тоже потерпел неудачу; я оказался не подготовленным к тому, чтобы смотреть с оптимизмом в будущее, которое надо было провидеть сквозь такой мрачный туман, который окружает нас сегодня. У меня не хватило мужества призвать людей к максимальному самопожертвованию в решающий момент. Речь идет о внутреннем, психологическом барьере. Для меня было очень легко остаться в Конго: с точки зрения самолюбия бойца — это было то, что надо было сделать. Как отразится такое решение на моей будущей деятельности — даже если бы все закончилось не лучшим образом, — мне в тот момент было безразлично. Но когда я взвешивал это решение, против [меня] как раз и работало осознание того, насколько легко было выбрать самопожертвование мне лично. Сегодня я считаю, что должен был преодолеть в себе тяжесть подобных “самокритических” сомнений и доказать хотя бы части бойцов необходимость этого заключительного сражения; пусть бы нас было мало, но мы должны были остаться»453.
Как и многое из того, что Че совершил в своей жизни, его миссия в Конго увенчалась успехом уже после его смерти. В 1996 году не прекращавший борьбы против прозападного режима Мобуту Кабила повел своих бойцов в крупномасштабное наступление, и в мае 1997 года Мобуту бежал из страны. Вступив в Киншасу 20 мая 1997 года, Кабила провозгласил себя президентом республики, которую вновь переименовал из Заира в Демократическую Республику Конго (ДРК) и вернул отмененные Мобуту государственные символы времен Лумумбы. Че, стоявший у истоков этого триумфа, примерно в это же время нашел свое последнее земное пристанище в Санта-Кларе, городе его воинской и человеческой славы.
То, что Че с лета 1964 года обратил особое внимание на Конго, вовсе не означало, что он отложил в долгий ящик свой главный революционный проект — организацию партизанского очага в Южной Америке с опорой на Боливию.
И главный вывод, который Че извлек из поражения в Конго, был следующим — отныне он с самого начала возьмет все командование и всю ответственность за партизанскую войну на себя и не позволит никому вмешиваться в его решения.
Глава восьмаяГИБЕЛЬ И БЕССМЕРТИЕ. ПРАГА, КУБА, БОЛИВИЯ (1965-…)
Раз в жизни был рад я безмерно,
Как в час настоящей удачи,
Когда приговор мой смертный
Объявил мне тюремщик, плача.
В начале 1963 года сбылась давняя мечта Тамары Буйке — «Таня» стала сотрудницей кубинской разведки. Красная Борода поручил ее подготовку темнокожему красавцу Улисесу Эстраде. Молодые люди полюбили друг друга, в чем Эстрада сознался своему шефу. Был получен мощный нагоняй за нарушение правил агентурной работы, но мешать счастливым любовникам не стали — они договорились пожениться после выполнения Таней ответственного задания в рамках операции, позднее получившей название «Призрак».
Хорошо, что о связи Улисеса с Таней не знал Че — Эстрада был женат и имел двоих детей. Таких вещей Че никому не прощал, а ведь именно он рекомендовал Таню Красной Бороде. Заметим, что Че поручил Пинейро посмотреть еще на двух аргентинок, живших в Гаване454. Выбрали Тамару — во многом благодаря ее твердой политической позиции, искренней преданности идеалам социализма.
Но сначала Тамаре пришлось сменить отличную четырехкомнатную квартиру в Гаване на более неприметное жилье и существенно ограничить контакты с привычными знакомыми. Таким образом, оставаясь на Кубе, она постепенно «уходила» из страны в никуда, действительно превращаясь в призрак.
Целыми днями Тамара занималась военной, диверсионной и разведывательной подготовкой. Стреляла она и так хорошо, но вот с метанием гранат поначалу не ладилось — девушка нервничала. Но потом освоила и это «ремесло», причем познакомилась как с американской взрывчаткой (захваченной у агентов ЦРУ), так и с советской. Затем последовали уроки радиоподготовки (также на американских и советских передатчиках), тайнописи, шифрования, устройства «мертвых почтовых ящиков», методики проведения конспиративных встреч. Училась Тамара превосходно — она жаждала как можно скорее приступить к реальной подпольной работе. Единственным замечанием инструкторов было требование сменить стиль одежды на улице — вместо формы народной милиции девушка должна была привыкать к «буржуазным» нарядам. Доброй и темпераментной Тане надлежало также научиться говорить холодно и чуть отстраненно, как это и положено избалованной дочке богатых родителей, привыкшей общаться с прислугой.
Что касается родителей настоящих (живших в ГДР), то они в октябре 1963 года получили от дочери немного странное письмо: «В настоящий момент я выполняю специальную [конфиденциальную] работу…»455
Сильной стороной будущего нелегала (а именно к этой роли готовили Тамару) было ее умение быстро сходиться с незнакомыми людьми и получать от них информацию. Конечно, немаловажную роль при этом играли женские чары этой красивой и умной девушки.
В качестве экзамена после окончания курса подготовки Тане поручили нелегально под видом туристки обосноваться в городе Сьенфуэгосе, завязать там контакты и получить ценную для иностранного шпиона информацию. Все это было выполнено блестяще. Конфуз, хотя и не по вине разведчицы, произошел с самой ответственной частью операции. На пляже в условленном месте она должна была взять бомбу и заложить ее на территории старой фабрики. Но на пляже бомбы не оказалось. Когда Улисес вез ее на катере, неожиданно вспыхнул пожар, и бомбу пришлось выбросить за борт.
По легенде Тамара стала итальянкой с немецкими корнями (из Южного Тироля) Виторией Панчини. Ее «родители» — итальянские фашисты, сбежали в 1944 году в Уругвай, и оттуда их дочка вернулась на родину, чтобы изучать этнографию.
Как обычно, легенду решили «обкатать» из Праги. Перед отъездом Таню, как и всех кубинских нелегалов, сфотографировали на память (в ее любимом революционном берете) и она встретилась с Че. Во время беседы она впервые узнала, что будет работать в Ла-Пасе в качестве эксперта по фольклору, что позволит свободно передвигаться по Боливии. Ее главной задачей будет организация сети поддержки будущего партизанского движения в боливийских городах. Пока же требовалось вживаться в роль богатой и независимой дамы правых убеждений (на худой конец аполитичной) и устанавливать контакты среди «сливок» боливийского общества. Как только придет время, с ней свяжутся. Ни при каких обстоятельствах Тамаре не следовало самой искать контактов с кубинским посольством или с Гаваной. Запрещалось раскрывать свое истинное лицо местным коммунистам. Че настаивал на том, чтобы главной чертой Тани стало тотальное недоверие.
9 апреля 1964 года Тамара попрощалась с Улисесом[276] и вылетела в Прагу, получив на прощание от любимого два стихотворения: «Поэму об исполнении долга» и «Ты уходишь, а я остаюсь». В Прагу прибыла гражданка Кубы Айди Бидель Гонсалес — блондинка с высокой прической и холодными, недоступными чертами лица. В рамках акции «Мануэль» чехословацкая госбезопасность с помощью гримеров и иных специалистов превратила ее в брюнетку с мягкими, округлыми чертами лица — аргентинскую гражданку Марию Ириарте, учительницу гимнастики, разругавшуюся со своими богатыми родителями в Буэнос-Айресе.
Но пока предстояло проверить легенду и документы Витории Панчини. Из Праги Тамара выехала во Франкфурт-на-Майне, оттуда вылетела в Западный Берлин, где смогла увидеть дом своих родителей. Затем путь лежал назад во Франкфурт (Тамара сообщила на Кубу, что отметки в паспорта при перелетах в Западный Берлин из ФРГ не ставят[277]), дальше через Мюнхен и Инсбрук — на «родину», в Италию.
В Италии возникла проблема, с которой Тамаре приходилось потом постоянно сталкиваться и в Латинской Америке. Оказалось, что в романских странах одинокая молодая девушка сразу становилась объектом приставаний со стороны почти каждого мужчины. Тамаре пришлось закрутить романы с двумя молодыми итальянцами (не одновременно, конечно), чтобы остальные донжуаны оставили ее в покое. Разведчица обзавелась «семейными» фото, на которых родители ее «жениха», сами того не зная, превратились потом в родителей самой Витории Панчини.
Через две недели (начало мая 1964 года) Таня снова была в Праге, переехав потом на оперативную явку чехословацкой госбезопасности — одинокий крестьянский дом в 20 километрах от столицы. Там опять последовали дни напряженной подготовки — Тамара установила себе жесткий режим (подъем в 7.30), а в свободное время писала любимому нежные письма. Ее инструктором был офицер кубинской разведки Хосе Гомес Абад (Диосдадо), называвший подопечную «моей маленькой монашкой».
Пришлось привыкать и к новой легенде, которую решили сделать более правдоподобной, позаимствовав часть реальной биографии Тамары Бунке. Аргентинка Лаура Гутьеррес Бауэр, как и сама Тамара, происходила из немецко-еврейской, но некоммунистической семьи. Ее «отец», бизнесмен, вернулся на родину в ФРГ в 1952 году, там умерла любимая «мама». Тиран-«папа» хотел насильно выдать Лауру замуж, и она ушла из семьи, чем и объяснялось бы ее нежелание говорить о родных и вообще о прошлом. Теперь Лаура зарабатывала на жизнь переводами и училась на этнографа.
В августе 1964 года Лаура (брюнетка с высокой прической) выехала из Праги опять во Франкфурт и в Западный Берлин. Оттуда она пару раз позвонила родителям, не сказав ни слова, где находится. Изготовленный чехами аргентинский паспорт (с «неправильными» отпечатками пальцев) благополучно выдержал все испытания при пограничном контроле, и в октябре 1964 года можно было приступить к выполнению главного задания.
3 октября 1964 года Таня показалась Диосдадо молчаливой и сосредоточенной — она готовила себя психологически к месяцам (а может, и годам?) жизни во враждебном окружении, без друзей и товарищей по борьбе