– Все уволились, Миша. Сотников, Басов служат. После первого контракта в основном; кто, как ты, сразу свалил… Всего пять человек сейчас осталось… Басов на Камчатке, Сотников в Красноярске… Орёл – у себя так, в Йошкар-Оле… Поспелов, дурак, уволился. Дядя в Генштабе! В Москве служил. Взял и уволился.
– С дядей в Генштабе можно и послужить, – соглашался Кудинов.
– И хорошо можно послужить!..
– Хорошая попа! – выделил Невшупа девушку на переходе, – А ты… где сам-то сейчас?
– Да сейчас в охране. А так… сначала по специальности нашей. Пиздец, короче.
– Специальность у нас…
– Потом второе высшее получил когда, в «Эдельвейсе» работал, где Коростелёв. Да ну, не моё это всё. Служить надо…
– А из внутренних войск чего ушёл?.. Вот куда ты лезешь?!.. – Невшупа выехал на круг, его подрезала «Хонда».
На дороге стало посвободней. «Волга» не дёргается больше от нервозного вождения Невшупы, плавно стелется по мягкому от солнца асфальту. «Волга» шла Невшупе, как и всё ему шло: светлая футболка, камуфляж на молнии, звёзды майора, военкомат и манера держать руль сверху. Невшупа рассказывает о последней встрече выпускников. Там он и почерпнул сведения: городские все уволились (Кудинов был городским), кто оставался ещё в армии, все не местные. Невшупа и сам был из Темрюка.
– Через военкомат можно капитана получить? – спросил Кудинов.
– А ты что, ещё не капитан?
– Старлей.
– Это надо на сборы съездить.
– А как?.. Есть коны у тебя?.. Или… если через бабло проще?..
– Ты в каком? в Прикубанском?.. Я до десятого в отпуске. Запиши телефон.
Кудинов вытащил сотовый, вбил цифры. Хотел нажать на приём, чтобы оставить Невшупе свой номер, но не нажал.
– Есть паренёк один… И вообще, Миша, помогу, чем смогу… с десяткой. Беседовал уже с командиром?
– Да нет, сначала уволиться надо нормально. Куда с этим «несоблюдением»? С ротным беседовал…
На Шевченко Невшупа свернул влево, подкатил к свободному месту у небольшого магазина, на его вывеске значилось: «Мясо свежее, пиво холодное, мороженое мягкое». Кудинов прочёл это вслух и рассмеялся.
– Посиди в машине, мне тут одно дело… – сказал серьёзный Невшупа.
– Да я выйду, сигарет возьму. – Кудинов открыл дверь. Невшупа не нашёл, что возразить…
В крытом рынке обычный базарный гомон, запах пряностей и солений. Кудинов немножко даже очнулся от своей внезапной удачи, повстречать в военкомате Невшупу, и спустился на землю – в крытый рынок. Сориентировался, увидел в рядах сигареты, походил ещё – может, где дешевле. Цена всё равно одинаковая, купил две пачки «Нашей марки». На проходе в центре рынка Невшупа разговаривал с какой-то тёткой. Пройдя ряды с синенькими, помидорами, виноградом, Кудинов протолкнулся поближе. Неудобно было стоять рядом и слушать – прошёл мимо, на выход.
Так можно было понять, что толстая рыжая тётка не простая торговка, кто-то из начальства, а Невшупа, похоже, «крышует» этот рынок. «Почему не выполнили моё требование?!..» – доносился в базарном шуме его поставленный командный голос. Тётка тоже не сдавалась и что-то тараторила.
Кудинов выкурил у «Волги» две сигареты, размышляя над удивительной метаморфозой, произошедшей с военкоматским майором. Он вспомнил о менте-однокласснике, который хвастался, что контролирует рынок, а сам просто сшибал десятки с бабушек. Но тут, похоже, всё по-серьёзному…
На дороге перед Кудиновым образовалась пробка. Новенький троллейбус пробирался в заторе машин, пытаясь выехать на соседнюю полосу, сигналил. А на тротуаре обгоняли друг друга люди. И было странно, что они все куда-то спешат.
«Итак, идёт обычная мирная жизнь!» – вспомнил Кудинов фразу своего бывшего ротного Фрязина и улыбнулся. Это Фрязин теперь командовал ротой в 10-й бригаде спецназа и звал Кудинова к себе.
Запиликал сотовый. Кудинов сунул подмышку пакет с личным делом, достал, изогнувшись, телефон из кармана: «Оксана».
– Да… Нет, сегодня поздно… Угу, давай. – Сбросил вызов, посмотрел время, улыбнулся и снова пошёл в рынок.
Невшупа был с той же тёткой. Но теперь их роли поменялись, высокий Невшупа равнодушно оправдывался, а толстая тётка требовала и стыдила, наступая на него снизу вверх. И тогда Кудинов всё понял.
Он вышел из рынка, постоял у «Волги», купил в магазине со смешной вывеской бутылку «Жигулёвского» и красивый пакет для личного дела. Когда появился Невшупа с двумя банками «Балтики-тройки», они молча проехали во двор старой девятиэтажки, где Невшупа снимал квартиру. Сели на лавочке у подъезда под кустом сирени, открыли банки, закурили.
– А ты чё, в охране ещё работаешь? – не сразу спросил Кудинов.
– Блядь! На четыре двести товару спиздили!
– А как?
– Как! Очень просто! Залезли ночью.
– А ты чё, спал?
– В другом конце были просто! Сейчас напарнику звонить надо. Деньги на двоих раскидать. Там дырка была. Говорил сто раз – заделать!
Невшупа позвонил напарнику. Тот кричал (Кудинову было слышно), что нахрен ему это не надо, ничего он платить не будет.
– Ах, вот ты какой!.. – резанул Невшупа, тоже переходя на крик, – …А я тебе говорил… А мне надо?!.. Ты увольняться будешь?.. Вот будешь сам с ней разговаривать… Не прокатит это, я же объясняю тебе…
– Да, Миша, ночь через три на этом рынке работаю, – спокойно сказал Невшупа, закончив разговор.
– А что, денег не хватает?
– Семь тысяч?
– А ты, это… не берёшь?.. взятки.
– А зачем?..
Поговорили ещё. Об однокурсниках, о том, что в Заполярье летом холодно, а зимой очень холодно. Вспомнили смешное из курсантских лет, но обоим не было смешно. Невшупа, глядя в бумажку с перечнем украденных товаров, сказал, что поедет завтра на опт и возьмёт хотя бы сигареты подешевле.
– А что пенсия? – сказал Невшупа. – Три с половиной. Всё равно работать где-то надо. Была бы специальность хорошая… Вот и нужно оно тебе? Работал бы уже, раз второе высшее получил… Пойду к Демону – в игровые автоматы. У него по городу их штук десять, знаешь?
– Тоже в ногу со временем, – сказал Кудинов о Демоне, но Невшупа не понял.
Кудинов допивал пиво, Невшупа поднялся. Стали прощаться.
– Звони после десятого, – сказал Невшупа, – порешаем…
Невшупа поднялся к себе на пятый этаж пешком, по давно выработанной привычке. Взялся сразу за пульт телевизора. Лежал на диване, переключая каналы. Потом он встал, глянул в окно. Рядом с «Волгой» стояла привычная серебристая «девяносто девятая», а у подъезда на лавочке с бутылкой пива сидел Кудинов и читал личное дело.
«Не от мира сего», – заключил Невшупа.
РАССКАЗЫ И ПОВЕСТЬ
Борзяков
В июне сорокового года Бессарабия и Северная Буковина отходили от Румынии к Советскому Союзу. В это время Первый румынский танковый полк перебросили из Трансильвании на новую границу, в город Рени. Танкисты разместились в старых кавалерийских казармах на южной окраине города.
В полдень полковой командир Лупий, отчитав за низкую исполнительность начальника штаба, вяло смотрел, как муха колотится о стекло. За окном запылённые R-2 вползали в ворота, разворачивались, выстраиваясь в ряд. Сублокотенент Борзяков спрыгнул на землю и принимал доклады командиров машин. Муха ткнулась в пустоту форточки, выпорхнула. У Лупия зазвенело в ушах от тишины. Он грузно потянулся, зевнул и распорядился позвать Борзякова.
Борзяков полирнул щёткой свои бизоньи сапоги на застёжках, в кабинете полковника щёлкнул каблуком, вытянулся.
– Вы, Борзяков, хороший офицер, – сказал Лупий, – вы русский, родом из Бессарабии, и я понимаю ваши чувства, но скажу вам по большому секрету… Так вот… Не только Бессарабия, но и Одесса! скоро будут румынскими. Не зря мы здесь и усиленно занимаемся боевой учёбой на наших танках. Не отчаивайтесь и служите спокойно.
Ничего себе спокойно… Со своими воевать… Да если бы хоть танк был как танк, – смех же один: не броня – фольга. Трясёт в башне, к дьяволу… На ходу из пушки приловчился бить в щит один Думитреску… А Борзякову нечего и мечтать о такой виртуозности. В школу офицеров резерва он попал только потому, что выучил наизусть таблицу с латинскими буквами, скрыв сильную близорукость.
На занятиях по механике танка мотор и трансмиссия не шли в голову. Борзяков путался. Наконец, доверив силовую передачу плутонеру, он направился в роту и сказался больным.
Солнце тяжело висело в прозрачном небе. Невысокие домишки жались в зелень акаций. Рени нравился Борзякову. Провинциальным уютом он напоминал родные Бендеры. Впрочем, сейчас мысли офицера занимало другое. Борзяков вздрогнул от треска мотоциклетки, остановился, машинально толкнул стеклённую дверь парикмахерской.
«Тем, кто хочет жить в Бессарабии, дают три дня, чтобы выехать из Румынии. Но я в армии, меня это не касается. А если и правда начнётся война?.. Откажешься выполнить приказ – расстрел! Получишь приказ, попрёшь в составе режимента как миленький, и весело превратишься в головешку… Перейти к русским сразу не удастся… Да и на кой чёрт мне это надо!..» – так размышлял офицер, в то время как проворный брюнет намыливал его щёки помазком и высвобождал опасной бритвой розовые дорожки кожи.
Борзяков не чувствовал особенного призвания к военному делу. В русской армии, возможно, он служил бы с бóльшим подъёмом. А здесь, в Румынии, он отбывал воинскую повинность, без всякой перспективы вернуться в Россию. И вдруг – надежда.
Выстроился план – простой и изящный.
«Завтра последний день, когда ещё можно выехать, но завтра начнётся подготовка к смотру, и солдат не бросишь ни под каким видом…»
– Periculum est in mora…
– Что?.. господин офицер? – не понял парикмахер.
– Нет… ничего…
Надо сказать, Борзяков умел выкручиваться из самых отчаянных ситуаций. В офицерской школе с ним в одном взводе учился вертлявый маленький Осну. Он подтрунивал над Борзяковым, расспрашивая о жизни в советской России, – будто Борзяков вчера вернулся