Че был невероятно популярен в СССР, и не случайно, что именно он вместе с Юрием Гагариным возглавил Общество советско-кубинской дружбы.
16 октября 1964 года Че встретился с первым секретарем советского посольства в Гаване Дарусенковым и сообщил ему, что уход Хрущева взволновал кубинское руководство. Че прямо сказал, что не верит в «состояние здоровья» как причину отставки Хрущева. Наверняка речь идет о политических расхождениях между Хрущевым и остальными членами советского руководства. Хрущева знали на Кубе как человека, всегда готового бескорыстно помочь кубинской революции, поэтому, продолжал Че, его уход не может не вызвать волнения в Гаване. На Кубе, сказал Че, считали, что Хрущев пользуется большой популярностью в Советском Союзе и что под его руководством «…СССР добился выдающихся успехов в своей политике». Тем не менее Че отметил и ряд недостатков Хрущева, которые, впрочем, не имели отношения к мотивам его отставки (о чем Че тогда не знал), что отражено в записи беседы Че с советским дипломатом: «Мне, например, очень был не по душе ярко выраженный прагматизм т. Хрущева, неожиданные повороты в его политике. Об этом ярко свидетельствует период Карибского кризиса, который оставил у нас, кубинцев, очень неприятный осадок. Тов. Хрущев, на мой взгляд, допускал неприемлемые действия в адрес Китая и Албании. Я лично был во многом не согласен с тем курсом, который приняла в этом вопросе советская политика после ХХП съезда КПСС. В результате этого мы стоим сейчас перед самой сложной проблемой, которая существовала когда-либо в мировом коммунистическом движении. Я не хочу тем самым оправдывать китайскую линию. Я считаю, что китайские руководители ведут себя недопустимо…
Китайское руководство… занимает в отношении Кубы такую позицию, при которой нам весьма трудно что-либо сказать против Китая. КНР оказывает нам существенную помощь, пренебрегать которой мы не можем… Несмотря на тяжелое продовольственное положение Китая, они поставляют нам рис. Мы понимаем, конечно, что китайское руководство при этом преследует свои определенные цели и помогает нам за счет своего народа, но от факта китайской помощи не отмахнуться…»404
Че с явной обидой и как бы в противовес китайскому бескорыстию[258] говорил, что в СССР «есть люди, которые не проявляют большого энтузиазма в отношении Кубы, так как она, помимо экономической обузы для Советского Союза, является также потенциальным очагом мировой термоядерной войны».
В целом Че выразил опасения (оправданные, как оказалось), как бы в СССР после отставки Хрущева не начался период огульного отрицания всех его заслуг, как случилось с оценкой деятельности Сталина: «Подобная практика имела бы тяжелые последствия, которых хотелось бы избежать».
«Сказав в заключение, что он мало встречался с т. Брежневым Л. И. и поэтому не может высказать о нем своего мнения, Гевара отметил, что он сохранил приятные воспоминания о контакте с т. Косыгиным А. Н. Мне, сказал он, т. Косыгин представляется серьезным, вдумчивым, умным руководителем, который подходит к решению вопросов без спешки, предварительно все продумав и взвесив. Хотя я и знаю, что по ряду кубинских просьб он не всегда шел нам навстречу, я придерживаюсь о т. Косыгине самого высокого мнения»405.
Визит Че в СССР (6—18 ноября) никак его не обрадовал. И Брежнев, и Косыгин были намерены не только продолжать экономические рыночные реформы, но еще и усилить их. Сталина реабилитировать они также не собирались, хотя и прекратили его публичную критику.
Что касается Кубы, то столь неприятный для Че прагматизм был сохранен, хотя здесь, как представляется, кубинцы были излишне придирчивыми. Конечно, китайцы кое-что давали Кубе бесплатно, но мало, да и (как признавал сам Че) в угоду своим же интересам. СССР поставлял Кубе товары в кредит (хотя и на очень льготных условиях), что Че считал нарушением принципа социалистического интернационализма. Какие деньги в отношениях между друзьями? Но в Москве вполне резонно считали, во-первых, что не все, что запрашивает Куба, приносит стране пользу. Ведь и сам Че признавал, что его первоначальная концепция индустриализации с опорой на тотальное импортозамещение была ошибочной. И если бы СССР тогда поставил оборудование для гигантских металлургических заводов, оно наверняка пропало бы зря. Во-вторых, думали и Хрущев, и Брежнев, и Косыгин, поставки в кредит дисциплинируют кубинцев, заставляют их бережнее относиться к прибывающим оборудованию и материалам. И здесь резон был на советской стороне.
В принципиальном плане стоит отметить, что Москва всегда была готова пойти навстречу разумным пожеланиям Кубы и не настаивала на жестком соблюдении графика платежей или погашения кредитов. Формально все это, конечно, выглядело более «прагматично», чем «широкий жест» китайцев, но советские поставки на Кубу и при Хрущеве, и при Брежневе превышали китайские в десятки раз. Поставки СССР в рамках экономического и технического содействия Кубе составили в 1965 году 337,9 миллиона рублей, в 1967-м — 506,8 миллиона406.
КНР выделила Кубе беспроцентный кредит в объеме 60 миллионов долларов на пять лет (1961–1965) и в Пекине заверили, что если Куба не сможет его погасить, то это не страшно407. Че был в восторге: «Такой кредит является невиданным в мире: беспроцентный, без четкой даты погашения, даже без ответственности за его невозврат»408. Тем не менее весь объем кубинско-китайской торговли в 1965 году был примерно в два раза меньше советского содействия Кубе и составлял 224 миллиона долларов.
В ходе визита в СССР Че от имени Кубы принял участие в праздновании очередной годовщины Октябрьской революции (стоял на трибуне Мавзолея), посетил, как обычно, промышленные и сельскохозяйственные предприятия (ЗИЛ, станкостроительный завод «Красный пролетарий», совхоз «Матвеевский», Московский конный завод номер 1). Важными были встречи в Центральном экономико-математическом институте Академии наук СССР — идейной лаборатории советских рыночных реформ409. Культурная программа включала усадьбу «Архангельское» и художественную выставку «Москва — столица нашей родины».
11 ноября Че присутствовал на торжественном собрании, на котором было создано Общество советско-кубинской дружбы. Он и Юрий Гагарин — самые популярные люди на Земле — его и возглавили. «Правда» (от 12 ноября 1964 года) писала, что майор Эрнесто Гевара «в своем кратком приветственном слове сказал, что кубинский народ никогда не забудет тот вклад, который внес Советский Союз в дело строительства социализма на Кубе и что Куба всегда будет вместе со своим большим другом — советским народом».
В Москве Че провел встречу с кубинскими студентами, обучавшимися в СССР, и дискуссия на экономические темы вылилась в такие жаркие баталии, что едва не вышла из-под контроля. Че вспоминал: «Я обсуждал со студентами свои взгляды на моральное стимулирование, говорил о том, что система хозрасчета в СССР является настоящим бедствием… У меня никогда не было такой восприимчивой аудитории, потому что мои собеседники [студенты] жили непосредственно в средоточии проблемы…» Что ни говори, «западноевропейский блок развивается гораздо быстрее, чем блок народно-демократических государств». Это происходит, по мнению Че, из-за того, что в СССР «вернулись к материальным стимулам, конкуренции и дифференциации в заработной плате…»410.
Таким образом, кубинские студенты в Москве, к неудовольствию Че, явно были «заражены» советским хозрасчетом.
В вопросе отставания СССР по темпам экономического роста от капиталистических стран Че был тогда явно не прав. Если в 1961–1965 годах национальный доход СССР в среднем за год рос на 6,5 процента, то после ускорения реформ в 1966–1970 годах — на 7,7. Не зря восьмую пятилетку в Советском Союзе окрестили «золотой». ВВП США, например, вырос в 1965–1966 годах на 4 процента.
Помимо экономических тем, Че обсуждал в Москве и политические вопросы. Он встречался с Юрием Андроповым, который тогда возглавлял отдел ЦК КПСС, отвечавший за связи с социалистическими странами. Состоялась беседа и с Виталием Корионовым, курировавшим в аппарате ЦК отношения с Латинской Америкой. Корионов был уже наслышан (в том числе и от Марио Монхе) о давлении кубинцев на латиноамериканские компартии в плане вооруженной борьбы. Че горячо убеждал Корионова, что перспектива освобождения всей Латинской Америки от господства США весьма реальна. И сделать это можно только вооруженным путем. Но в Москве, к явному неудовольствию Че, относились к этим планам прохладно, так как не верили в успех.
В целом кубинскому гостю подтвердили линию Москвы — каждая компартия в Латинской Америке сама решает, как ей действовать.
Че был настолько раздосадован столь умеренной линией Москвы, что отказался принять участие в Совещании коммунистических и рабочих партий Латинской Америки, состоявшемся в Гаване 23–28 ноября 1964 года. Он заявил, что лучше поедет на сафру в провинцию Орьенте. Че понимал, что на этой встрече он со своей идеей партизанского очага не получит большинства. Хотя созыв совещания именно в Гаване отражал как раз стремление Москвы примирить кубинскую точку зрения со взглядами сторонников мирного пути в Латинской Америке. Совещание в общей форме подтвердило стремление усилить революционную борьбу в Латинской Америке (реверанс в адрес кубинцев) и высказалось в поддержку СССР в советско-китайском противостоянии.
Американская разведка расценила итоги совещания как победу умеренной линии, торжество осторожной позиции Москвы: «Советские ставки на гаванском совещании были высокими, и совещание стало успехом КПСС» именно в плане противодействия китайцам и «отделения» от них Кастро4". ЦРУ отмечало, что на совещании было принято решение не поддерживать никаких вооруженных групп в странах Латинской Америки, если они действуют без санкции местных компартий.
Принятое на совещании заявление было одновременно опубликовано в Гаване и Москве 18 января 1965 года.