Однако в отличие не только от изначально высокоразвитых ГДР и Чехословакии, но даже и от среднеразвитых Польши и Венгрии Куба в начале 1960-х годов не имела никакой обрабатывающей промышленности. А главное — напрочь отсутствовали инженерно-технические кадры и рабочие высокой квалификации, не говоря о фундаментальной науке. Таким образом, наладить любое сложное производство на острове можно было лишь через 8—10 лет. Но в этот период страна должна была поддерживать свою жизнедеятельность, причем в условиях жесткой блокады и экономической войны со стороны США.
Задача успешно совместить две эти цели была не из легких для любого управленца. В августе 1961 года Че решил сократить долю сахара в кубинском экспорте с 80 до 60 процентов. Эту идею считали абсолютно реальной большинство кубинских экспертов того времени306. К 1965 году, говорил тогда Че, Куба будет производить не только станки и тракторы, но и легковые автомобили, причем с собственными двигателями[190].
Поначалу производство сахара сокращалось планомерно — с 6,8 миллиона тонн в 1961 году до 4,8 — в 1962-м и до 3,8-в 1963-м[191].
Но, прежде чем приступить к осуществлению планов полной перестройки кубинской экономики на новых началах, некоторое время возглавляемое Че ведомство и он сам работали (и довольно успешно) в режиме пожарной команды — надо было срочно решать самые насущные проблемы так быстро национализированной кубинской промышленности. И делать это, повторимся, в тяжелейших условиях экономической войны со стороны США.
Поначалу Департамент промышленности ИНРА командовал всего тремя объектами — небольшой фабрикой по производству пластмассовых изделий[192], заводиком по изготовлению керамической плитки (20 человек персонала)[193] и устаревшим американским металлургическим предприятием «Америкэн стил». Последний завод уже несколько лет был закрыт.
На посту директора Департамента промышленности ИНРА Че провел закон, согласно которому 4 процента зарплаты рабочих передавалось в фонд грядущей индустриализации Кубы. Как обычно, сам Че шел впереди — и он, и его заместители перечислили в фонд индустриализации 50 процентов жалованья. Заметим, что по закону министры должны были отчислять лишь 10 процентов.
Когда в октябре — ноябре 1960 года была национализирована практически вся кубинская промышленность, с особой остротой встал вопрос, кто и как ею теперь будет руководить. 23 февраля 1961 года было основано министерство промышленности во главе с Эрнесто Геварой, который всегда был там, где страна сталкивалась с самыми сложными, как сейчас бы сказали, вызовами.
В ведение только что учрежденного министерства одним махом перешло 83 процента всей промышленности. Только бухгалтерская стоимость активов национализированных на Кубе американских предприятий составила 800 миллионов долларов.
Как правило, все бывшие владельцы и топ-менеджеры национализированных предприятий отказывались сотрудничать с государством и в массовом порядке покидали Кубу в северном направлении. Многие предприятия оказались на грани закрытия, что грозило массовой безработицей.
Действовать пришлось быстро. Че позвонил своему заместителю Орландо Боррего и поручил найти 200 директоров для госпредприятий в течение нескольких дней, лучше завтра. Боррего был в отчаянии, но выход предложил не кто иной как Фидель. Ранним утром кубинский лидер приехал в одну из гимназий (где готовили учителей), разбудил учеников старших классов и предложил им стать директорами. Пятнадцати-двадцатилетние юноши от радости подбрасывали к потолку портфели. На машинке быстро напечатали список с фамилиями и уровнем достигнутого образования.
Весь процесс назначения директоров наблюдал Сартр, у которого от удивления глаза на лоб полезли. Французский философ лишь смог сказать: «Вы с ума сошли. Это же подростки!»
Конечно, это было временным, чрезвычайным решением. Многие из новых директоров вскоре были заменены квалифицированными кадрами. Но другие прижились и стали классными специалистами в своих отраслях — потому что Че учился сам и заставлял учиться всех руководящих работников своего министерства. Естественно, в нерабочее время. Он любил говорить, что надо учиться на марше.
При этом Че предпочитал назначать директорами инженеров и бухгалтеров — проблема была лишь в том, что таковых было мало.
Отошедшие государству промышленные предприятия были очень разными как по размеру, так и по финансовому состоянию — от мастерских до современных заводов (например, никелевые рудники) и от прибыльных до банкротов.
Первым делом Че организовал все предприятия определенного сектора в единую административную единицу. Сначала он хотел назвать их «трестами» (как в годы нэпа в СССР), но потом все сошлись на термине «консолидированные предприятия» (Empresas Consolidadas) или просто «консолидадос». Например, было учреждено «консолида-до» «Сахар» или «консолидадо» «Цемент».
Такая централизация была преднамеренной и стратегически, и тактически. Стратегически Че видел в этом скорейший переход к социализму в рамках своей «бюджетной финансовой системы» руководства экономикой. Тактически централизация позволяла обойтись меньшим количеством квалифицированных управленцев, которых так не хватало.
Введенная в промышленности бюджетная финансовая система (БФС) работала следующим образом.
Все предприятия отраслевой группы теряли статус юридического лица. Например, у каждого «консолидадо» был единый банковский счет. Таким образом, деньги от прибыльных предприятий отрасли могли быть оперативно переданы финансово слабым. Предприятия не имели права брать кредиты или вступать в прямые хозяйственные связи без предварительного одобрения министерства промышленности. Министерство промышленности «спускало» «консолидадос» годовой план производства. Каждое «консолидадо» на основе этого плана составляло проект своего бюджета (отсюда название всей системы), включавший расходы, доходы и инвестиции в развитие производства. Бюджет утверждался министерством, которое и следило за его выполнением, равно как и за выполнением связанного с этим бюджетом производственного плана.
Таким образом, БФС была прямой антитезой советскому хозрасчету того времени, и именно так эту систему и задумывал Че. Финансовые стимулы (как возврат к капитализму) были исключены из БФС практически полностью.
Визит в СССР в 1960 году лишний раз убедил Че в правильности выбранного им пути. С его точки зрения, технический уровень производства и уровень бухгалтерского учета в Советском Союзе были крайне низкими, за исключением оборонной промышленности. Че был просто шокирован, увидев, как на одном из передовых советских предприятий бухгалтеры использовали счеты, а не уже привычные на Кубе калькуляторы. Он считал, что хозрасчет и прямые связи только усугубят эту отсталость советской промышленности, так как предоставленные сами себе предприятия будут производить не высокотехнологичные (капиталоемкие) изделия, а то, что можно быстро и дорого продать.
Советские лидеры безуспешно пытались убедить кубинского гостя в том, что использование материальных стимулов необходимо для достижения резкого роста производства в кратчайшие сроки. Ведь удалось же с помощью рыночных рычагов во времена нэпа быстро восстановить страну и создать задел для индустриализации. А ведь только резкий рост производства приведет к такому же росту благосостояния, что и позволит претворить в жизнь главный принцип коммунизма «от каждого по способностям — каждому по потребностям».
То есть, в отличие от Че, Хрущев считал, что хозрасчет не только не является возвратом к капитализму, а напротив — шагом к коммунизму. Тем более что в начале 1960-х годов народное хозяйство СССР было уже таким сложным, что планировать его из единого центра было тяжело даже технически.
В сентябре 1961 года Че в своем министерстве организовал кружок изучения «Капитала» Маркса, где советская хозрасчетная система критиковалась весьма открыто как фактический возврат к капитализму. Прежде всего, Че нападал на закон стоимости, доказывая, что при социализме он не действует. Че решительно выступал против материальных стимулов, уповая только на моральные. В этом смысле Че критиковал советский учебник политэкономии 1954 года, появившийся как раз по итогам дискуссии с участием Сталина в 1951–1952 годах и являвшийся в то время своего рода каноническим описанием советской экономической модели.
Кружок собирался по четвергам в девять вечера, и жаркие дискуссии часто продолжались до раннего утра. Занятия вел присланный из СССР профессор политэкономии Анастасио Мансилья.
Че частенько критиковал экономическую модель СССР и на регулярных двухмесячных совещаниях, которые он ввел в своем министерстве. Тему для совещаний мог предложить любой директор «консолидадо» или сотрудник министерства. Че настаивал, чтобы по каждому пункту повестки дня принимались конкретные решения и назначалось лицо, контролировавшее претворение их в жизнь.
Сотрудники министерства поражались, как свободно Че критиковал на этих совещаниях Советский Союз — ведь русские тогда во всем помогали Кубе и сам Че это с благодарностью признавал. Но министр считал, что братская дискуссия с друзьями не только возможна, но и необходима.
Че и его помощники часто говорили, что БФС была разработана на Кубе с учетом управленческого опыта американских компаний, работавших на острове. Че утверждал, что технологии (в том числе и управленческие) не имеют идеологии. Американские компании, с его точки зрения, имели гораздо более прогрессивную систему бухгалтерского учета и планирования текущей хозяйственной деятельности, чем советские предприятия. К тому же на Кубе эти компании представляли собой филиалы материнских американских компаний и поэтому должны были регулярно перед ними отчитываться. А значит, была разработана и апробирована на практике система текущих и итоговых показателей, которую можно было бы полностью перенять. Только на место американской материнской компании заступало кубинское министерство промышленности.