[262]. Китайцы ответили масштабной экономической помощью.
В конце 1964 года Че вылетел в Африку и 26 декабря провел переговоры с прогрессивным лидером Мали Модибо Кейтой418.
Но 2 января 1965 года он уже прибыл в Браззавиль. Массамба-Деба поддерживал повстанцев соседнего Конго и стремился вообще объединить обе страны под своим руководством. Тогда, получив границу с тоже вставшей на путь социализма Танзанией, новое большое социалистическое Конго смогло бы контролировать весь центр континента. Массамба-Деба выразил полную поддержку планам Че с явным расчетом на кубинскую экономическую помощь. Че обещал содействие в организации в Браззавиле народной милиции по кубинскому образцу.
При помощи кубинцев был основан тренировочный лагерь для конголезских повстанцев.
Массамба-Деба поддерживал также Народное движение за освобождение Анголы (МПЛА), воевавшее с 1961 года против португальских колонизаторов, прежде всего в ангольском анклаве Кабинда, примыкавшем к Республике Конго. 5 января 1965 года Че встретился с лидером МПЛА Агостиньо Нето, пообещав движению военную помощь Кубы[263]. Прибытие первых кубинских военных советников, заверил Че, следовало ожидать уже летом. В то же время МПЛА прохладно отнеслось к просьбе Че направить своих партизан на помощь конголезским повстанцам. Так первый раз Че столкнулся с типично африканским фактором, который он ранее не учитывал — с трайбализмом. Для многих африканских революционеров идеология стояла отнюдь не на первом месте — главным было служение интересам своей народности или племени.
Тем не менее с беседы Че и Нето началось участие кубинцев в ангольских событиях, растянувшееся почти на 30 лет и завершившееся полным успехом Кубы в борьбе против США и ЮАР.
Из Браззавиля Че отправился в другие африканские страны социалистической ориентации — Гвинею, Гану, Дагомею[264] и Алжир.
8 января 1965 года Че встретился с лидером Гвинеи Секу Туре, также обещавшим поддержку «конголезскому проекту». На границе с Сенегалом оба лидера провели переговоры с сенегальским президентом Сенгором, крайне популярным политиком в Африке того времени, придерживавшимся панафриканских взглядов (это было особенно важно для Че).
Сенгор, однако, был своего рода расистом наоборот, создав теорию так называемого «негритюда» — исключительности негроидной расы. Сначала негритюд отражал протест против колониализма и расовой дискриминации, выступал против приоритета европейских духовных ценностей. Позднее он приобрел другую окраску — в нем стали прослеживаться мотивы расовой исключительности, расовое сознание негритюда противопоставлялось классовому. Че с этим, естественно, согласиться не мог. В свою очередь, Сенгор был возмущен тем, что на переговорах между ним и Секу Туре присутствует белый.
14 января Че был уже в Гане и встречался с Кваме Нкрумой. Нкрума был в то время крайне популярен в Черной Африке — ведь именно под его руководством бывший Золотой Берег первым в Африке добился независимости еще в 1957 году. Ганский лидер был очень рад визиту Че и просил его задержаться в Гане как можно дольше. Переговоры двух популярнейших людей того времени прошли 16 января и касались прежде всего положения в Конго. Че по просьбе Нкрумы пробыл в Гане целую неделю, встречаясь с профсоюзами, молодежью, женскими организациями. 20 января состоялась еще одна встреча с Нкрумой — проговорили более двух часов.
За визитом Че в Африку, естественно, внимательно следило ЦРУ. Причем американцы отметили интересный для себя аспект переговоров Че с африканскими лидерами. В сводке от 15 января 1965 года американская разведка отмечала, что одной из главных тем было «…предостережение африканским друзьям не слишком глубоко связываться с советскими или китайскими коммунистами. Согласно Геваре, в то время как Куба, как и прежде, глубоко предана социализму, кубинские официальные лица не в восторге от того, насколько сильно в их внутренние дела вмешиваются СССР и коммунистический Китай. Гевара сказал, что Кубе уже поздно что-либо здесь менять, но кубинцы считают, что африканским лидерам еще не поздно изменить такую ситуацию. Гевара добавил, что кубинцы особенно озабочены положением своих алжирских друзей, и он направляется прямо в Алжир, чтобы передать такое же послание бен Белле»419.
30 января Че был уже в Алжире.
Че долго беседовал с алжирским президентом Ахмедом бен Беллой, делился своими планами, считая Африку слабым звеном в цепи империализма. Бен Белла не разделял оптимизма своего друга420. Он, как и Москва, считал, что иностранная поддержка вряд ли сможет переломить ситуацию на континенте — революции должны вызреть внутри соответствующих стран. Да и самому Че не обязательно лично принимать участие в африканской революции. Но, к удивлению бен Беллы, Че категорически настаивал именно на личном участии — после поражения ЭГП в Аргентине это было для него делом решенным.
2 февраля 1965 года Че прибыл в Пекин. Китайцы активно «осваивали» Африку, пытаясь, опять-таки в пику советским «ревизионистам», представить себя главными и бескорыстными спонсорами местных национально-освободительных движений. Пекин особенно интересовала Танзания, как ворота к сырьевым богатствам Черной Африки. Че, в свою очередь, не оставлял попыток примирить КПСС и КПК, хотя бы на почве совместной поддержки африканской революции.
«Ультрареволюционные» китайцы всячески приветствовали планы Че, как обычно, обещая именно бескорыстную помощь. Однако Мао кубинскую делегацию[265] принимать отказался, и с Че беседовал только премьер Чжоу Эньлай. Видимо, «великий кормчий» давал понять кубинцам, что он разгневан из-за поддержки Гаваной Москвы на Конференции компартий Латинской Америки в Гаване в ноябре 1964 года. Тем не менее визит в Пекин был необходим, учитывая большое влияние китайцев на тогдашнее танзанийское руководство[266].
По пути из Пекина Че остановился в Париже, где исполнил свою давнюю мечту — осмотрел Лувр.
11 февраля 1965 года Че прибыл в крупнейший город Танзании Дар-эс-Салам. Именно от позиции президента этой страны Джулиуса Ньерере зависел в конечном итоге успех его плана. Танзанийцы в принципе не возражали (получив «добро» из Пекина), хотя тоже сомневались в целесообразности прямого участия кубинцев в конголезских событиях.
Встреча Че с лидерами конголезских повстанцев — Национального совета освобождения — должна была стать для кубинского гостя еще одним тревожным сигналом. Президент совета Гбенье, как оказалось, был в довольно напряженных отношениях с другими лидерами повстанцев — Кабилой и Сумиало, которые часто действовали на свой страх и риск.
Гастон Сумиало от прямых ответов на вопросы и предложения Че уклонялся, Лоран Дезире Кабила произвел на гостя с Кубы более благоприятное впечатление своей решительностью. Правда, наученный горьким трайбалистским опытом, Че не стал развивать перед Кабилой план общеафриканской революции с опорой на Конго. Он пока предложил лишь прислать 30 кубинских военных советников (не сказав ни слова о своем личном участии). Кабила с благодарностью согласился. Заметим, что против советников не возражал и Сумиало (специально прилетевший на встречу с Че из Египта), но он требовал приезда только чернокожих кубинцев. Зато Кабила был категорически против появления кубинцев в Конго — он считал, что они должны тренировать повстанцев в Танзании.
Попытка кубинского посольства в Танзании собрать для встречи с Че представителей всех африканских национально-освободительных движений закончилась полным фиаско — они едва не передрались друг с другом. Че окончательно понял, что Африка — не Латинская Америка, где страны связаны общей историей, языком и сходными экономическими и политическими признаками. Африка же была единым континентом только в географическом смысле. Не то что отдельные страны, но даже и народности внутри стран не имели друг с другом ничего общего, кроме традиций взаимной подозрительности и вражды, долгие годы искусно подогреваемых колонизаторами.
Значит, общеафриканской революции, «второго Вьетнама», не будет? Нет, Че все же так не считал. В полном соответствии со своей теорией партизанских очагов, он думал, что победа революционеров в такой огромной и важной стране, как Конго, станет катализатором панафриканского революционного взрыва.
19 февраля 1965 года Че был уже в Египте. Насер также отнесся к его планам скептически, хотя обещал поддержку. Президент Египта призвал Че не упускать из виду расовый момент — многие чернокожие жители Африки испытывают естественную вражду еще с колониальных времен к любому белому. Он, Че, рискует стать белым Тарзаном среди партизан-негров. Че яростно спорил — на Кубе ведь удалось решить расовую проблему, — и беседы с Насером затягивались за полночь. Но Насер остался непоколебим — он решительно не советовал Че появляться в Конго. Однако Че ответил: «Я поеду в Конго, потому что сейчас это самая горячая точка в мире. С помощью африканцев… и с двумя батальонами кубинцев я верю, что мы сможем поразить в сердце империалистические интересы в Катанге»421. Таким образом, Че хотел повторить тактику ЦРУ и Хоара — использовать небольшую хорошо вооруженную и дисциплинированную воинскую часть иностранцев как боевое ядро африканских сил.
Заметим, что тогда и Насер, и Че знали, что кубинцы уже воюют в Конго — ЦРУ использовало эмигрантов-контрреволюционеров в качестве пилотов правительственных ВВС. Причем кубинские контрреволюционеры (гусанос) появились в Конго еще в 1963 году422. Некоторые из них были ветеранами залива Свиней, другие служили в ВВС Кубы при Батисте. ЦРУ учредило в Майами подставную фирму «Карибиан марин аэрокорпорейшн» (КАРАМАР) для вербовки кубинцев в Конго. В ЦРУ считали, что в крайнем случае кубинцами можно и пожертвовать (как, например, в заливе Свиней). Посольство США в Конго сообщало в Вашингтон: «Хотя много твердят о том, что кубинцы — это американские наемники, мы будем продолжать говорить как можно меньше и направлять все вопросы к правительству Конго, с которым у этих пилотов заключены контракты»