— Скажи, Ирэн, ты когда-нибудь здесь была? — заставил, наконец, Захар шевельнуться прилипший к небу язык.
— Конечно. Мой отец не только дружит, но и сотрудничает с послом нашей страны в России, он часто берет меня с собой на светские рауты, — пояснила девушка.
— Ты уже видела всю эту роскошь, — опечалился вдруг ее спутник. — И ни разу не удосужилась обмолвиться о ней ни единым словом.
— Ты хотел бы услышать мое мнение обо всем этом великолепии? А не обидишься, если я выскажусь прямолинейно? — чуть приостановилась девушка.
— Конечно же, нет Ингрид.
— Я хочу сказать только правду, ту самую, которая на расстоянии всегда виднее.
— Говори, я внимательно слушаю.
— В этих залах действительно собрано очень много бесценных вещей. Но все это лишь столичная мишура, а за пределами этого города царит великая российская тьма. Она здорово походит на азиатскую всего лишь приманку без должного ее разумного подкрепления. У нас в Стокгольме куда скромнее, зато жизнь всей страны почти не отличается от столичной.
— Прости меня, Ирэн, но ты сейчас не права, потому что русская позолота подтверждена реальными богатствами. Под этой мишурой и правда много настоящего золота. Да, пропасть между богатством и нищетой у нас глубока, но не бездонна. В нашей стране отрыты немалые возможности для людей светлого ума. Этого мы пока и представить себе не можем.
— Возможно. Но ты, к сожалению, еще не знаешь, что Россия — это большая собака на сене.
— Почему ты так решила? — недоуменно поджал губы Захар.
Он не в силах был понять странного возбуждения, без видимой причины охватившего его спутницу. Может быть, Ингрид не покидала обида за неоднократные поражения ее страны от русских войск, а может, она просто знала нечто такое, о чем он пока не догадывался.
— И кто тебе такое сказал?
— Неважно, — отмахнулась Ингрид, и тут же попросила. — Пожалуйста, давай перейдем на иные темы, здесь не место для подобных разговоров.
А я бы с удовольствием развил их дальше, — нагловато ухмыльнулся студент. — Я бы с тобой согласилась, если бы дело происходило в Швеции. Но здесь, мне кажется, такими проблемами все же сподручнее озадачиваться где-нибудь на заднем дворе или на собственной кухне. Иначе слушатели запишут нас в революционеры. — Почему, Ирэн? — Потому что по Европе эти революции уже пронеслись, все новое, привнесенное ими, успело прижиться. А в России ваш император задавил революцию на корню, она так и не пошла дальше Дворцовой площади. — Чтобы она дала России, эта ваша хваленая европейская революция, — пожал плечами Захар. — Для того, чтобы она имела успех и у нас, нужно нашу страну из крестьянской поднять по культуре и прочему на уровень хотя бы европейского захудалого городка. Очень большая пропасть между классами и умами, понимаешь? — Не только понимаю, но и согласна. Кажется, шесть лет учебы в университетских аудиториях не прошли для тебя даром, — наконец-то улыбнулась девушка. — Ты стал рассуждать как передовой российский интеллигент, и это меня радует больше, нежели все остальное. Семейство Свендгренов долго бродило по многочисленным залам императорской резиденции. Было видно, что генерал-поручик Тургенев, которому Екатерина Вторая доверила окончательную отделку дворца, постарался на славу. Императрица выделила ему на это семьсот восемьдесят две с половиной тысячи рублей. На мрамор пошла двести девяносто одна тысяча, на бронзу — двести восемьдесят четыре тысячи, а вот на живопись, лепную работу, потолки и прочее — всего сорок три тысячи рублей. Так дешево ценился труд художников, работы которых не уступали мастерству иноземцев.
А посмотреть и правда было на что, особенно в Георгиевском зале с троном работы архитектора Старова. И вообще, во дворце, куда ни кинь взгляд, везде красовались предметы, цены которым не было. В это время объявили о начале торжественного мероприятия, и все заспешили в Тронный зал. Награждаемые едва успели встать по местам, определенным им распорядителями, когда прозвучал громкий сигнал труб. По ковровой дорожке долго шли пажи, седовласые сановники, придворные разных чинов. Казалось, конца им не будет. Захар вытащил из кармана платок и промокнул вспотевший лоб, в глазах у него зарябило. Пестрая кавалькада разместилась на другой стороне просторной залы, и лишь тогда из распахнутых настежь позолоченных дверей показался сам император Николай Первый. Был он среднего роста, с холеным лицом, с усами и длинными бакенбардами, давно и прочно вошедшими в моду в высших кругах империи. Облачен самодержец был в военный мундир с золотыми эполетами на плечах, с голубой андреевской лентой со многими наградами на груди, его бедра обжимали белые панталоны, заправленные в высокие хромовые сапоги. Император весело прищуривал голубые на выкате глаза, видно было, что обладал он характером своенравным и во всем следовал лишь имперскому образу мышления.
— Настоящий русский царь, — восхищенно выдохнул Захар на ухо своей невесте.
— Если бы не живость щек, то он был бы похож на монумент из гранита, — немного отрешенно пожала плечами девушка. — Лупастый и жадный до чужих территорий.
Знавший из газетных сообщений о целях самодержца, Захар не стал спорить, потому что так оно и было на самом деле. Николай Первый взошел на престол после внезапной смерти Александра Первого, не оставившего детей и вследствие отречения от короны старшего брата Константина Павловича. Он сразу принялся за расширение границ без того огромной страны на юг. Вскоре были присоединены ханства Эриванское и Нахичеванское. В это же самое время генерал Витгенштейн захватил болгарскую Варну, а граф Дибич овладел городом Адрианополем. Турция была атакована с двух сторон одновременно, что дало возможность России заключить мир на выгодных для нее условиях с правом судоходства по Дунаю и проливу Дарданеллы. Самодержец усилил имперскую власть и много чего успел сделать другого до начала Крымской кампании, о чем в студенческих аудиториях не смолкали восторженные разговоры. — Скажи мне, Ирэн, почему ты так не любишь нашего самодержца?
— А за что его любить? — дернула плечом девушка. — Тем более ты сам только что выразился, что это именно ваш самодержец, а не чей-то другой.
На такой ответ Захару ничего не оставалось, как пожать плечами. Между тем император приступил к торжественному ритуалу награждения. Он переходил от одного человека к другому, брал орден с бархатной ткани, расстеленной на подносе, который держал в руках ординарец, и цеплял его на выпяченную грудь новоиспеченного кавалера. Потом государь прикладывал ладонь к головному убору, выслушивал стандартные слова благодарности и, пожав руку счастливцу, отправлялся дальше. За ним толпой двигались придворные, сверкающие дежурными улыбками, золотом и серебром. Изредка диалог затягивался, но не надолго. Император приближался к тому месту, где расположились Свендгрены и, наконец, остановился перед профессором. Жена, дочь и Захар невольно подались вперед, лица их побледнели и вытянулись.
Студент вдруг заметил, что брови императора больше похожи на женские, нежели на мужские — они светлые и полукруглые, а под треуголкой видна широкая залысина. Кожа на широковатом лице была нежная, по щекам гулял яркий румянец. Но взгляд голубых, немного навыкате глаз показался ему тяжелым и таким властным, что подошвы ботинок невольно примерзали к полу.
Захар впился глазами в самодержца, до его слуха донесся негромкий голос с хрипотцой. Казак облизал губы, пытаясь вникнуть в сказанное. Николай Первый уже прикрепил орден на грудь профессора, выслушал от него положенную в таких случаях тираду и теперь сам оглашал свои суждения.
— Надеюсь и на дальнейшее наше благотворное сотрудничество с подданными Его Величества короля Швеции, — сказал он. — Такие люди, как вы, господин Свендгрен, вносят огромный вклад в развитие науки в России. Можно сказать, что вы наша опора.
— Ваше Величество, мы с удовольствием едем сюда, причем не ради денег, а для развития тех пытливых умов, которыми Господь не обделил российский народ.
— Если бы вы еще приезжали сюда семьями и оставались здесь навсегда, как делали это при Петре Первом и Екатерине Второй, то Россия была бы благодарна вам вдвойне, — мягко улыбнулся самодержец.
— Моя семья за моей спиной, — тут же откликнулся профессор, он указал рукой на спутников. — Это мои жена и дочь. Жена занимается в государственной библиотеке, а дочь учится в университете, который заканчивает…
— Вот как! Что ж, это весьма похвально, — венценосный собеседник чуть отклонился назад и цепким взглядом пробежался по родственникам, сопровождающим кавалера ордена святого Станислава. — Простите, профессор, вы не назвали того молодого человека, который стоит рядом с вашей дочерью.
— Это ее будущий жених Захар Дарганов, Ваше Величество. Он студент последнего курса университета и вполне достоин получить золотую медаль, — пояснил глава семейства. — Простите, Ваше Величество, молодые люди еще формально не помолвлены, поэтому я не знал, как вам представить друга моей дочери.
— Это не проблема, — улыбнулся Николай Первый, придвинулся поближе и обратился к Захару: — Позвольте вас спросить, молодой человек, откуда вы родом? Дарганов — фамилия весьма… интересная.
— Так точно, Ваше Величество, мы из терских казаков, — не замечая, что невольно встает во фрунт, отчеканил Захар. — Наша станица Стодеревская стоит по левому берегу Терека на Кавказской линии по Кизлярско-Моздокскому направлению.
— Вот так молодец, не только черкеска, но и фрак ему к лицу! — в восхищении воскликнул император, посмотрел на придворных и снова обернулся к студенту. — Так вы еще и на золотую медаль претендуете?
— Буду стараться, государь.
— Похвально. Можно ли задать вам личный вопрос?
— Я весь внимание, Ваше Величество.
— А почему вы решили жениться не на своей станичнице, а на шведской девушке?