Очень быстро они выучили и стихотворение, быстрее, чем мама вышла из ванной. «Оно лёгкое!» – радовался Ваня, которому раньше не особенно давались стихи. Скучно же их учить, а сейчас, с кварталами в Берлине, не скучно, а интересно.
Ваня не представляет себе Берлин в руинах из фильмов про войну, на что, наверное, рассчитывал Петров. Дети уже не смотрят этих фильмов, для Вани Берлин – это современный город, в котором он был с папой и мамой. И от этого получился ещё более сильный педагогический эффект, чем рассчитывал Петров. Ване очень интересно было захватывать такой Берлин в своём воображении. Он снова попал в то замечательное место, где папа и мама вместе, и все вместе они радуются, ходят в кафе и просто так гуляют. Дети сильно переживают разводы родителей. Они ещё маленькие и не понимают, зачем должно стать плохо, если было хорошо.
Пока Ваня учил, Петров сидел в интернете, отрываясь от Эльвириного ноутбука для проверки Ваниной усвояемости.
На кухне стоял всегда включённый ноутбук, и Петров урывками скачивал себе на флэшку материалы по печному делу, которым с недавнего времени заинтересовался как подходящей денежной профессией.
– А что ты делаешь? – подошёл и спросил Ваня.
– Да вот, хочу печное дело изучить.
И Ване понравилось, что и Петров что-то изучает, не только он.
Ваня похож на своего отца, не на Эльвиру, у него серые глаза, светло-русые волосы и кожа совсем не смуглая – более славянский тип лица. Выучил уже уроки и по разрешению Петрова смотрит мультики.
С этих мультиков началось их знакомство. Петров тогда пришёл к Эльвире в первый раз, и пока она готовила на кухне изысканное блюдо, чтоб произвести на Петрова впечатление, Ваня затащил его смотреть мультики и свои игрушки показывал.
Спрашивает потом: «Тебе нравятся мультики?» Петров сказал: «Нет». И объяснил почему, что в детстве ему как бы тоже нравились, а сейчас уже другие интересы. И этот ответ Ване понравился. Не так, как обычно взрослые что-то из себя строят и как строил из себя предыдущий Сергей.
В этом году у Эльвиры Петров уже третий. И всех она ведёт домой, а у ребёнка потом когнитивный диссонанс. Только был, например, Саша, уже Сергей, а теперь – Женя. Череда какая-то.
Вышла из ванной Эльвира. Сидят с Петровым, пьют на кухне кофе из кофейного аппарата, с печеньем и пряниками. Оба улыбаются, Петров что-то рассказывает, увлёкся и жестикулирует.
– Как ты много знаешь! – восхищается Эльвира, умиротворённая и распаренная, на голове у неё белое полотенце чалмой, но красиво.
Прибежал Ваня и рассказывает Эльвире про маму в пальто, которая отвечает всегда не то: «Вот послушай, мама!..» И смеётся. А мама не знает, как реагировать. То ли ей нужно радоваться, то ли, наоборот, сердиться. На всякий случай она пока улыбается.
Посмотришь на это со стороны – нормальная семья. Мама, папа и сын.
Выходные они часто проводили вместе, а на неделе встречались пару раз, а то и один. Иногда не могли расстаться по три дня подряд, точнее, ночи, но это не так часто.
Ваню постепенно приучили к маме по ночам не приходить. Петров на всякий случай врезал в дверь шпингалет, но Ваня и так всё понял, когда Петров с ним поговорил.
6
Петров проснулся от скрипа двери. Прислушался, слышит, за дверью Ваня плачет. Понял, что Ваня зашёл и всё это увидел – всю эту картину маслом.
Хорошо, хоть не в момент со стонами и позами – вот бы хорошо было! Но во время поз Ваня ещё крепко спал у себя в комнате. Это было предварительно проверено, что Ваня спит.
У Вани была привычка просыпаться по ночам. Может быть, мальчик хотел пойти в туалет и заодно к маме шёл. Эльвира его так зачем-то приучила: лезть к ней под одеяло и вместе спать до утра, с любимой как бы мамой. Ей так нравилось.
У Петрова первая мысль – спать себе дальше спокойно. Но полежал, подумал. Ваня плакать продолжает за дверью. Нет, думает, нельзя так. Живой человек, хоть и маленький. Оделся в темноте – джинсы натянул и футболку. Вышел из комнаты. Ваня лежит в зале на кожаном диване и плачет.
Подошёл он так к Ване тихонько, подсел на корточках у дивана. Что, мол, дружище? Понимаю тоже тебя, держись что ли. Так его, короче, поддержал тогда.
Рассказал, что и с ним так примерно было, что родители развелись, когда ему было девять лет, а потом началось: то дядя Вова, то дядя Витя. Но что делать? Маме ведь тоже нужно как-то свою жизнь устраивать. С папой вот не сложилось, так вышло у них, ничего не поделаешь, наверное, уже. Папа у тебя хороший и мама хорошая, а вместе не получается у них жить. Это можно понять – взрослые люди.
И Ваня успокоился. Даже к Петрову потянулся, а Петров его приобнял так, сказал, что будет на диване уже спать до утра, а Ваня пусть идёт к себе. Так и спал до утра на диване в одежде, а Ваня к себе пошёл. Но вышел проверить, что Петров не обманул, а спит в зале. У него же ревность ещё, чтобы с мамой никто не спал, кроме него. Его же мама.
После этого случая у них сложились более тесные отношения. Ваня перестал Петрова за глаза называть: «этот». Уже Петров стал Женей. И Ваня стал ему часто улыбаться. Эльвира даже стала немножко ревновать. Вместо мамы Ваня теперь всё время к Петрову тянется, то с вопросами, то просто зовёт его с собой играть, или по урокам спрашивает, есть ли какая-нибудь система или без неё придётся зубрить. А на маму не особенно внимание обращает, будто пустое место она. Ей так могло показаться.
Мелочи вроде всё это, не имеют значения. А с другой стороны – душевное тепло. Это имеет значение, особенно в наше время.
И потом Петров врезал в комнате Эльвиры шпингалет. Или просто его посадил отвёрткой на саморезы. Но уже это не понадобилось. Ваня больше не шёл к маме ночью. Всё как бы понял. Что с мамой теперь будет спать Женя.
Эльвира утром, не обнаружив с собой в постели Петрова, испугалась, что он её внезапно бросил и уехал ночью к себе на такси. Или она подумала, что Петров уже встал и пьёт кофе из аппарата. Вскочила с кровати, такая вся в непонятках, накинула на себя что-то скоренько, чтоб не ходить голой по квартире. Смотрит, а он на диване спит.
– А чё ты здесь? – расталкивает его. Не знает ещё, обижаться или нет. Рассказал ей – «чё». Она – ноль эмоций. Расспросила только, как было. Как она лежала, под одеялом или без. Как она при этом выглядела. И даже посмеялась, когда узнала, что без одеяла. Ну, женщина. Не понимает она этого.
У неё как-то странно. Так вроде, посмотришь со стороны, очень любит своего ребёнка. И игрушки ему покупает, и уроки с ним учит, и прощает всё, хотя и строгая. А с одной стороны – любит только себя. Так можно подумать. Однобокая какая-то любовь, материнская. Без отца нельзя ребёнка воспитывать.
Против мамы Ваня часто бунтовал, не слушался. Один раз выпалил: «Плохая мама!» – на какой-то её строгий запрет. Петров сказал тогда: «Мама у тебя хорошая. Ты ещё плохих не видел». И Ваня успокоился, согласился с этим.
Попили кофе из аппарата, в него нужно вкладывать бумажные фильтры. Перекусили быстренько, в прохладный душ сходили. Петров в прохладный, а Эльвира в более горячий – в тёплый душ. Она по утрам долго не сидит в душе, если на работу нужно опаздывать. И разбежались по своим работам.
Им удобно. Сначала Ваню быстренько забрасывают в школу на машине, потом доезжают до Приморской, она бросает там машину. И вместе уже на метро. Петров раньше выходил.
7
Вот Эльвира уже пришла на работу и сидит в своём офисе. Коллеги и подчинённые тоже сидят и ходят туда-сюда. Выходят из офиса по своим офисным делам и заходят с бумагами в руках, распечатанными на принтере.
Несут и ей бумаги на подпись. Подпишите как бы, Эльвира Николаевна. И она, сделав серьёзное лицо, строго смотрит на бумаги и подписывает, оставляет свои замечания и что нужно устранить. Компьютеры стоят, принтеры шумят.
Обычная рабочая атмосфера офиса, какой-нибудь финмониторинг в процессе. Лица у всех стеклянные, никто друг друга не видит. Когда навстречу сталкиваются с бумагами, то оплывают препятствие, как рыбы в аквариуме.
Один молодой подчинённый под видом финмониторинга играет в компьютерные игры, поэтому ему нужно озираться по сторонам, чтоб его не засекли. Другая коллега сидит в социальной сети или на форуме. Зевнула, с опозданием так прикрыла рот рукой, тоже оглянулась на автомате и дальше сидит, набирает что-то на клавиатуре, только пальцы у неё волнуются. Со стороны можно подумать, что она играет на пианино бесшумную музыку, а в мониторе находятся ноты.
Стены в офисе жёлтого цвета, а одна стена стеклянная. На окнах вертикальные жалюзи с верёвочками по бокам. Сверху навесные потолки висят, в них встроены круглые светильники. Обычный интерьер офиса.
И вот Эльвира перекладывает бумаги с левого края стола на правый, чтоб они не мешали дальнейшей работе, укладывает, которые нужно, в файлы и впервые обращает внимание на свою ладонь. А на ладони одна линия жизни прямо вся горит красным цветом. «Странно это», – думает Эльвира.
Интересуется, конечно, у близких коллег, что бы это могло значить, не заболевание ли такое профессиональное, и если заболевание, то интересно, есть ли оно в медицинской страховке работодателя.
И когда она, томясь от бумаг, выходит на перекур, ей одна коллега Светка, которая хорошо разбирается в хиромантии, смотрит на ладонь и говорит: «Это у тебя горит линия любви! Как прекрасно! Ах! Но я лучше сейчас уточню в Google».
Потом перезванивает по внутренней связи и говорит: «Это у тебя горит линия как бы чувственности. Ах! Как я тебе безмерно завидую, Эльвирочка».
И всё точно, один к одному, прямо чувствует Эльвира, как разгорелась в ней чувственность после всех романтических ночей с Петровым и особенно после той, что была. И глазки у неё так сияют масляным светом, и вся она порхает по офису – легко ей так. Тут же она звонит Петрову и рассказывает про свою необыкновенную линию: «Представь…» А сама радостная и вся сияет. Она даже ещё раз ему позвонила, чтоб рассказать про линию дополнительные подробности – что она не любви, а как бы чувственности. Но Петров не расслышал звонок из-за шума перфоратора, которым сверлил в это время бетонную стену. Эльвира поняла, что он на работе, и не стала обижаться.