Буржуазная кубинская эмиграция в Майами, уже уловившая отход Вашингтона от Батисты, решила создать правительство в изгнании, естественно без учета мнения Фиделя Кастро. У партизан готовились украсть их возможную военную победу. 1 ноября 1957 года в Майами была образована «Хунта освобождения Кубы». В нее вошли все кубинские оппозиционные силы за исключением коммунистов, которых специально оставили за бортом с оглядкой на США. Фактически «Хунту» возглавил Фелипе Пасос, который выдавал себя за представителя «Движения 26 июля».
«Хунта» опубликовала «Майамский пакт», в котором кубинская революция сводилась только к свержению Батисты, восстановлению конституции 1940 года и проведению выборов. Все вооруженные партизанские силы должны были просто влиться в существовавшую правительственную армию.
«Движение 26 июля» «на равнине» в лице Армандо Харта, по-видимому, дало Пасосу некие полномочия. Потом Харт оправдывался перед Фиделем, что Пасос все же не был им уполномочен, но в целом «Хунту» можно было бы и поддержать.
Че был возмущен тем, что явно антикоммунистическая и проамериканская хунта действовала от имени «Движения 26 июля». В то же время он понимал, что многие руководители самого «Движения 26 июля» «на равнине» — убежденные антикоммунисты. Че недолюбливал их, и ему платили той же монетой, считая его опасным коммунистом и советской марионеткой. Че не раз жаловался Фиделю, что его колонну «товарищи с равнины» умышленно плохо снабжают оружием и боеприпасами.
Сам Фидель тоже был не восторге от политики «Движения 26 июля» за пределами Сьерры. Но партизаны были блокированы в горах и полностью зависели от своих единомышленников «на равнине» в плане снабжения оружием и боеприпасами. А оружие это приобреталось в том числе и на деньги кубинской диаспоры в США. Поэтому Фидель терпел самоуправство «товарищей с равнины», хотя и его терпение подходило к концу.
Армандо Харт (на тот момент убежденный антикоммунист) и другие члены «равнинного» руководства движения считали партизанский очаг в Сьерра-Маэстре одним, но далеко не главным фактором антибатистовского сопротивления, полагая, что диктатура будет свергнута не маленьким отрядом в далеких горах, а акциями гражданского неповиновения и всеобщей забастовкой в городах. Отряд Фиделя одним своим существованием должен лишь отвлекать на себя часть правительственных войск. Как и американцы, «равнинное» руководство «Движения 26 июля» даже представить себе не могло, что партизаны Фиделя разгромят в открытых боях основные силы армии Батисты.
Че вспоминал: «Внутри нашего движения существовало две довольно ясно выраженных тенденции, которые мы уже тогда определили наименованиями “Сьерра” и “равнина”. Нас разделяли различия в стратегии. “Сьерра” была уже твердо убеждена в том, что она может и дальше развивать партизанскую борьбу, она хотела перенести ее в другие районы и, опираясь на сельскую местность, окружить контролируемые тиранией города, чтобы войной на истощение развалить весь государственный аппарат режима. “Равнина” придерживалась на первый взгляд революционной позиции, а именно вооруженной борьбы в городах, которая должна была вылиться во всеобщую забастовку, следствием которой стало бы свержение Батисты и захват власти в максимально короткий срок.
Но эта позиция была революционной лишь на первый взгляд, так как политическое развитие товарищей “на равнине” на тот момент было еще не завершенным, а их взгляд на всеобщую забастовку — еще слишком узким»137.
Че имел в виду то, что многие лидеры движения «на равнине» (выходцы из средних городских слоев) были антикоммунистами. Поэтому они так и не смогли наладить контакты с рабочими организациями, без которых говорить о всеобщей забастовке было бы просто смешно.
До конца 1940-х годов компартия Кубы (НСП) имела преобладающее влияние в главном кубинском профцентре — Конфедерации трудящихся Кубы (КТК). Однако после начала мировой холодной войны по требованию американцев власти путем подтасованных выборов зачистили КТК, и его новый лидер Эусебио Мухаль был верным слугой диктатуры. Тем не менее к 1958 году именно НСП все еще пользовалась максимальной поддержкой среди рядовых членов профсоюзов. Только в союзе с этой партией можно было бы организовать всеобщую забастовку, против которой как таковой «Сьерра», естественно, не возражала. Однако зараженная антикоммунизмом «равнина» от всех контактов с НСП бежала как черт от ладана. «Равнинное» руководство «Движения 26 июля» решило в пику компартии создать собственную рабочую организацию — Национальный рабочий фронт (НРФ). Собственно, рабочих в этой малочисленной подпольной структуре было немного, но «равнина» убеждала «Сьерру», что этой боевой организации вполне по силам начать всеобщую забастовку.
В декабре 1957 года Че решил, что пора указать буржуазной кубинской оппозиции ее истинное место, а заодно приструнить слишком заигравшихся с американцами лидеров «Движения 26 июля».
9 декабря 1957 года Че написал Фиделю письмо, в котором прямо обвинил руководство «Движения 26 июля» в откровенном саботаже в отношении возглавляемой им колонны. Че фактически требовал от Фиделя навести порядок, угрожая в противном случае своей отставкой. Фиделю предстоял трудный выбор между «равниной» и Че, и он сделал его уже через пять дней.
14 декабря 1957 года на свет появился подписанный Фиделем Кастро «Манифест Сьерры», означавший фактический разрыв с «Хунтой» в Майами, да и со всей кубинской буржуазной эмиграцией в целом.
Этот документ явно родился не без влияния Че. Прежде всего, в нем говорилось, что «Майамский пакт» был принят без всякой консультации с партизанами Сьерры и поэтому они не могут его одобрить. По существу партизаны были не согласны с тем, что в пакте не упоминалось о недопустимости вмешательства иностранных держав во внутрикубинский конфликт. Хотя США прямо не упоминались, Фидель упрекал эмиграцию в пресмыкательстве и подхалимстве. Было и так ясно, перед кем.
«Ибо мы кубинцы — и как кубинцы не останемся равнодушными, если в любой другой стране Латинской Америки развернется борьба за свободу… Как же так получается, что находятся кубинцы, которые сейчас, когда в их собственном отечестве идет жестокая борьба против тирании, живут в эмиграции… и отказывают в помощи кубинцам, ведущим эту борьбу? Или они хотят выдвинуть нам односторонние и несправедливые условия этой помощи? Может, нам для получения этой помощи надо предложить нашу республику как трофей?»138
Вторым принципиальным моментом для партизан было недопущение замены Батисты какой-либо «прогрессивной» военной хунтой (как это собственно и планировали в Вашингтоне). Наконец, полностью отвергался тезис о вхождении партизан в ряды правительственной армии.
Чтобы отрезвить уже грезивших о высоких постах лидеров эмиграции, Фидель жестко предложил согласиться с кандидатурой Мануэля Уррутии в качестве временного президента Кубы после свержения Батисты. Уррутия был обычным судьей (то есть в политике «не засветился»), В марте 1957 года он председательствовал на судебном процессе против членов «Движения 26 июля» и счел, что они действовали в рамках защиты своих гражданских прав. Его имя стало широко известно и против его кандидатуры трудно было возразить.
В «Манифесте Сьерры», наконец, говорилось, что если остальные оппозиционные партии не примут эти условия, то партизаны самостоятельно добьются победы революции.
На первый взгляд «Манифест Сьерры» был довольно радикальным и должен был взволновать Вашингтон. Однако в то время американцы по-прежнему не считали партизан Кастро серьезной силой. Пентагон оперировал цифрами, упуская из виду политику. Как могут 200 плохо вооруженных и считающих каждый патрон «гражданских» победить 20-тысячную до зубов вооруженную армию? С военной точки зрения это немыслимо, да ведь партизаны так и не решились за год покинуть спасительные горы. Поэтому в ОКНШ США, опираясь на данные военной разведки, полагали, что Батисте ничто не угрожает и он сможет спокойно передать власть своему преемнику в ходе президентских выборов 1958 года.
ЦРУ и госдепартамент с военными были не совсем согласны. Там считали, что режим на Кубе непрочен, но не столько благодаря действиям отряда Кастро, сколько из-за повсеместного неприятия диктатуры всеми слоями населения. Как и «равнинное» руководство «Движения 26 июля», посольство США в Гаване предполагало, что Батисту может свергнуть компания гражданского неповиновения в городах, поддержанная военным переворотом недовольных Батистой офицеров.
Что касается Кастро, то посольство США на Кубе и ЦРУ, конечно, относились к нему с некой опаской как к агрессивному радикалу, но никак не могли обнаружить в его отряде «коммунистического» влияния. А влияние это (пока теоретическое) было, и имя ему — Эрнесто Гевара. Но Фидель так тщательно скрывал Че от глаз «публики», что американские спецслужбы после Мексики потеряли его из виду.
Сам Фидель, как уже упоминалось, установил контакты с НСП еще в Мексике перед отплытием яхты «Гранма». В отличие от коллег по руководству «Движением 26 июля» антикоммунистом он не был. НСП обещала содействие в свержении диктатуры, хотя и считала метод партизанской войны в горах неподходящим для такой развитой и «городской» страны, как Куба. Парадоксально, но в своей тактике борьбы против Батисты коммунисты были схожи с антикоммунистической «равниной» — гражданское неповиновение и всеобщая забастовка в городах.
Первоначальные успехи партизан привели к смене тактики (пока еще не стратегии) НСП: коммунисты решили укрепить сотрудничество со Сьеррой. Уже летом 1957 года по указанию руководства НСП молодой коммунист из Гаваны Пабло Рибальта присоединился к колонне Че.
Сам Че своих убеждений от партизан не скрывал, хотя никому из бойцов их не навязывал. Для многих крестьян слово «коммунизм» было ругательным, хотя они абсолютно не понимали его значения. Но их поражало, что такой авторитетный и опытный партизанский командир, как Че, таскает за собой по горам странные книги о каком-то Ленине. Когда один из бойцов набрался мужества и спросил, кто такой