У Че был аргентинский паспорт, что давало ему определенную защиту от произвола «освободителей». В эти страшные для Гватемалы дни Эрнесто регулярно наведывался в аргентинское посольство, передавая прошения о предоставлении политического убежища от своих друзей и знакомых, находившихся на нелегальном положении. Но затем он узнал, что Ильда арестована и что полиция интересовалась им самим. Че не любил безрассудного и бесполезного риска, поэтому он попросил убежища в аргентинском посольстве, которое ему, как аргентинскому гражданину, естественно, было предоставлено. Однако его преисполняла решимость сдаться новым властям в обмен на освобождение Ильды. Его отговорили друзья, логично аргументируя тем, что его-то точно арестуют, а Ильду вряд ли выпустят.
Опасения за себя и за Ильду были отнюдь не беспочвенными, хотя Че, конечно, не знал, что госсекретарь США Даллес потребовал от Кастильо Армаса не выпускать из Гватемалы революционно настроенных иностранцев, ведь они могут собраться в какой-нибудь стране и продолжить свою «подрывную» деятельность. На сей раз и сам Даллес не предполагал, насколько он близок к истине.
ЦРУ собрало весьма внушительное досье на эмигрантов-революционеров в Гватемале. Возможно, было заведено дело и на аргентинца Эрнесто Гевару. Глава резидентуры американской разведки в Гватемале тех дней Дэвид Эттли Филипс вспоминал: «Один из аналитиков компании[57] через несколько дней после переворота дал мне листок бумаги, который содержал биографические данные на аргентинского врача двадцати пяти лет, попросившего убежища в мексиканском посольстве… “Думаю, нам стоит завести на него досье”, — сказал он. Хотя имя [аргентинца] мне тогда ничего не говорило, досье Эрнесто Гевары… в одно прекрасное время станет одним из самых пухлых в ЦРУ»56.
Конечно, Филипс мог и выдумать эту историю ради раздувания собственного имиджа «проницательного» оперативника. Такое за ним замечалось. Странно, что в своих воспоминаниях (к этому времени Че был фигурой мирового масштаба) Филипс перепутал, например, мексиканское посольство с аргентинским.
Филипс работал на ЦРУ с 1950 года, но полноценным сотрудником стал в 1954 году как раз в Гватемале. После этого он специализировался на Латинской Америке, занимаясь в том числе и подрывными операциями против Кубы.
В ЦРУ, по крайней мере, до сего дня отрицают, что досье на Эрнесто Гевару было заведено в 1954 году. Хотя американская разведка, как показало, например, дело Ли Харви Освальда, лихо уничтожала и подтасовывала собственные документы ради сокрытия правды. Кстати, сам Филипс, по некоторым данным, был связан с Освальдом и «подводил» его к участию в раскрытии заговора против Джона Кеннеди, хотя на самом деле в этом заговоре Освальду была отведена роль козла отпущения.
При аресте Ильду первым делом спросили, где находится Эрнесто Гевара. Полиция предъявила фото и просила ее указать на них Че (она его «не узнала»). Ее посадили в камеру с женщинами-убийцами и кормили отвратительным бобовым супом и тортильями. Ильда отказывалась есть баланду и питалась только чаем и яблоками. Сначала ее заставляли грузить дрова, потом она пекла тортильи на кухне. Храбрая женщина объявила голодовку, требуя освобождения (ведь ее никто не допрашивал и никакого обвинения не предъявлял), и попутно учила своих сокамерниц грамоте. Ее посетил посол Чили, сообщивший, что перуанские власти отказались выдать ей паспорт и у нее нет возможности выехать на родину.
Наконец Ильду доставили в прокуратуру, где обвинили в том, что она коммунистка. Основанием послужили найденные при обыске заметки об аграрной реформе в Латинской Америке. Такие обвинения в «освобожденной» Гватемале могли обернуться смертным приговором. 19 июля 1954 года Кастильо Армас учредил «Национальную комиссию по защите от коммунизма». Потом был принят новый уголовный кодекс, согласно которому за широкий и весьма неопределенный круг «преступлений» типа «политического саботажа» вводилась смертная казнь. Аграрная реформа Арбенса была немедленно отменена как «коммунистическая», а всех безграмотных крестьян-индейцев лишили избирательного права.
Поэтому Ильду могли расстрелять даже за найденный среди ее вещей текст трудового кодекса времен Арбенса — ведь этот документ тоже был признан «коммунистическим». Че изрядно повеселился бы, узнав, что его подругу обвинили еще и в связях с «опасным коммунистом» Бетанкуром. Кстати, от такого обвинения и сама Ильда едва сдержала смех, но, понимая дремучесть новой гватемальской юстиции, она лишь ответила, что профессионал-экономист должен читать любую литературу, включая марксистскую. Допрос закончился неожиданно — прокурор объявил, что Ильду хочет видеть Кастильо Армас. Тот был с ней знаком и, видимо, был не прочь проявить джентльменское великодушие. Ильда направила Кастильо Армасу телеграмму, требуя немедленного освобождения, угрожая в противном случае возобновить голодовку. Она была готова встретиться с Кастильо Армасом только в статусе свободного человека.
«Освободитель» в данном случае решил, видимо, соответствовать своему титулу, и 26 июля 1954 года (в национальный праздник Перу) Ильду действительно выпустили из тюрьмы. Она позвонила в аргентинское посольство, где ей сообщили, что Эрнесто очень хочет ее видеть. Ильда два раза пыталась попасть в тщательно охраняемое гватемальской полицией посольство[58], но безуспешно.
Пребывая в аргентинском посольстве, Эрнесто мучился приступами астмы, однажды он целый день ничего не ел, чтобы «очистить тело от шлаков». Ильда послала ему немного меда. Записи в дневнике показывают, что Че очень страдал от вынужденного бездействия и затворничества. Чтобы убить время, он помогал на кухне и составлял психологические портреты товарищей по несчастью. Ильда в письме заклинала его не покидать убежища без четких гарантий безопасности со стороны новых властей.
Сама Ильда получила телеграмму от нового гватемальского президента, в которой «освободитель» приглашал ее на личную встречу, собираясь на которую она нарочито надела красное «коммунистическое» платье. В приемной у нее отобрали сумочку — галантный кавалер опасался за свою жизнь. Он гордо восседал за президентским столом, но под рубашкой угадывался бронежилет. Кастильо Армас дружески вел себя — он извинился перед Ильдой за пребывание в тюрьме и дал гарантии личной безопасности. Ильда решила воспользоваться благоприятным настроением своего визави и попросила тех же гарантий для других латиноамериканцев (конечно же думая и о Че). Однако Кастильо Армас, видимо, вспомнил указания Джона Фостера Даллеса и ответил, что судьбы этих людей будут решаться отдельно в каждом конкретном случае. К тому же при беседе присутствовали два офицера, и Кастильо Армас понимал, что любое его неосторожное обещание станет известно американцам и может стоить ему президентского кресла.
В августе 1954 года Перон распорядился прислать в Гватемалу самолеты для вывоза всех политических эмигрантов из аргентинского посольства в Аргентину. Че по достоинству оценил этот великодушный жест и окончательно поменял доселе негативное отношение к президенту своей родины. Но, несмотря на уговоры посла, возвращаться в Аргентину Че не желал. При этом он охотно раздавал адреса своих родных и знакомых эмигрантам, чтобы помочь им обосноваться в чужой стране. С одним из самолетов семья передала Эрнесто деньги (120 долларов), одежду (два костюма) и столь любимый Че мате (4 килограмма). В ответном письме Эрнесто благодарил родных за подарки, но подчеркивал свой девиз путешественника: «…минимум багажа, сильные ноги и желудок как у факира»[59].
После того как в посольстве среди беженцев произошел конфликт на политической почве, их разделили на две группы: «демократов» и «коммунистов». Че, естественно, оказался среди последних (13 человек), которых признали зачинщиками «беспорядков» и отправили под домашний арест в посольский гараж.
В конце августа 1954 года 118 беженцев, находившихся на территории аргентинского посольства, вылетели в Буэнос-Айрес на пяти самолетах.
Че все же ушел из посольства, хотя никаких гарантий безопасности у него не было. Ильда прислала ему адрес ресторана, где обычно обедала, и в один прекрасный день там появился Че. В ресторане его многие узнали, но сделали вид, что понятия не имеют, кто это такой, предполагая, что за ним следит полиция. Зато владелец ресторана проявил гражданское мужество и бесплатно накормил знакомого аргентинца.
Че рассказал Ильде, что отнес паспорт в мексиканское посольство и ждет визы. Он вновь попытался уговорить ее ехать с ним в Мексику, но безуспешно. В ожидании визы Че прятаться не собирался и на три дня поехал на живописное озеро Атитлан, где жил среди индейцев, ночуя в спальном мешке: «Если бы я не был так расстроен тем, что произошло в Гватемале, то написал бы поэму. Там прямо-таки ощущаешь себя поэтом»57. При этом он не сомневался, что когда-нибудь эти забитые и неграмотные люди поднимутся на борьбу — они не простят американцам лето 1954 года.
Че еще раз предложил Ильде выйти за него замуж. Обрадовавшись, она все же испытывала к Эрнесто легкое недоверие. Тот с самым серьезным лицом шутил, что в Мексике собирается податься в кинобизнес и наконец-то стать актером. Ильда на какое-то мгновение подумала, что ее друг вправду подумывает о кинокарьере. Она принялась горячо убеждать его, что актеру с революционными взглядами не дадут пробиться на экран ни в одной капиталистической стране. Уж лучше подметать улицы, мыть тарелки или работать по специальности — врачом.
Че уговорил Ильду сопровождать его на поезде до гватемальско-мексиканской границы. По дороге он читал написанные для нее стихи, Ильда была тронута и едва не решилась ехать с ним в Мексику. Но у нее не было ни паспорта, ни мексиканской визы. Она дала ему адреса нескольких перуанцев в Мексике, и они расстались. Тогда Ильда подумала, что вряд ли снова увидит Че.