10 июня 1960 года в Гаване было подписано кубинско-чехословацкое соглашение о торгово-экономических связях, а на следующий день — соглашение о поставках оружия и военного снаряжения. Кубинцы придавали этому соглашению особое значение — его подписал лично Фидель. Прилетевший для подписания чехословацкий министр внешней торговли Франтишек Крайчир вел переговоры только с братьями Кастро и с Че. Остальных членов кубинского правительства в дела не посвящали, так как опасались утечки информации в США.
Чехословакия также предоставила Кубе льготный кредит (третий по размеру после СССР и Китая).
Все кубинско-чехословацкие торговые контакты также курировал Че.
Американцы тоже не упускали их из виду. На заседании СНБ США 8 июня Даллес отметил, что «…[советский] блок готов поставлять Кубе оружие через Чехословакию». Эйзенхауэр спросил собравшихся, должны ли США терпеть «наглость» русских, если те заключат с Кубой договор о взаимной помощи252. Толком ему никто из членов СНБ ответить не смог.
Американцам все это, конечно, не нравилось, но они уже понимали, что потеряли Кубу и мирным путем не смогут вернуть там былые порядки. Тем более что с июля 1960 года Куба находилась под советским «ядерным зонтиком». 9 июля 1960 года Хрущев публично заявил, что в случае нападения на Кубу СССР окажет этой стране любую военную помощь. Че был счастлив и заявил, что отныне Куба находится под надежной защитой самой большой армии мира. Советский лидер также сказал о своей готовности посетить Кубу, чему, однако, было не суждено воплотиться в жизнь.
Зато в 1960 году на Кубу приехал, пожалуй, самый известный философ той эпохи, властитель умов мировой интеллигенции Жан Поль Сартр. Он с самого начала поддерживал кубинскую революцию (при этом к СССР относился довольно критически) и мечтал познакомиться с ее лидерами, прежде всего с Фиделем и Че.
Поговорив с Че, Сартр произнес свою ставшую знаменитой фразу, что Эрнесто Че Гевара — самый совершенный человек, которого он, Сартр, видел в жизни. Че воплощал собой равенство и солидарность. Этих качеств, по мнению Сартра, так не хватало в современном мире. Позднее французский философ так писал о своих впечатлениях: «Радикальный при принятии решений, решительный как боец при их осуществлении, Гевара был необыкновенно образованным и после Кастро был одним из самых быстрых умов революции. Я его видел: только ненормальный мог бы подумать, что человечность и юмор, которые он проявляет по отношению к гостям, он всего лишь имитирует в приемные часы, это его истинные черты, хотя он проявляет их с перерывами»253.
Даже внешний облик Че (мятая военная форма и растрепанные волосы), который многие считали снобизмом и позерством, говорил о другом — Че был всецело поглощен великим делом, делом всей жизни — строительством нового справедливого общества, и на всякие там бытовые мелочи не обращал никакого внимания. Он и встречал, и провожал людей не по одежке, а по уму, считая, что если кто-то уделяет излишнее внимание своему внешнему виду, то такой человек, как правило, лишен богатого внутреннего содержания.
Когда Рауля Кастро назначили министром обороны, он приказал всем офицерам постричься и побриться, чтобы приобрести некий официальный вид, как и подобает военнослужащим регулярной армии. Конечно, многие партизанские командиры гордились своими вихрами и бородами, за что во всем мире их называли «барбудос» («бородачи»), и были от приказа не в восторге. Когда капитан Хуан Эскалона передал в декабре 1959 года приказ Рауля Че, тот ответил: «Передай Раулю, что я постригусь, так как эти лохмы мне уже самому надоели, но пусть даже не думает о том, чтобы заставить меня побриться — этого я не сделаю»254.
Как-то перед одним из официальных приемов президент Кубы Дортикос Торрадо поручил своему военному адъютанту сообщить Че, чтобы тот явился в парадной, а не в повседневной военной форме. Че ответил: «Да неужели доктор тебе это сам сказал? Это он пошутил. Сам знаешь, как доктор любит шутки». Когда Че появился на приеме в своей обычной форме, военный адъютант ожидал нагоняя от президента. Но тот смущенно заметил: «Я забыл вас предупредить: на Че мое указание не распространяется».
Че, однако, всегда стучался в дверь президентского кабинета, прежде чем войти, хотя Дортикос Торрадо несколько раз говорил ему, что он может входить без стука и лишних формальностей.
Летом 1960 года американцы попытались задушить экономику Кубы, лишив страну энергоносителей.
На Кубе не было собственных источников энергии, и страна жила за счет привозной нефти (в основном из Венесуэлы). Ее импортировали и перерабатывали четыре нефтеперерабатывающих завода мощностью немногим более 4 миллионов тонн в год. Один (самый маленький) завод принадлежал окружению Батисты и был после революции национализирован. Тремя другими владели американские компании «Эссо», «Тексако» и англо-голландская «Шелл». Например, «Эссо» производила 52 процента мазута, 74 процента авиационного бензина и 57 процентов керосина.
Кубинские революционные власти прекрасно понимали, чем стране грозит такая тотальная зависимость от американцев, но действовали постепенно и осторожно.
20 ноября 1959 года по инициативе Че был учрежден Государственный кубинский институт нефти, получивший права на нефтеразведку и добычу, а также на реализацию нефтепродуктов. Институту был передан бывший батистовский нефтеперерабатывающий завод. Но самое главное нововведение, вызвавшее негодование американских компаний, заключалось в том, что отныне только институт устанавливал отпускные цены на нефтепродукты.
Но на этом «безобразия» кубинских революционеров не закончились. Были ужесточены условия концессий, и теперь государству надо было выплачивать 60 процентов доходов от продажи нефти и природного газа255. Кроме того, все нефтеперерабатывающие заводы были обязаны по требованию правительства перерабатывать принадлежавшую государству нефть.
Все эти меры (в которых не было ничего «коммунистического») натолкнулись на ожесточенное сопротивление американских компаний. Они настаивали, что будут сами импортировать нефть и по ценам, которые сочтут для себя привлекательными. Когда Кубинский институт нефти подписал контракт с Венесуэлой об импорте 35 тысяч тонн нефти по цене 2,1 доллара за баррель, «Шелл», «Тексако» и «Эссо» отказались ее перерабатывать (сами они закупали нефть на 25 процентов дороже и перекладывали эту цену на плечи кубинских потребителей). Контракт пришлось аннулировать.
Одновременно, чтобы показать властям, кто в доме хозяин, нефтяные компании под разными предлогами сами сократили импорт и переработку нефти. На конец июня 1960 года на заводе «Эссо» нефти осталось на один день работы.
Но Че и Фидель уже подготовились к такому развитию событий. 17 апреля 1960 года на Кубу прибыл первый советский танкер, доставивший из Новороссийска 11 тысяч тонн сырой нефти. В мае прибыло еще 10 тысяч тонн нефти и 27 тысяч тонн нефтепродуктов, в июне, соответственно, 32 и 17 тысяч тонн. Всего с апреля по ноябрь 1960 года СССР поставил 1 миллион 286 тысяч тонн сырой нефти и 320 тысяч тонн нефтепродуктов.
Иностранные компании заявили, что советскую нефть перерабатывать не будут, так как она якобы слишком густая. 28 июня 1960 года правительство Кубы в соответствии с новым законодательством обязало завод «Тексако» принять советскую нефть как собственность Кубинского государства для переработки. В противном случае «Тексако» грозила интервенция государства[157]. 30 июня аналогичные предписания получила и «Шелл». Обе компании ответили отказом, и в тот же день над ними был установлен государственный контроль. Через месяц все заводы были национализированы.
Фидель прокомментировал все это следующим образом: «Этот трюк с нефтью закончился национализацией нефтеперерабатывающих заводов, и проблема нефти была решена полностью с помощью Советского Союза. Монополии потеряли свои нефтеперерабатывающие заводы, а страна не осталась без нефти. Это был первый серьезный шаг империалистов против нас. Это был первый бой, который был дан, — это был бой за нефть»256.
Американцы надеялись, что кубинцы своими силами не смогут управлять сложным производством, и поэтому отозвали весь инженерный персонал из страны. Но уже в апреле 1960 года на Кубу прибыла группа советских экспертов, изучивших положение в отрасли. Они пришли к выводу, что Кубе стоит построить еще один современный нефтеперерабатывающий завод мощностью 1,5–2 миллиона тонн нефти в год.
Че, отвечавший за кубинскую промышленность, с этим мнением полностью согласился, и уже в сентябре 1960 года Куба обратилась к СССР с просьбой об экономической и технической помощи при строительстве такого завода.
Кубинская оппозиция и ее американские покровители стали твердить, что СССР специально продает Кубе нефть дешево, чтобы таким путем установить полный контроль над страной. Че ответил на эти обвинения следующим образом: «…есть те, кто утверждает, что Советский Союз продает нам нефть по такой цене из политических соображений, что это делается только для того, чтобы нанести ущерб Соединенным Штатам. Мы можем согласиться, что это действительно так. Да, если Советскому Союзу при осуществлении им своего суверенитета хочется проучить Соединенные Штаты, он продает нам нефть и покупает у нас сахар. Нас это не касается, нас не касаются их намерения, торгуя, мы просто продаем товар и не продаем национальный суверенитет, как это делали раньше. Мы просто будем говорить на языке равенства… В этом духе были заключены все договоры, и в этом духе будут заключаться новые торговые договоры…»257
ЦРУ понимало, кто стоит за ускорившимся движением Кубы к социализму.
В апреле 1960 года американская разведка подготовила докладную записку «Коммунистическое влияние на Кубе», где Раулю Кастро и Че уделялось повышенное внимание: «С помощью Гевары и Рауля Кастро коммунисты установили контроль над политическим воспитанием в вооруженных силах, в которые они внедрили много представителей коммунистической молодежи. Потом они (то есть Че и Рауль. —