Чеченские рассказы — страница 19 из 38

Сегодня Миша решил за дедушку основательно взяться и наконец расспросить его про войну. Но сначала, решил Миша, нужно задать ему какой-нибудь отвлекающий вопрос, попроще.

У клетки с кабаном Васькой ребята задержались, весело вместе с Васькой похрюкали, ткнули его в нос черенком вил (это Сева любит). Васька взвизгнул и стал ругаться на поросячьем языке. Пришлось срочно нарвать для Васьки бурячных листьев, чтоб он не обижался.

Всё вокруг в зелени. Беседка во дворе заплетена виноградом. Кроме винограда у дома клумбы с остроконечными можжевельниками, перед домом розы (красные, белые и кремовые) и тоже виноград. Куча гравия – за воротами. Миша набрал почти две трети ведра и еле его дотащил.

– Уф!

– Так. Зачем так много берешь?.. Сыпь сюда потихоньку. Всё-всё сыпь.

– Дедушка, а правда, что бабушка еврейка?

– Наполовину. У неё только отец был еврей, а это у них не считается.

– Почему не считается?

– У евреев национальность считается по матери, а не по отцу.

– А-а… А вы только по отцу казак?

– Только по отцу, мать была русская… Вера Сергеевна Кудинова, урождённая Борзякова, твоя прабабушка.

– А разве казаки не русские?

– Сейчас уже русские.

Никак у Миши не получается подвести дедушку к войне, а наоборот, они начнут сейчас с ним спорить о происхождении казаков, от беглых крестьян они (как в учебнике истории) или от печенегов (как дедушка сам придумал); про бабушкину национальность Миша тоже давно всё знает, только притворяется.

– Дедушка, а вы в каких войсках воевали?..

– Он во власовских войсках воевал.

Миша вздрогнул, поднял голову. За забором, в тельняшке и с тазом в руке, стоял пьяный Петрович.


5

Все впечатления дня перемешались в Мишиной голове, так, что нельзя было сложить образы и мысли во что-то цельное. Можно было плакать и бесконечно повторять одно только слово: «предатель… предатель… предатель…»

Трудно было сказать, вкладывал ли Миша в это слово какое-либо значение, просто ему было обидно, так обидно, как никогда ещё в жизни.

Миша не пошёл в дом, когда бабушка кричала: «Миша, дети…», и потом несколько раз: «Миша-маленький…» Злой на всех и на весь мир, он не отозвался даже, когда его искал Сева.

Постепенно мысли в его голове перестали мельтешить и смешиваться.

Миша вспомнил, как они с папой ездили на рыбалку на мотороллере, сколько они там и какой тогда поймали рыбы. Он вспомнил про рыбалку потому, что ему обязательно нужно было вспомнить что-то хорошее. Но вот папа же говорил, что дедушка на войне убил немца?..

Миша вспомнил, как отмалчивалась и прятала глаза бабушка, когда он пытался выведать у неё про дедушкину войну… И военных наград у него нет… Только медаль «За трудовую доблесть» – а такого не может быть!

Обязательно всех награждали, хотя бы «За победу над Германией». У Мишиного второго деда Феди была медаль «За победу над Германией» (она и сейчас у них хранится), хотя его только на фронт везли, по дороге разбомбили, а когда он лежал в госпитале, война закончилась.

Как это он раньше не мог догадаться!.. И бабушка врала, говорила, что награды (какие-то медали) у него пропали в госпитале, а восстанавливать их очень долго. «Ты его, Миша, не расспрашивай про это, он очень сильно всегда переживает…» Теперь всё понятно, почему он переживает!

Всё-всё теперь понятно! Почему он говорил, что стахановское движение – это была показуха для галочки, а субботники для того, чтобы люди бесплатно работали. А бабушка ему тогда говорила: «Не морочь детям голову глупостями!»

Может, он поэтому говорил, что казака можно расказачить, а он всё равно останется казаком?.. Может, он просто за своего отца мстил?.. Ведь он же не трус?..

И почему он говорил, что коммунизма никогда не будет и что это фантазия! Никакая это не фантазия! Потому что это просто и нет ничего фантастического.

Все заходят в магазин и берут всё, что им нужно. Без всяких денег и очередей. Вот Мише мама покупала зимнюю куртку, и долго она её искала, и даже хотела заказывать тетё Рите в Москву, а потом купила. А так бы пошла и взяла просто в магазине, и любой размер на выбор, а не только – большие.

И будто бы все тогда будут брать по три или по десять курток. А зачем одному человеку десять курток?.. И продуктов можно взять только – сколько можно съесть… Ну, раз ты объешься пирожными, ну, второй… а потом же надоест!.. И будет каждый брать только по два пирожных – трубочку и заварное.

Коммунизм – очень даже хороший строй. Нужно просто, чтобы никто не жадничал, не врал и не воровал.

Миша поймал себя на том, что по привычке хорошо подумал о дедушке, вспомнив, как он по-доброму обошёлся с Лахно и что тот после этого ничего больше и не украл… Миша понял, что запутался, что ничего ему совсем не понятно, а просто пусто и больно на душе.

И главное, что он ничего ему не ответил! Продолжал себе работать, будто бы ничего не услышал, а Мишу услал ещё за гравием. А этот стоял и ухмылялся с тазом… И за это ещё больше обидно!

Уже смеркалось, когда Миша вышел из своего укрытия в кустах смородины и крыжовника.

Дедушка сидел на лавочке у входа в сад. Миша тихонько обошёл сливы и черешни и через «фольварк», осторожно ступая по не убранному от убитых солдатиков полю боя, подобрался к нему поближе.

Дедушка плакал. Боясь пошевелиться, Миша сидел над полем боя за его спиной. В ерике за забором подняли квач лягушки, стрекотали сверчки. На улице хозяйки палили мусор, и в сад проникал дым, смешиваясь с запахом стоялой воды и навоза. Быстро наступала ночь, но сидевший на скамейке человек ничего этого не замечал.

Над тем, что осталось от окопов погибшего батальона, с хрустальной чёткостью стоял солнечный день. И стелился дым от сожжённых фаустпатронами танков. И за дымом два Т-34 медленно отползали к насыпи, пропуская вперёд автоматчиков.

Младший урядник Кудинов сменил позицию и вогнал ленту в MG.



Серёжки

Просчёт

Директриса бралась за крашеную голову и курила импортные сигареты.

Это был просчёт. Она сгустила краски, вместо того чтобы их разбавить. Попалась как девочка… Но сколько нервов вымотал этот моральный урод! Один, как полшколы в колонии для несовершеннолетних… А нервы не восстанавливаются… И потом… Она ведь была уверена, что, когда Сенчина не возьмут в ПТУ, он с радостью пойдёт на все четыре стороны и очень скоро окажется в тюрьме, которая по нему плачет.

Но Сенчин, в тёмно-синем костюме и чёрном галстуке на резинке, стоял в её кабинете с заявлением, написанным мамой-пенсионеркой. И она не имела права его не принять в девятый класс!

Она готова была написать ему отличную характеристику! Взять его за руку и лично отвезти в престижное ПТУ №28, где готовили автослесарей и где у неё был знакомый директор.

Но Сенчин был непреклонен. Он преобразился вдруг. Ты посмотри на него!.. Он же издевается!.. Спокойный какой… Будто не его судьба здесь сейчас решается в её кабинете, а самый ничтожный обычный вопрос!.. Он нагло заявляет, что намерен после школы поступать в Литературный институт имени Максима Горького! И не хочет терять один год в ПТУ, несмотря на то, что очень любит ремонтировать автомобили… Хам!

И тут до неё доходит… Он сделал её!.. Обвёл вокруг пальца, как десятиклассницу. Её! С тридцатилетним стажем работы! И сделать ничего нельзя. И Сенчина зачисляют в девятый-бэ класс.

Преподаватели пьют валерьянку в учительской.


Объяснительная

В старших классах Сенчин не срывал уроки. Сидел на последней парте и рисовал рыцарей.

Ну и пусть себе рисует. И слава богу! Лишь бы рот не открывал!

Преподаватели вздохнули с облегчением и сплюнули по три раза, чтоб не сглазить. Они решили ни о чём не спрашивать Сенчина. Упаси бог вызвать к доске! А тихонечко выводили ему тройки по итогам четверти.

Литературу вместо строгой Лидии Михайловны у нас стала вести добрая пожилая Елена Сергеевна. Она интересно рассказывала нам о героях романа «Война и мир», а оригинальное сочинение Сенчина про любовь Наташи Ростовой и поручика Ржевского спрятала от греха подальше.

Поэтому Сенчин как будущий литератор смог проявить себя только в жанре объяснительной записки. Здесь он развернулся и показал способности к крупным жанровым формам.


Директриссе средней школы №18

Костиковой Ирине Николаевне

от ученика 9 Б класса

Романа Сенчина


Объяснительная


17 сентября 1987 года в 10 часов 05 минут мы с Военруком Шацким вышли из главного входа средней школы №18 и пришли на остановку имени Космонавта Гагарина ровно в 10 часов 16 минут, чтобы успеть.

Всё время приезжали троллейбусы с разными номерами. В 10 часов 17 минут приехал троллейбус синего цвета с номером 2. Военрук Шацкий быстро запрыгнул в него и уехал. Мы тоже хотели запрыгнуть, но не смогли поместиться.

В 10 часов 24 минуты приехал троллейбус красного цвета с номером 3, но мы в нём не поехали, потому что хотели поехать в троллейбусе синего цвета с номером 2, как Военрук Шацкий.

В 10 часов 29 минут приехал троллейбус синего цвета с номером 6, но мы в нём не поехали, потому что хотели поехать в троллейбусе синего цвета, но с номером 2.

В 10 часов 38 минут приехал троллейбус красного цвета с номером 2. Я сказал: «Ребята, может быть нам всё же стоит поехать в этом троллейбусе, так как я видел, что в точно таком же троллейбусе, но синего цвета поехал Военрук Шацкий?» Ребята сказали: «Правильно ты говоришь, Роман, мы все хорошо видели, что Военрук Шацкий поехал в точно таком же троллейбусе, а цвет для нас не играет такой уж большой роли».

Тогда мы, не медля ни секунды, чтобы успеть, зашли в троллейбус и стали ехать, но пассажиры стали громко материться. Я сказал пассажирам: «Как вам не стыдно громко материться?» А они продолжали материться нецензурными словами. Тогда я сказал: «Ребята, давайте выйдем из этого троллейбуса, чтобы не слышать матерной брани». Ребята сказали: «Правильно ты говоришь, Роман, матерная брань может повлиять на наш моральный облик».