236.
Но Фидель опять продемонстрировал недюжинное дипломатическое мастерство и 19 октября выступил на английском языке перед Американским обществом турагентов. Речь произвела крайне благоприятное впечатление, и Кастро завалили просьбами об автографах. Полтора часа кубинский лидер расписывался на значках и долларовых банкнотах. На последовавшем приеме к Бонсалу подсел «экстремист» Рауль Кастро: «Он был очень сердечен и дружелюбен. Он отказался от бокала вина, заявив, что только что всей кубинской армии приказано воздержаться от употребления алкогольных напитков на два года (и в этом отношении Рауль и Че были единомышленниками. — Н. П.)… Рауль Кастро выразил заинтересованность во встречах со многими аккредитованными здесь военными атташе, в том числе и с американскими»237. Под конец беседы Рауль пригласил очарованного им Бонсала на морскую рыбалку.
Американцы для себя уже решили, что любая поддержка Кастро со стороны СССР будет предлогом для введения против Кубы экономических санкций. Директор управления по межамериканским экономическим вопросам госдепартамента Теркелл еще 1 июля 1959 года отмечал в меморандуме: «Если Россия начнет действовать, поддерживая Кастро, что мы считаем нетерпимым, США должны применить [против Кубы] санкции, предусмотренные для стран, находящихся под коммунистическим влиянием»238.
Пока же американцы давили на Лондон. Кубинское правительство попросило Великобританию обменять находившиеся на вооружении кубинских ВВС английские самолеты «Си фьюри» на такое же количество самолетов «Хоукер хантер». Американцы возражали и объясняли такую лицемерную позицию нежеланием разворачивать гонку вооружений в Карибском бассейне, намекая на сложные отношения между Кубой и Доминиканской Республикой. При этом ВВС Трухильо по количеству боевых самолетов в разы превосходили ВВС Кубы, и доминиканский диктатор несколько раз публично угрожал разбомбить Гавану.
26 ноября 1959 года Че был назначен директором Национального банка Кубы (он возглавлял его 456 дней), причем других обязанностей (армия, ИНРА) никто с него не снимал. Че так комментировал свое назначение в письме родителям:
«Дорогие старики!
…Мы не люди, а рабочие машины, которые борются против времени в тяжелых и удивительных условиях.
Промышленное управление [ИНРА] я создавал сам; с болью выдохшегося отца я его наполовину забросил, чтобы посвятить себя моему, видимо, ниспосланному Богом призванию — финансам…»239
Национальный банк функционировал на тот момент по американскому образцу — то есть правительству не подчинялся и вел только монетаристскую политику, пытаясь регулировать находящуюся в обращении денежную массу. Никакого участия в финансировании промышленного развития страны банк не принимал — и не должен был принимать с монетаристской точки зрения. Именно такой подход и должен был в корне изменить Че.
Без денежной реформы в самое ближайшее время было не обойтись, но никто не горел желанием проводить столь непопулярные меры. Потому Фидель поручил это Че. Он знал, что в таком случае поручение будет добросовестно проработано и четко выполнено.
Задача была не из легких. Из-за оттока капитала, которым сопровождалось бегство Батисты, валютных резервов у банка почти не было[147]. Надеяться на американские или западные кредиты не приходилось. Американские банки еще до назначения Че отказались предоставить кубинским предприятиям (причем частным) обычные коммерческие кредиты (40–50 миллионов долларов), выделявшиеся до этого каждый год.
Сам Че, выступая в марте 1960 года перед студентами Гаванского университета, скромно заметил относительно всех своих должностей: «Позвольте мне остаться тем, кем я на самом деле являюсь, — скромным революционером и студентом первого курса… (Аплодисменты.) Я — студент первого курса по специальности “финансы” Университета Революции. (Аплодисменты.)»240.
Сам Че неоднократно рассказывал, как произошло его назначение (в его подаче это был анекдот). Мол, Фидель на одном из заседаний сказал, что ему срочно нужны хорошие экономисты. Че немедленно поднял руку. Фидель удивился: «А ты разве экономист?» Че ответил: «А мне послышалось, что нужны хорошие коммунисты». Конечно, на самом деле назначение было продумано, но Че любил пошутить на собственный счет.
На церемонии приведения нового главы Нацбанка к присяге Че и Фидель были в военной форме и смотрелись на фоне присущих финансовому миру костюмов и галстуков как белые вороны. Че продолжал демонстрировать свое пренебрежение к формальностям.
Президент Кубы Освальдо Дортикос (который как юрист любил во всем точность и строгость) был удивлен, когда новый президент Национального банка подписал свою присягу не как «Эрнесто Гевара де ла Серна», а просто — «Че». Президент поручил обратить внимание новоявленного финансиста на то, что подписываться надо полным именем, а не прозвищем. Че, в свою очередь, передал главе государства: «Каждый подписывается, как хочет»241. На этом сюрпризы для делового мира не кончились — подпись «Че» появилась и на новых кубинских банкнотах.
Посол США на Кубе так прокомментировал назначение Че в депеше в госдепартамент: «Гевара не нуждается в специальном представлении. Он настроен антиамерикански, его позиции по отношению к американскому частному бизнесу [на Кубе] и в целом крайне левые позиции хорошо известны»242.
1 декабря 1959 года на заседании СНБ США внимание Че уделил директор ЦРУ Аллен Даллес. В протокольной записи заседания СНБ указывалось: «…Назначение “Че” Гевары, аргентинского солдата удачи, директором Национального банка стало ударом по тем членам кубинского правительства, которые не хотят сдвига влево. Мистер Даллес сказал, что нам теперь следует быть готовыми к радикальным шагам типа экспроприации финансовой выручки от продажи сахара…» Даллес расценил последние события на Кубе как дрейф в сторону коммунизма при все более явной поддержке социалистических стран. «…Мистер Даллес отметил, что СССР действует очень умно, не позволяя раскрывать свои интересы на Кубе. Например, Микоян решил не ехать на Кубу (тут Аллен Даллес сильно ошибался. — Н. П.). Госсекретарь Гертер заметил, что СССР не хочет быть идентифицирован с любыми шагами Кубы в направлении коммунизма, так как он убежден, что мы предпримем действия против возможного коммунистического правительства Кубы по образцу наших действий в Гватемале».
10 декабря 1959 года на заседании СНБ тревогу относительно возможного укрепления советско-кубинских связей выразил вице-президент Никсон, что было отражено в протоколе: «Вице-президент спросил, какова линия коммунистов в отношении Кубы? У него сложилось мнение, что русские не возражают против жесткого курса Кубы[148]. Мистер Бисселл[149] сказал, что Советы поддерживают жесткую антиамериканскую линию на Кубе под маской национализма. Микоян не остановился на Кубе во время своего последнего визита, чтобы не дать повода для утверждений о том, что люди вокруг Кастро имеют связи с коммунистами»243.
Между тем американцы были вынуждены признать, что аргентинский «солдат удачи» пока неплохо руководил кубинскими финансами. Хотя в 1959 году у Кубы оказалось на 195 миллионов долларов меньше валютных поступлений, чем планировалось, с помощью ограничения некритического импорта внешний баланс удалось выровнять. В начале 1959 года революционное правительство повысило заработную плату на 86 миллионов песо (тогда одно кубинское песо соответствовало одному доллару США) и денежная масса выросла на 14 процентов. Стране угрожала инфляция. Что касается валюты, то, как упоминалось, ее не хватало.
В этой сложной ситуации Че действовал решительно, быстро и профессионально.
Были проведены меры бюджетной экономии, предприятия заставляли снижать издержки. К середине 1960 года угроза инфляции была преодолена. Что касается валюты, то был введен жесткий контроль над импортом, разрешение на который отныне выдавал Национальный банк. Особенно взбесило все «сливки» кубинского общества введенное Че ограничение на вывоз валюты при путешествиях — 150 долларов в год. А ведь кубинский «креативный класс» любил ездить на шопинг в Майами если не каждую неделю, то уж точно каждый месяц.
Тем не менее все эти меры стабилизировали валютный баланс Кубы.
Придя в Национальный банк, Че, как и большевики в 1917 году, столкнулся с явным саботажем. Многие чиновники подали в отставку, не желая работать под началом неквалифицированного, да к тому же еще «красного» иностранца. Че, казалось, подтвердил их опасения. Первым делом он отказался от высокой зарплаты, заявив, что военного жалованья ему вполне достаточно.
Затем он узнал, что еще при Батисте был заложен фундамент нового 31-этажного (!) здания Национального банка, расходы на возведение которого оценивались в 16 миллионов долларов. Архитекторы так и не смогли объяснить ему, зачем (кроме престижа и подражания американским небоскребам) в Гаване надо возводить высотку. Ведь это означало дополнительные расходы на лифты и противоураганные окна. Когда Че насмешливо сказал, что лифты вообще не нужны, ведь даже он с его астмой может с передышками подняться по лестнице на 31-й этаж, один из архитекторов с возмущением покинул кабинет.
Естественно, что Че отказался от помпезного здания, на фундаменте которого позднее возвели больницу.
В январе 1960 года, к неудовольствию Вашингтона, на Кубе были национализированы все сахарные плантации (в том числе и американские), которые в точном соответствии с идеями Че были преобразованы в государственные предприятия. При этом компенсаций американцам не предложили. Фидель был уже явно уверен в помощи СССР при возможном столкновении с США, поэтому преобразования на Кубе становились все радикальнее.
Че активно продолжал свою работу в ИНРА. Пока национализацию промышленных предприятий на Кубе проводить не решались — было и так много проблем с американцами в связи с аграрной реформой. Однако Че с помощью чилийских коммунистов пригласил на работу в ИНРА экономистов из Чили, а в этой стране еще задолго до Альенде был очень большой опыт государственного регулирования экономики.