Это слегка беспокоило художника и заставляло держаться настороже. Но Алекс умел сразу расположить к себе. У него была бледная вежливая улыбка и беззащитные серые глаза, в которых мелькала легкая растерянность, Сергею сразу захотелось оберегать его от зубастых завсегдатаев и всячески брать под крыло, чтобы бедняга не потерялся в толпе снобов. Художник даже потянулся покровительственно похлопать Алекса по плечу – и с легким удивлением обнаружил, что вообще-то его собеседник не так уж мал ростом, как кажется – не намного ниже его самого. Убрав руку, Сергей с жаром принялся рассказывать о рейсе из Каракаса в Майами.
– Я вижу, вы много знаете о Че Геваре, – уважительно заметил Алекс.
– Больше, чем хотелось бы, – ответил Сергей, отхлебывая из стакана. – Я даже знаю, зачем он на самом деле устроил заварушку в Боливии.
– О! – неопределенно воскликнул Алекс, моргая. Сергей ухмыльнулся. Чертик, взбудораженный выпитым на голодный желудок виски и наивным видом собеседника, толкал его под руку, хотелось хулиганить.
– Че хотел дойти до одного старого монастыря и разбудить там революционного мегатерия, – заявил Сергей. – Это такой гигантский ленивец, – пояснил он и с изумлением увидел, как с его собеседника сваливается серенькая вежливая маска, и под ней проступают иные, намного более жесткие черты.
– Откуда вы знаете? – взвизгнул Алекс, но тут же взял себя в руки и вновь заулыбался дружелюбно и чуть растерянно, как человек, который подозревает, что его разыгрывают. – Интересная версия, – сказал он. – Сами придумали?
– У меня были видения, – пояснил Сергей с загадочной улыбкой и покачнулся. – Видения, – он помахал пальцем под носом Сорокина. – Я художник, мне положено…
В глазах у Сергея плыло, и он не заметил, как невинные глаза Алекса хищно сощурились, будто высматривая цель.
– Видения, не галлюцинации, – повторил он. – Заросшие тропы, дикие племена. Коллекционируют пальцы врагов, неприятные люди. Остальное съедают, но только не в пост, посты блюдут и празднуют рождество, Кураре. Вы ели когда-нибудь попугаев?
– Не довелось.
– Это невкусно, – утешил его Сергей.
– А вы хотели бы нарисовать этот монастырь? – спросил Алекс.
– Я рисую только с натуры, – возразил Сергей. – Я р-р-реалист.
– Понимаю, – кивнул Алекс, косясь на картину, где обнаженная девушка, сидя верхом на рыбине, гнала над ночным городом стаю дирижаблей.
– Видения, – пояснил художник. – Чертова девчонка не дала досмотреть. Не показала, что внутри.
Глаза Алекса превратились в щели. Слегка придерживая Сергея под локоть, он повел его вдоль зала. Приостановился у портрета Юльки, цепко оглядел его – разноцветные глаза, ладошка, скромно прикрывающая висящий на шее кулон. С веселым изумлением покачал головой.
– Эта девчонка? – спросил он художника. Сергей кивнул.
– Ведьма, – доверительно шепнул он. – Натуральная ведьма. Вот здесь еще… Танцует… И здесь. Дед – индеец, бабка – вообще нечто фантастическое, уж поверьте, я на коленях просил, чтобы она мне позировала… Ну, не просил, но собирался. А девчонка – натуральная москвичка, бывает же. Вот здесь, на бульваре, видите?
Он поволок Алекса дальше.
– Монастырь существует, – тихо говорил на ходу Сорокин. – Вы можете писать его с натуры, во всех ракурсах, на плэнере, так сказать.
– Боливия, – качал головой художник. – Далеко. Дорого.
– Это ничего, – возражал Алекс. – Давайте сделаем вот как…
Сергей залпом допил остатки виски и, прикладываясь к невесть откуда взявшемуся стакану с новой порцией, стал слушать, и слушал, пока из цветных пятен не возникло лицо брата.
– Илюха! – воскликнул Сергей и широко повел рукой, расплескивая виски. – Мелкий! Пора начинать мной гордиться, а?
– Горжусь. Так упиться при твоих размерах – это надо уметь. Хорошо, предки уехали уже.