В подъезд попал сразу – заходила немолодая женщина, ехавшая с ним в маршрутке. «Вам какой?» – спросила она в лифте. – «Четырнадцатый». Женщина посмотрела на Петрова внимательно, он сам нажал на четырнадцатый, а она – на пятнадцатый. Вместо обшарпанного, с расплавленными кнопками и запахом мочи лифта здесь был теперь новенький светло-серый. Петров всегда обращал внимание на новшества и как-то радовался им.
Общая дверь на площадку закрыта. Звонки справа в два ряда. Сообразил по расположению – нажал, вроде не работает, нажал на другой, третий. Волнения не было. Дверь открыл лысовато-белёсый мужчина с брюшком.
– Мне в крайнюю справа, – Петров показал рукой.
– Так и звоните туда.
– Там звонок не работает.
Петров зашёл (лысоватый был вынужден отстраниться). У двери звонок тоже не работал. И вообще был каким-то странным, советским ещё… Что-то не то, не похоже…
Петров обернулся: – Здесь Эльвира живёт? И сын у неё маленький, Ваня.
– Здесь живут старенькие бабушка и дедушка, – сказал лысоватый с ехидцей, как это в манере у питерцев.
– Спасибо.
…Может, тогда тринадцатый?.. Да, нет. У неё телефон заканчивался на 13, так бы он запомнил… Посетил он и тринадцатый, и двенадцатый, и одиннадцатый, другие потенциально похожие по памяти этажи, включая непохожий девятый.
Больше нигде к нему никто не выходил и не открывал общую дверь. На тех этажах, где было открыто, женщина за дверью крайней справа квартиры ответила, что никакой Эльвиры здесь нет, а другую ему открыла нерусская женщина, наверное, киргизка (с узкими глазами). Он глянул на обстановку у левой стены – это точно не то: «А Эльвира здесь не живёт?… Извините, я ошибся». Женщина улыбнулась.
Постоял на лестничной площадке. Вот она откроет? «Я просто хотел на тебя посмотреть». Посмотрит с минуту и пойдёт. Всё. Больше не нужно ничего. Просто посмотреть… А там, если что, по обстановке… Петров это сразу продумал, повторял теперь. Для разных обстановок он взял даже нож и пачку презервативов. На самом деле он не представлял себе, что мог бы делать дальше, если б ситуация как-то обернулась… «Как-то шли на дело…» – привязалась, зараза… Петров давно не мог терпеть блатной шансон, а тут привязалась. В ранней юности они такое горланили с пацанами. Потом действительно многие на зоне оказалась. И многих уже нет в живых…
Ещё он ездил по этажам, звонил в звонки. Часть звонков не издавала звуки. По квартире киргизки, куда теперь заходила толпа весёлых гостей-киргизов, и все ему приветливо улыбались («Одни киргизы нормальные люди здесь»), понял, что пошёл по второму кругу.
Вышел на площадку передохнуть. Там была полная окурков пепельница из пивной банки, отрезанной бахромой, как это делают в дешёвых кафе… А курить нельзя сейчас в подъездах… молодцы… А попробуй поймай… Закурил… Попытался представить технически, как менты будут ловить курящих в подъезде… Совсем здесь как-то тесно стало… Только и делаешь, что ментов шугаешься, полицаев теперь… Как затравленный волк в оккупации… Каждая сволочь хамит, каждая – чего-то боится – грабить их, блин, пришли…
Смотрел на реку из окна, вспомнил, как они гуляли и сидели на коряге на берегу. И пришло к чему-то: «В одну реку два раза не войдёшь»… Как узнать адрес?.. По её странице «ВКонтакте» Петров понял, что она снова ушла от мужа, и, судя по всему, там же теперь и живёт (Петрову хотелось, чтобы одна), но узнать что-то конкретнее было невозможно, тем белее что Петров сам не вёл и не мог терпеть ни «ВКонтакте», ни «Одноклассники»… Телефон подруги Светки он тоже тогда стёр. Эдик… у него и не было его номера… Спуститься – посмотреть её машину у дома. Сразу не сообразил. Да и сразу нужно было входить, пока дверь за женщиной не закрылась… Посмотрю, войду потом с кем-то…
Вот же её машина… Она – не она?.. BMW, две двери, чёрная, только грязная какая-то… Стоит там, где она бы её и поставила… Но вроде та какая-то чуть не такой формы была… Модели её BMW и вообще никаких моделей BMW Петров не знал. Ударил носком кроссовка по переднему колесу, чтоб сработала сигнализация, – ноль реакции. Больше не стал. Не узнал, в общем, машину. Пока версия… Решил сходить, посмотреть, какие там дальше ещё дома есть… Может, домом ошибся всё-таки, поторопился выйти…
Вот так вот этот дом и выступал, а там магазин был, где он (или они вместе) брал иногда вино и продукты. Петров вспомнил бежавшую перед ногами крысу в последнее их утро. «Да они постоянно тут бегают», – сказала тогда Эльвира… А машина тогда примерно там же и стояла… Петров вышел к следующему дому… Нет. Это всё уже не здесь. Посмотрю дальше и вернусь…
Он шёл мимо непохожих домов, смотрел их номера, номера были тоже непохожими, тридцать уже какими-то. Дома шли по левой стороне. Справа была дорога и река за ней, Нева или Малая какая-нибудь Нева.
– Подскажите, пожалуйста, мне нужен сороковой или сорок второй дом.
Женщина остановилась:
– Это вообще-то странно, здесь нечётные дома.
– А туда они убывают? – Петров это и сам уже сообразил.
– Да, убывают.
– Спасибо…
А вот таджику было не странно, а запросто – гаражи… Он пошёл ещё посмотреть, как они убывают, уже шли двадцатые номера, а справа за дорогой действительно теперь были гаражи… Гаражи не новые. Всё ясно…
Вернулся дворами наискосок. Озираясь, поискал место для туалета.
…BMW у дома больше не было… Петров толком не соображал ещё, что это может значить… Зато пришла мысль – у неё балкон был не застеклён (там была целая история с этим). Стал рассматривать балконы. Все застеклены, и только два новых, белых пластиковых. Посчитал пальцем этажи, раза три сбиваясь (всё же он был пьян, хотя сам не замечал этого), – пятнадцатый и девятый. На девятом он вроде был. А на пятнадцатом?.. А почему он, кажется, не был на пятнадцатом?.. Странно… Как отводил кто-то… Пятнадцатый… Вполне пятнадцатый… Петров пошёл к подъезду. Камня, которым он заложил дверь, чтоб не закрылась, конечно, уже не было, но она и не захлопывалась – магнитный замок не работал.
Квартира на пятнадцатом этаже была её квартирой. Петров сразу узнал эту синюю дверь. Он даже вспомнил, где у неё есть изъян, – раньше он занимался стальными дверями. Прислушался. За дверью смутный женский и явный детский голоса. Позвонил.
Кто-то тихонько подошёл к двери. Петров стал прямо перед глазком, громко сказал (у него получилось грубо и сипловато): «Открой». Голоса за дверью затихли.
Он постоял так и пошёл.
– Сюда этот Женя приходил, – сказала вошедшей в квартиру Эльвире женщина, с которой Петров ехал в лифте, – я ему не открыла дверь.
– Какой Женя?..
Верочка
Верочке почти три года. Теперь она ложится спать рано – в восемь-полдевятого. Сама говорит: «Хочу пать». И засыпает хорошо. А раньше, бывало, и в одиннадцать не уложишь.
Но сегодня не получалось, Верочка не отпускала мамину руку и два раза подряд заставляла рассказывать сказку про пастушка. Когда Юля рассказала первый раз, Верочка всё не спала и сказала: «Мама, исё по патушка».
Юля рассказывала теперь сказку на свой лад, а Верочка возмущалась, поправляла и долго не могла уснуть: «Нет, он делал дыки, кыша же текла, мама!..»
Юля раздражалась, и особенно оттого, что эту дурацкую сказку сочинил Петров, Верочка теперь её больше всех любит, сам замылился (как всегда!), а тут рассказывай теперь каждый вечер – и слова своего не прибавь!
Наконец, Верочка уснула, Юля на кухне, подняла крышку сковороды, перевернула лопаткой куски цыплёнка, включила печь, чтоб ещё чуток подрумянить, и делает наскоро салат из крабовых палочек.
Должна прийти Ленка Рыжая, подруга. Пока она ещё придёт, три раза можно всё успеть! Что за человек?!..
Кошка Меланья подошла к плите, принюхалась и взобралась на диван. Юля вспомнила про вытяжку, включила и сразу выключила – толку от неё никакого – один шум.
Стол накрыт. Юля даже поставила парадные бокалы. Теперь она с Меланьей на диване, гладит кошку и нажимает в телефоне на контакт Ленки: «Ну где ты там?.. Да бери уже, какое хочешь… Ты скоро?.. Через сколько минут?..»
Осторожно открыла дверь в детскую. Верочка спала на спине, откинув правую руку.
Юля тихонечко вышла. И хорошо, телефон стал вибрировать, когда Юля только закрыла дверь. Глянула – «Наконец-то!», и пошла встречать Ленку. Для этого нужно было спуститься в лифте на первый этаж, потому что консьержка уходила в восемь часов.
Грубоватая Ленка ввалилась в прихожую в своём разбитном стиле. Чуть ли не когда бутылка в руке, цыбарка во рту и рот не закрывается.
– Тише, тише, Верочка же спит…
– Ну что, подруга, всё думаешь разводиться? – начала Ленка после дежурной болтовни, понимая, зачем её пригласили на ночь глядя.
Сегодня Ленка была не рыжая, а крашенная в тёмно-пепельный цвет. Это они с Юлей тоже сразу обсудили. Юля нашла, что «хорошо».
– Лена, не могу уже больше!..
И Лена превратилась в слух. На самом деле ей можно было иногда поднимать глаза и вставлять в Юлин монолог «да-а» или «хм».
Лена почти не слушала, думала о своём и осторожно, чтобы не обидеть Юлю, ела вкусного цыплёнка и салат. Она не слушала, потому что выслушала это уже десять раз. И каждый раз ничего не менялось и не добавлялось к сказанному.
Петров почти каждый вечер пропадал в пивных, плевать хотел на Юльку и на ребёнка. Пока не было ребёнка, было ещё терпимо, а теперь стало просто невыносимо, хотя он и устроился, наконец, на нормальную работу.
Прибавлялись только новые примеры, подтверждающие то же самое.
В общем, Юля подумывала о разводе. Подумывала, но всё-таки – ребёнок…
– Так, – зашла Лена с козырей, – он тебе изменяет?
– Да что тебе эти измены?.. Да откуда я знаю!?.. Ну, не изменяет, наверно. Я думаю, я бы знала. Зато пьёт, как собака!
– Он же завязывал?
– На месяц хватает!
– Ну, не знаю. Прошлый раз он не пил.
– Это пиво своё, – не слышала Юля. – Он по этой своей бывшей до сих пор сохнет.