В начале 1958 года набрал силу саботаж на промышленных предприятиях Кубы. 20 февраля 1958 года в Сантьяго-де-Куба было взорвано химическое предприятие американской компании «Эйр редакшн К Инк». Ущерб превысил 100 тысяч долларов. В марте были отмечены взрывы на бензохранилище компании «Синклер» в Сантьяго-де-Куба и заводе «Эссо» в Гаване. 25 марта гигантский пожар возник на сахарном заводе «Элья» в провинции Камагуэй (граничила на западе с провинцией Орьенте). Сгорело 20 тысяч мешков сахара по 250 фунтов каждый. Ущерб превысил 2 миллиона долларов.
Скоординированные по всей стране акции по поджогу плантаций сахарного тростника привели к сокращению урожая главного экспортного товара Кубы на 1,8 миллиона тонн. Причем Фидель приказал начать эту кампанию с поджога плантации собственной матери.
Ширилось недовольство диктатором и в вооруженных силах — единственной опоре режима. В январе 1958 года был раскрыт заговор во главе с капитаном Олмо Кабрерой в военном лагере «Ла-Кабанья» под Гаваной — главном арсенале Кубы.
Американское посольство в Гаване сообщало в Вашингтон, что «Движение 26 июля» поддерживает даже кубинская католическая церковь.
Столь массовые акции гражданского неповиновения и повседневный саботаж заставили Батисту перенести намеченные на 1 июня президентские выборы на ноябрь 1958 года. Официально это мотивировалось слабой работой избирательных комиссий, которые якобы еще не до конца зарегистрировали всех кубинцев, имеющих право голоса. Но на самом деле Батиста решил весной — летом с помощью генерального наступления покончить с повстанцами Кастро, чтобы к осени Куба была уже «умиротворена».
23 января 1958 года посол США в Гаване Смит встретился с Батистой и обещал ему продолжение поставок оружия в обмен на некие «умиротворяющие жесты» типа отмены чрезвычайного положения. Батиста повиновался, и 25 января чрезвычайное положение было отменено во всех провинциях, за исключением Орьенте. Госдепартамент обещал Смиту (а через него и Батисте) поработать с американской прессой, чтобы она перестала благоприятно писать о Кастро. Кроме того, послу рекомендовали задействовать американских бизнесменов на Кубе, чтобы они давили на конгресс США, где тоже стали раздаваться голоса в поддержку Кастро150.
В феврале — марте 1958 года буржуазная оппозиция (как на Кубе, так и в эмиграции) с подачи американцев попыталась продвинуть идею прекращения «братоубийственного кровопролития» и создания некоего правительства национального примирения. По радио выступил известный журналист, бывший сокурсник Фиделя по Гаванскому университету Конте Агуэро. Обращаясь к Фиделю как к «брату», он говорил: «Ты не можешь ликвидировать режим, а режим не может ликвидировать тебя». На стороне Батисты сила власти, а у Кастро, де, — лавры идола. В этой патовой ситуации надо создать единый правительственный «кабинет мира».
В марте 1958 года с предложением создания «правительства национального единства» выступил глава католической церкви Кубы кардинал Мануэль Артега. Несколько лидеров легальной буржуазной оппозиции после этого образовали Комиссию национального единства и встретились с Батистой. По результатам переговоров Батиста и принял решение о перенесении президентских выборов на ноябрь. Мол, за это время будет объявлена амнистия, партизаны смогут спуститься с гор и принять участие в голосовании.
10 марта 1958 года, ко всеобщему удивлению, диктор программы телевидения в Сантьяго-де-Куба зачитал на всю страну ответ Фиделя Кастро на все эти «мирные» предложения (эту смелую акцию осуществили бойцы милиции «равнины»). Фидель говорил, что ни один порядочный кубинец не должен принимать участия в этих маневрах продажных политиканов. Командующий Повстанческой армией призвал кубинский народ «быть начеку» и готовиться к решающему сражению с диктатурой. Это говорил человек, за голову которого на тот момент была назначена награда в 100 тысяч песо[95].
Посол Смит 10 февраля радостно сообщал в госдепартамент, что после отмены Батистой чрезвычайного положения Фидель Кастро теряет престиж. Все больше и больше кубинцев сомневаются в успехе «Движения 26 июля», «…революционные элементы дезорганизованы, расколоты, не имеют политической программы и тесной связи с населением. Если Батиста станет жертвой покушения, то не найдется ни одной ответственной группы, способной образовать правительство»151.
Посол США уже в который раз явно выдавал желаемое за действительное.
24 февраля 1958 года партизаны окончательно прорвали информационную блокаду — начала свои передачи радиостанция Повстанческой армии «Радио Ребельде» («Повстанческое радио»). Че вспоминал: «Когда начала работать наша радиостанция, о существовании Повстанческой армии и ее боевой решимости стало известно по всей стране. Наши связи с населением стали обширными и сложными; они простирались на западе страны до Гаваны и Камагуэя (эти города были для нас важными центрами снабжения), а на востоке — до Сантьяго-де-Куба. Мы располагали надежной сетью оповещения. Многие крестьяне немедленно предупреждали нас о приближении не только солдат противника, но и о появлении в горах любого постороннего человека с тем, чтобы повстанцы могли быстро захватить его и выяснить, чем он занимается. Таким образом, были обезврежены многие вражеские агенты и шпионы, проникшие в расположение нашей армии для ведения разведки».
21 февраля 1958 года генеральное консульство США в Сантьяго-де-Куба, подытоживая свои трехлетние наблюдения за Кастро и «Движением 26 июля», сообщало в Вашингтон: «События в стране диктуются двумя кубинцами, лютыми врагами по отношению друг к другу, которые, по всей видимости, полны желания ликвидировать друг друга в смертельной борьбе, если потребуется. Эти два человека — президент Фульхенсио Батиста и Фидель Кастро… Кастро, надо сказать, самый любимый, самый ненавидимый и самый противоречивый персонаж на кубинской политической сцене…»152
Американские дипломаты отмечали, что при одном только упоминании братьев Кастро армейские офицеры приходили в бешенство. Они постоянно твердили американцам, что и Фидель, и Рауль — коммунисты. Эта тема Вашингтон, конечно, очень интересовала: «Сотрудник консульства, подготовивший данный доклад, попросил кубинцев прокомментировать сведения о том, что один из самых доверенных помощников Кастро, доктор Эрнесто Гевара, аргентинец, является коммунистом или сочувствующим. Все они взволнованно это опровергали, но признавали, что ничего не знают о его прошлом, и предпочитали окончить беседу утверждением, что доктор Гевара — идеалист и искатель приключений».
Таким образом, Че и Фиделю удавалось блестяще скрывать до поры до времени убеждения «доктора Эрнесто Гевары». Само консульство США при всем желании госдепартамента ничего не могло высосать из пальца насчет коммунистического проникновения в Повстанческую армию, ограничившись лишь откровенно вымученным и бредовым предположением: «Люди Фиделя Кастро, вероятно, устали, они одиноки, живут на природе и каждый день смотрят смерти в лицо. Следовательно, они должны быть очень плохо настроены по отношению к обществу и при таком состоянии ума они могут с готовностью принять русских агентов».
Консульство США в Сантьяго-де-Куба считало, что на конец 1957 года под командованием Кастро находилось 500—1000 хорошо вооруженных бойцов.
На самом деле в марте 1958 года Повстанческая армия насчитывала примерно 300 партизан, вооруженных легким стрелковым оружием. «Русские агенты» жить на природе явно не торопились и в Сьерра-Маэстре не показывались. В колонне Рауля Кастро (Второй фронт) на момент ее создания было 67 человек, у Хуана Альмейды (Третий фронт) — 62.
1 марта 1958 года, пользуясь отступлением батистовской армии из Сьерры, колонны покинули базовый лагерь и до 7 марта продвигались на восток провинции Орьенте совместно. Затем отряд Рауля Кастро пошел дальше и смог на реквизированных грузовиках 10 марта незаметно пересечь главную транспортную магистраль Кубы — Центральное шоссе[96].
31 марта из Сьерры к реке Кауто вышла группа Сьенфуэгоса (8—10 человек), начавшая активно беспокоить правительственные войска «на равнине». 15 апреля Сьенфуэ-госу было присвоено звание команданте.
12 марта 1958 года в Сьерре было проведено совещание командования Повстанческой армии Сьерры и Национального руководства «Движения 26 июля» «на равнине». «Равнина» убедила Фиделя, что саботаж и акции гражданского неповиновения в городах уже изрядно подточили диктатуру, и настало время нанести по ней завершающий удар. Че так не считал, но его натянутые отношения с «равниной» были известны, и члены руководства «Движения 26 июля» считали этого «красного» предвзятым критиком.
По итогам совещания был принят «Манифест к народу», представлявший собой главную ошибку революционного движения. В документе абсолютно неверно был констатирован «саморазвал диктаторского режима», вследствие чего борьба против диктатуры якобы «вступила в решающую фазу»: «Стратегия решающего удара основывается на всеобщей революционной забастовке, поддержанной вооруженными действиями».
«Равнина» заверила Фиделя, что сил «Движения 26 июля» вполне хватит на то, чтобы организовать на Кубе всеобщую забастовку, да еще и захватить ключевые объекты в городах. Исходя из этого, было отвергнуто не только сотрудничество с коммунистами (по некоторыми оценкам, за ними шло 25 процентов членов профсоюзов), но и со всеми другими революционными организациями. Поэтому в манифесте боевые действия поручили вести Повстанческой армии и милиции «Движения 26 июля», а всеобщую забастовку должен был организовать Национальный рабочий фронт — малочисленная, глубоко законспирированная часть «равнинного» «Движения 26 июля». Причем возглавлял этот фронт ярый антикоммунист, ранее исключенный из НСП Давид Сальвадор. У него постоянно возникали стычки с Че, который справедливо считал Сальвадора сектантом