не то упрёк. А хороша, зараза… Немного долговязая, но красивая.
— О… привет, Наташ…
— Ну, — строго начинает она. — И как это понимать?
— Ты про что? — удивляюсь я, хотя догадываюсь, конечно, в общих чертах…
— Про что? — повторяет она. — Правда что ли? Ты типа не знаешь, о чём речь, да?
Типа знаю.
— Наташ, в женщине, конечно, должна быть загадка, но не могла бы ты пояснить? Извини, кстати, я ухожу, видишь, обутый уже. Очень был бы рад, пригласить домой, но может… мы пройдёмся пока?
Она недовольно качает головой.
— Да больно надо было! Не хочешь, как…
Говоря это, она разворачивается и двигает к лестнице. Я тут же выскакиваю, захлопываю дверь и ловлю её за локоть.
— Ты чего сердитая такая? Мне в милицию надо, туда опаздывать нельзя.
— В милицию? — вмиг забывает она о капризах, и в глазах вспыхивают любопытные огоньки.
— Ага. Да, там ничего интересного, я нашёл человека э-э-э… раненного. Ну, и теперь вот дёргают.
— Раненного? Как это?
— Ну, ножом мужика пырнули.
— Да ты что! А где? А он выжил? А ты прям само нападение видел?
Ох, вот я, похоже, разбудил её духа любопытства. Мы выходим из подъезда, и я рассказываю ей лайтовую, максимально сокращённую, версию происшествия. Без подробностей и взаимосвязей.
Она шагает рядом со мной, заглядывая на ходу в глаза и засыпая кучей вопросов. Мы шпарим по Красноармейской. Летят машины, грузовики и автобусы. Солнце припекает, пахнет бензином и соляркой. Лето в разгаре.
— Ну, а вчера-то что с тобой случилось? — спрашивает она, когда мы разделываемся с историей про Боцмана. — Почему ты не приехал к Игорю?
— Да знаешь, — пожимаю я плечами, — подумал и решил, что это как-то стрёмно. Какого хрена, я должен с ним тусоваться? Домой к нему приезжать? Сама подумай.
— Ну, хотя бы с того, — поджимает она губы, — что я тебя ждала. Ты же мне пообещал, а сам не приехал. Как-то не по-мужски, тебе так не кажется?
— Серьёзно? — удивляюсь я. — Ты серьёзно меня ждала?
— Ну… — чуть смущается она. — А что такого? Мы же с тобой договорились. Ты пообещал, а сам… А сам вообще исчез. Сказал, что пойдёшь домой, да только дома тебя до поздней ночи не было.
— Да что ты за шпионка, такая⁈ — смеюсь я. — Откуда ты узнала, что меня дома не было?
— Мне Вика сказала, ей мама твоя звонила после двенадцати уже.
— Ну, у вас прям мафия. А вы сами-то во сколько вернулись?
— Вике отец разрешает только до одиннадцати гулять. Вот к одиннадцати и вернулись.
— А тебе?
— Что? — не понимает она.
— Тебе отец до какого времени разрешает гулять?
— Ну, тоже до одиннадцати. И тебе, судя по всему, да? Так куда ты делся вчера?
— Да… — рассказывать про дискач мне не хочется. — Встретил Миху и с ним немного поболтался.
— Что⁈ — она останавливается, как вкопанная. — Ну всё, Костров! Всё, предатель! Забирай свои игрушки и не писай в мой горшок!
— Ты чего, Наташ?
— Чего⁈ — мечет она громы и молнии. — Ты с ним на дискотеку ходил!
— Почему ты так решила?
— Почему? Потому что я не дура и отлично знаю, куда Миха вчера ходил! Ну, ты и гад, Костров! Почему меня-то не взял? Я бы тоже с вами пошла!
Пошла бы, верю, но мы туда, вообще-то, не танцевать ходили, а тебя пришлось бы охранять весь вечер от различных хищников, рыскающих в поисках женской плоти. А быть этой самой плотью тебе пока что рановато. С третьекурсницами из медучилища тебе пока конкурировать сложно, хоть ты и красотка.
— Наташ…
— Нет! Даже не оправдывайся! Знать тебя не желаю! Как там было-то? Классно? Расскажи!
— Слушай… Ну, в общем, я не любитель таких тусовок. Сдуру увязался за пацанами. Они меня уболтали.
— Уболтали! — кивает она, нахмурившись. — Ну-ну. Заставили! Насильно, ещё скажи, затащили.
— Наташ, ну и там хорошим девочкам вроде тебя делать нечего, поверь.
— А с чего это ты взял, что я хорошая девочка? — вздёргивает она бровь, и в её взгляде проскакивает что-то… дикое, первобытное, варварское, будто она говорит, что устроила бы мне такое, по сравнению с чем медичка Надя оказалась бы бледной тенью.
Я улыбаюсь:
— Ну, мне нравится думать, что ты хорошая девочка. Ладно, мы пришли уже.
— Тебя подождать? — спрашивает она. — Хороший мальчик.
— Слушай, я не знаю, сколько это времени займёт. В прошлый раз час ждал, прежде чем мной займутся. Что ты здесь целый час будешь делать?
— Ну, ладно, — дёргает она головой. — Тогда я пойду. Приходи к… Вике потом. Я у неё буду.
— Хорошо, — киваю я.
— Не вздумай соврать, ты понял? — свирепо заявляет она.
Нет, я не пойму, я за кем ухлёстываю, за тобой или за Викой? Или вы там уже всё распределили?
Дяди Вити не оказывается на месте.
— А когда он вернётся? — спрашиваю я дежурного.
— Он мне не докладывает, — резко отвечает тот и теряет ко мне интерес.
— Кто? — спрашивает молодой лейтенант, зашедший вслед за мной. — Шерстнёв что ли? Да он вон, в блинную пошёл. Я его только что видел. На Красноармейской.
— Чё, серьёзно? — ржёт дежурный. — В блинную? Сейчас вернётся, надо будет его под**бнуть. Он же говорил, что это дыра, куда приличному человеку ходить впадлу.
— Так он десять раз оглянулся, проверил, что его никто не видит, — смеётся лейтёха.
— А ты как его запеленговал?
— Я в троллейбусе был. Там на светофоре, как раз стоял. Он у меня, как на ладони был.
— Ну, Шерстнёв, — ржёт дежурный. — Это залёт!
Дальше я не слушаю и, выскочив на улицу, иду в блинную. Она здесь неподалёку, через несколько домов, в полуподвале хрущовки, с отдельным входом с улицы. Так даже и лучше, можно будет с ним в непринуждённой обстановке потолковать. Да и ждать не придётся.
Добежав до «Блинной», я сбегаю по лесенке и заглядываю в небольшое тёмное помещение. Сразу замечаю дядю Витю. Он сидит спиной ко входу и меня не видит. Сидит он, правда, не один. Рядом с ним расположился…
Твою за ногу! Это Сантехник. Он что-то втолковывает дяде Вите и начинает оборачиваться в мою сторону…
Дуня, люблю твои блины,
Ах, Дуня, твои блины вкусны…
20. Вразуми, Матушка…
Я резко поворачиваюсь и, ступая бесшумно, выскакиваю из «Блинной». Ах, ты ж, ёжик… Теперь, собственно, вся последовательность событий обретает чёткую логику.
В машине есть что-то ценное. Машина находится у дяди Гриши. Почему, как и откуда она взялась — это отдельный вопрос. Он отдаёт Чебурашку мне. Знает ли он о ценностях или не знает пока неважно. Сантехник узнаёт о том, что машина у дядьки и заявляется к нему. Перерывает дом в поисках ценностей либо ключей от тачки. Ну, точно пока не знаю, но думаю, как-то так.
Дальше. Дальше появляется Боцман. Наверно, он тоже связан с этой машиной. Например, знает где она или что в ней. Либо не знает и не может сообщить информацию. Так или иначе, разговор с Сантехником кончается для него трагически. Боцмана нет, одним свидетелем меньше. Но и дядьки нет, и машины тоже.
Параллельно с этим я капаю на мозги дяде Вите. И кругом у меня всплывает этот мутный Сантехник. И, если дядя Витя с ним связан, что сейчас представляется неоспоримым фактом, то становится понятно, почему следствие топчется на месте и никаких прорывов не совершает.
В общем, и следствие в тупике, и Сантехник, по всей видимости, тоже в тупике. Но тут сыщик Витя делает потрясающее открытие. Он выясняет, что прощёлкал факт, что у меня появилась тачка. Тачка эта передана мне дядькой вместе с гаражом, документы на который, возможно и искал Сантехник.
Да только документов в квартире не было, поскольку гараж записан на тётю Таню, а она со своим мужем в разводе. И вот, капитан Виктор Шерстнёв сообщает своему товарищу и «партнёру по бизнесу» о том, что машинка нашлась.
И в ту же ночь, вернее, под утро, буквально по заветам Остапа Бендера, сказавшего, что такие города приятно грабить рано утром, когда ещё не печёт солнце, Сантехник вскрывает гараж и… И обламывается. Потому что машины там нет.
И тут же появляется дядя Витя, пытаясь выяснить, а где же собственно машина. А машина в ремонте, у папы на заводе. Какой я молодец, что ляпнул про завод. Но это не стопроцентная защита. Вероятно, они там уже проверили, но, естественно, никаких «Запорожцев» не нашли.
Поэтому-то Сантехник и пришёл с предложением, от которого, по его разумению, невозможно отказаться. Окей. Что делать дальше? Здесь налицо срастание криминала с органами охраны правопорядка. А значит, в милицию просто так не сунешься. Можно влипнуть в сети…
С другой стороны, тачку я отдавать не желаю. Не только из жадности и желания сохранить память о дядьке, но и с той точки зрения, что жизнь моя в глазах Сантехника вполне может стоить меньше тысячи рублей. Да и свидетеля оставлять не стоит… Получит машину и пустит меня в расход. Не интересно. Призовой игры может и не быть…
Блин, опять же, Витя ведь не тупой, он въедливый. Если у отца на заводе тачки нет, то где она? Что помешает ему прийти в гаражи и порасспрашивать у мужиков что к чему? Тот же дядя Валя махом сдаст ему место нахождения машины. Хотя, учитывая, что внимание милиции ему в этом деле не слишком уж желательно, может и смолчать… Но не сидеть же нам у моря и не ждать погоды, верно? Верно.
Поэтому я захожу в телефонную будку, снимаю трубку и набираю номер Вики.
— Кать, привет…
Твою мать! Дурак! Какого хрена! Причём здесь Катя! Трубкой бы тебя по голове! Дыц-дыц-дыц! Балбес! С чего это вообще, её и в мыслях же не было у меня. Косяк, нахрен.
— Вы ошиблись, мужчина, я не Катя, — вроде бы игриво, но, в то же время и зло отвечает Вика.
— Прости, глупая шутка, просто хотел тебя потроллить немножко.
— Чего-чего ты хотел?
— Ну, разыграть. Прости, Вик, как дела?
— Нормально, — отвечает она и замолкает.
— Ну, ладно, хорош дуться.
— Дуться? Откуда ты всех этих слов понабрался? Сам придумываешь или в детском саду подслушиваешь? Ладно… Ты прийти хотел? Наташка сказала, что ты собирался заглянуть.