Мужчина с апоплексическим, нервным лицом был настроен воинственно:
— Поразбивать им уличные светильники — и дело с концом!
— Несусветная чушь! — возмутилась его соседка и постучала указательным пальцем по лбу.
В этот момент пепел упал прямо ей на колено. Эрнесто расплылся в улыбке.
— Вот именно! Подбить все уличные фонари, по всему городу! Муниципальные правила гласят, что компания по сбыту электроэнергии в течение суток обязана починить все поврежденные уличные светильники. Иначе она схлопочет штраф. Стало быть, если мы всем миром раскокошим светильники, то…
Громкий смех не дал ему договорить. Никто не воспринял всерьез это предложение. Эрнесто вопросительно глянул на брата. Чтобы оценить обстановку и сговориться, им не требовалось слов.
Они ушли с собрания. Идея сразу нашла отклик у детей и подростков. Разбившись на группы, ребята двинулись по улицам города, осыпая светильники градом камней.
Полицейские чувствовали себя сконфуженно, поскольку с недавних пор им вменили в обязанность стеречь фонарные столбы и отгонять от них ребятню. По всему городу как грибы плодились ватаги ребят, которые вместо того, чтобы гонять мяч на пустырях, увлеченно собирали камни. Городское электроосвещение почти полностью было выведено из строя. Компания по сбыту электроэнергии вынуждена была уплатить неустойку, но повышенную плату за свет не отменила.
Вскоре Эрнесто и его брату наскучил звон разбитого стекла, и они переключились на другие занятия. Эрнесто с упоением читал толстую книгу из библиотеки отца: «Дон Кихот».
По тому, как мама опустила трубку на рычаг, он тут же смекнул, что звонила его учительница. Лицо мамы сделалось серьезным и немного грустным.
— Эрнесто, подойди-ка сюда. Что стряслось в школе сегодня?
Он остановился на безопасном расстоянии и заканючил:
— Старая корова звонила? Она только и знает, что врезать! А сама дура дурой. Злая и тупая. Ей бы надзирательницей в тюряге работать.
Мама медленно подошла к нему.
— Эрнесто, твоя учительница сказала мне, что ты вел себя в классе непотребно и…
— Старая глупая корова!
— Правда, что учительница чуть не сломала себе руку о кирпич?
— Я ведь… должен был защищаться. Она хотела отлупить меня, вот я и подложил кирпич под брюки.
— Но, Эрнесто, твоя учительница не стала бы тебя наказывать без всякого повода.
— Да оставь меня наконец в покое!
Он развернулся и хотел уйти, но сидевший в соседней комнате отец слышал весь разговор. И, возмущенный, вмешался.
— Ты как с матерью разговариваешь, сопляк! Сейчас ты у меня получишь по первое число!
Между отцом и сыном встала Кармен Ариас. С тех пор как Эрнесто родился, она работала в семье Гевары няней. Она ходила за всеми четырьмя детьми, но Эрнесто с самого начала был ее любимцем. Сколько раз она спасала его от крепкой взбучки.
— Господин Гевара, господин Гевара, не наказывайте бедного Тэтэ!
— Оставьте, вот он и улизнул. Вечно вы его покрываете. Но теперь ему не отвертеться. Это уже переходит всякие границы!
Задыхаясь от ярости, отец погнался за сыном. Через черный ход Эрнесто выскочил в огромный сад, поросший бурьяном. Завидев отца, он перемахнул через ограду и понесся вверх по густо заросшему склону, что примыкал к участку родителей Эрнесто. Отбежав на приличное расстояние, он прокричал:
— Вот он я! Попробуй догони! — и припустил дальше.
Отец кипел от негодования.
Рядом с домом Геваров велись подземные канализационные работы. Все побросали работу, наблюдая за бесплатным представлением. Отец вернулся, задыхаясь; проходя мимо рабочих, он ускорил шаг. Эрнесто следил за ним. Он спрятался за широкую спину самого могучего рабочего.
— Вам где бы ни работать, лишь бы не работать, лентяи! — бросил в сердцах отец.
Эрнесто узнал Захариаса еще издали. Пятнадцатилетний переросток каждый день торговал на улицах Альта-Грасии печеными сладостями, которые делала его мать. Этим он помогал кормить семью.
— Захариас, — подозвал отец Эрнесто. — Много ли наторговал? Твой короб, как я вижу, полным-полнехонек! Даю тебе пять песо — весь он не стоит большего, — только поймай Эрнесто. Он спрятался где-то там, в холмах!
Через час Захариас возвратился усталый и ни с чем. Еще когда он получал свои пять песо, Эрнесто пробрался незамеченным обратно в дом.
Сгустились сумерки. И родителями постепенно овладело беспокойство. Как-никак за домом простирались двести гектаров леса. Заблудиться и потеряться там ничего не стоило.
Не поднимая шума, Эрнесто схватил на кухне кусок хлеба, прокрался к себе в комнату и юркнул под одеяло.
С первого этажа долго еще доносились встревоженные голоса родителей. Потом он заснул.
— Ну мамочка, другим всем ребятам можно, а мы что — хуже! — умолял Эрнесто.
— Может, так оно и есть, но тебе всего одиннадцать, а твоему брату Роберто и того меньше — девять. Не могу же я отпустить вас одних невесть куда.
— Ну мамочка… хотя бы на один месяц.
— Что в этом страшного, — вставил свое слово отец. Эрнесто бросил ему благодарный взгляд.
Не выдержал и Роберто:
— Мама, уж мы дров не наломаем!
— В их возрасте многие дети заняты на сборе винограда. Оно им, глядишь, и на пользу — с настоящей работой познакомяться. Получат по сорок сентаво за день, а уж винограда смогут есть от пуза.
В конце концов отцу удалось убедить маму. Она согласилась.
Эрнесто и Роберто собирались на месяц, но уже через четыре дня грязные с головы до ног и отчаянно голодные возникли на пороге родного дома.
— Что с вами стряслось? — изумился отец. Эрнесто тут же выложил все как на духу:
— Это такой гад оказался! Три дня мы вкалывали как проклятые, но потом у меня случился сильный приступ астмы. Ясно, из-за того, что винограда переел. Я попытался работать, но это было невозможно. Тогда мы пошли к хозяину, сказали, что я больше работать не могу, и попросили нас рассчитать. А он нам только половину дал, сукин сын такой!
— Почему?
— Он взбеленился, что мы контракт не выполнили. Мы ведь подряжались на месяц.
— Ну и что же теперь дальше делать?
— Папа, теперь пойдем со мной — набьем рожу этой скотине!
Возгласы протеста на улицах. Противники Перона объединялись в оппозицию. В университетах одно за другим шли собрания, где обсуждались предстоящие демонстрации и всевозможные акции протеста.
Полиция заняла здание университета. Студентов бросали в застенки без суда и следствия. Эрнесто узнал об этом от своего однокашника Томаса Гранадоса.
— Моего брата взяли и бросили за решетку — ни за что ни про что. Как бы они его там не прибили. Чтоб им пусто было! Надо попытаться достать разрешение на свидание.
— Томас, если разрешат, возьми меня с собой.
— Но ты ведь с ним почти не знаком.
— А хотел бы познакомиться получше. Он определяет состав команды по регби, а я сплю и вижу, чтоб меня в нее взяли.
— Кого, тебя? Ты на полном серьезе веришь, что Альберто возьмет в свою команду тринадцатилетнего? Да ты спятил!
— Сам понимаю: в основной состав я не подхожу. Но от Альберто зависит и кто будет играть за дубль. Тут-то у меня есть шанс.
— Ладно. Попробуем добыть разрешение. Им это удалось. В переполненной тюремной камере при полицейском управлении на нарах они увидели Альберто, сильно осунувшегося, как показалось Эрнесто. Но глаза его сверкали от ярости.
— Нас держат здесь противозаконно. Без судебного решения. Надо, чтоб об этом все узнали. Надо вывести людей на улицы. И потребовать освобождения всех арестованных студентов.
Эрнесто покачал головой.
— Ну и что, Альберто, просто взять и выйти на улицу, чтобы тебя огрели дубинками? Я выйду на улицу, но только если мне дадут пистолет.
Эрнесто сразу примкнул к толпе. Вид у молодых людей был оборванный и возбужденный. Они двигались в сторону жокей-клуба. От своего отца Эрнесто знал: для того чтобы вступить в него, надо иметь не только много денег, но и знатное имя. Отец не раз честил на все корки праздных франтов из этого клуба.
— Долой толстосумов! Долой толстосумов! — скандировали они.
В дверях показались первые члены клуба. Эрнесто почувствовал, что для него настал решающий момент.
Просвистел первый камень. Со звоном рухнуло витринное стекло. Брызги осколков заплясали по мостовой.
Эрнесто присоединился к торжествующему реву остальных. Кто-то зааплодировал.
— Валите отсюда, боровы! Катитесь в Штаты! Пролетело еще несколько камней. Члены клуба выстроились в шеренгу. Эрнесто подумал, что они вот-вот прибегнут к самообороне, так как полиция заставляла себя долго ждать. Он уже почти сорвал голос, но продолжал выкрикивать:
— Топайте сюда, трусы! Или без своих лакеев ничего сами не можете?
Он швырнул камень и угодил в стену дома. Сразу же нагнулся за следующим камнем.
— Быки![2] — гаркнул кто-то.
Так оно и было. Полицейские подобрались с тыла. Эрнесто успел насчитать не менее дюжины только на одном транспортере.
— Делаем ноги! Всем врассыпную! Быки близко!
Напоследок он запустил еще один камень. Он уже не видел, как тот летел. Однако надеялся, что не промазал. И сразу же дал деру.
Он не хотел угодить под дубинки. Он не хотел угодить за решетку. Ему было всего шестнадцать лет. По идее, ему бы сейчас полагалось дома сидеть да уроки учить, а не камни в жокей-клуб кидать.
За ним по пятам гнались двое полицейских. Но он был неплохой спортсмен, и поймать его было делом нелегким. Только бы астма не подгадила, думал он со страхом. Его грудная клетка сжалась. Дышать ритмично. Только ритмично дышать!
Один из полицейских споткнулся и растянулся во весь рост. Другой помог ему встать. А Эрнесто уж и след простыл в полутьме глухих проулков — так он избежал верного ареста.
Потом он сидел у своего друга Альберто. Они пили матэ,[3]