Григорий Ильич тоже прошел этот путь, и только в сорок пятом году был освобожден и реабилитирован. В тридцать седьмом он попал в список номер один по городу Тифлису и должен был быть расстрелян, как враг народа, но в последний момент кто-то из руководства НКВД перевел его в список номер два – двадцать лет лагерей без права переписки. Почему это было сделано, он так и не узнал, как и то, за что его вообще взяли. Тройка НКВД рассматривала дела заочно, даже не вызывая подсудимых, поэтому из тюрьмы в Тифлисе он сразу был этапирован в Сибирь, и приговор, вернее выписку из приговора, увидел только в тюрьме Красноярска. Имея техническое образование, он «естественно» был направлен на строительство лагерей и зон, которых в тридцать седьмом году катастрофически не хватало. Он был хорошим инженером, и лагерное начальство, оценив это, постепенно вывело его из категории простых зэков. А в сорок пятом его дело было пересмотрено, он был реабилитирован «подчистую», но из Сибири не уехал, а остался на строительстве в Норильске. Его уже тогда хорошо знали в управлении строительства края, поэтому при решении вопроса о его трудоустройстве проблем не возникло. Учитывая его «опыт сидельца», начальник строительства часто отправлял его подбирать рабочие кадры из зэков и ссыльных. У него это хорошо получалось, люди, им отобранные, действительно не подводили в работе.
Однажды Григорий Ильич по делам снабжения был в краевом центре, оттуда вышел на связь с районом и получил задание. Срочно нужны конюхи: завезли лошадей, а конюхов не хватает на все точки. Через начальство Краслага, куда он был вхож, ему быстро подобрали несколько заключенных, чьи дела ему дали посмотреть для выбора. Среди них было дело трудармейца Халаева.
– Чеченец? – спросил, не открывая дела, Григорий Ильич.
– Да, чеченец, – ответил кадровик.
– Я его забираю, оформляйте документы.
– Вы даже дело не глянули, Григорий Ильич, не похоже это на вас.
– Он чеченец, этим все сказано, Матвей Степанович. Вы с ними не пересекались, наверное.
– Бог миловал, – улыбнулся кадровик.
– Напрасно вы так, очень надежные люди. Никогда не подведут. Мне такие нужны.
– Как скажете, у меня на этот счет распоряжение от начальства есть, оформим к вам и отправим этапом.
– Нет, дорогой! Нам он нужен немедленно, там лошади пропадают, без пригляду уже две недели, конюх нужен срочно, я его сам увезу.
– Так он в Тугаче, это двести километров от Красноярска. Может, другого возьмете, прямо тут рядом есть.
– Вызывайте его сюда, я еще три дня в городе буду. Успеете, Матвей Степаныч? С меня бутылка чачи, а? – улыбнулся с хитринкой Григорий Ильич.
– Успею, послезавтра будет здесь твой Халаев. Только скажи, почему у тебя, грузина, такое отношение к чеченцам.
– Хорошо, слушай. Мне близкий друг рассказал, он с Амура этапом пришел. Там такой случай был. В сорок четвертом в одном из лагерей вертухаи, якобы за подготовку к побегу, схватили грузина, фамилия у него была Лабджанидзе. Он ничего такого не делал, куда там бежать? Просто для устрашения решили показательный расстрел сделать, ты же знаешь, такие дела никто толком не расследовал. Вывели его, поставили перед строем, и уже расстрельная шеренга винтовки вскинула, как вдруг из строя вышли тридцать чеченцев и встали рядом с этим грузином. Один из них сказал: «Этот мужчина невиновен, если его решили стрелять, вам придется стрелять и нас». Начальник лагеря отменил расстрел, и Лабджанидзе остался жив. Они, чеченцы, грудью своей защитили не виновного ни в чем человека, грузина. Мы, грузины, будем помнить это. Понимаешь, такие они люди!
– Да, Григорий Ильич, настоящие мужики, – выслушав, ответил кадровик. – Я тоже слышал о них, мне рассказали, случай с чеченцами был в одном из лагерей. Это где-то сразу после войны было. Пришел этап, в нем немцы пленные, бандеровцы всех мастей и чеченцы. Всех загнали сразу в баню, завшивели в эшелоне. Ну и, как на грех, в этот день у замполита день рождения, выпили изрядно, начальник лагеря по пьянке с револьвером в баню и завалил. Решил показать свою власть прибывшим. Зашел, револьвер на голых мужиков навел и орет: «Я начальник лагеря, все на колени. Кто не встанет – убью». Ну, все видят, пьян в дугу начальник, пальнет еще сдуру, и начали на колени вставать. Все встали, остались на ногах восемь человек. Он, не задумываясь, семерых застрелил. На восьмого патронов не хватило. Тут вертухаи влетели, повязали своего начальника и уволокли силой. Тот совсем умом, видно, повредился, кровь человеческую пустив. Все рвался еще пострелять, да нечем было.
– Да, ужас, конечно, – покачал головой Григорий Ильич.
– Я все думаю, зачем они такую нелепую смерть себе избрали? Ну, встали бы на колени, как все, – помолчав, сказал кадровик, посмотрев в глаза Григорию Ильичу.
– Не могли они встать на колени перед другим мужчиной. Джигит может встать на колени только перед любимой женщиной или родителями. Но никогда перед врагом. Лучше смерть. Такие они люди, Матвей Степаныч.
Кадровик молча покачал головой, соглашаясь с услышанным.
– Да, ладно, послезавтра заберешь своего чеченца, вытащу я его оттуда.
Через день Григорий Ильич уже ехал в груженном до отказа грузовике. В кабине рядом с ним сидел высокий худощавый мужчина с большими глубокозапавшими глазами, отчего его кавказский нос казался еще больше. Они ехали по таежной дороге молча, изредка переглядываясь между собой. Грузин и чеченец, два сына Кавказа, с очень похожими судьбами и не очень ясным будущим.
Енисейская тайга. Кольша
Костер ярко горел, постреливая искрами, попыхивая смоляными кармашками, которых так много под тонкой корой пахучих пихтовых поленьев. Кольша сидел под кроной огромной раскидистой ели, прикрывавшей и его, и костер от довольно сильного дождя, внезапно обрушившегося на сопки из налетевших и закрывших небосвод тяжелых, темно-синих туч. Как ни странно, грозы не было, и Арчи, с опаской поглядывая на небо, спокойно лежал у самого ствола дерева, обгладывая заячий хребет, отданный ему хозяином. Кольша, перекусив, собрался было прилечь на «перину» из мха, прикрытого лапником, но не случилось. Сквозь шум дождя он услышал стук топора. Арчи тоже насторожился. По всем Кольшиным подсчетам, нагнать зэков он должен был только завтра. Он быстро затушил костер. Кто-то рубил топором в низинке, совсем недалеко, несмотря на дождь, нужно было проверить, кто это. Оставив Арчи, который не очень-то и рвался в мокроту тайги, Кольша осторожно пошел в низину. Метров через сто пятьдесят он увидел картину, которая невольно вызвала у него улыбку. Двое парней, по пояс раздетые, мокрые, под дождем рубили небольшие еловые сушины. Это были Фрол и Петька. Не замечая Кольшу, они подрубали сушинки и сразу строили из них шалаш.
– Может, помочь чем, мужики? – спросил он, улыбаясь.
– О, Кольша, здорово! А мы твой след вчерась потеряли и уже думали, что не нагоним тебя.
– Айда за мной, плотники, там выше ельник, обсохните и поговорим.
Друзья быстро собрались и через несколько минут уже сидели у костра под елью, развешав промокшую одежду. Дождь почти прекратился, чуть моросил, создавая сырой туман.
– И чего это вы за мной увязались? – спросил Кольша, налаживая над костром чайник.
– Кольша, ты не серчай, мы подумали и решили, что должны помочь тебе этих гадов стреножить. А то как-то не по-людски получается. Ты в драку, а мы в кусты, что ли?! – сказал Петька.
– Давай уже вместе этим делом займемся, – добавил Фрол, доставая из мешка разобранное ружье.
– Что ж, раз так решили, хорошо. Вместе-то оно веселее будет, правда, Арчи?
Арчи поднял морду с лап и шевельнул хвостом.
– Давай, Кольша, говори, что делать будем? Они, ты сказал, убили тунгусов?
– Не просто убили, а зверски, детей малых не пощадили. Мужика в петле по берегу тащили, пока не задохся, видно, жене его похлеще досталось. Заживо горела.
– Да, страшные люди, да и люди ли они, нелюди.
– По всем законам за такие дела в тайге смерть положена. Только вот, Кольша, я хоть и не принимаю власть безбожную, однако судить их должна власть, а не мы.
– Я с тобой согласен, Фрол. Только вот они, я так думаю, с покаянием из тайги не выйдут. Они от власти бежали и скрываться до последка будут, а чтобы выжить, будут убивать всех, кто подвернется на их пути. Кто их здесь остановит, кроме нас? Но сейчас, коль вы здесь, думаю, надо так поступить. Догнать их, сесть им на хвост и не отпускать, не вступая с ними в драку. Преследовать до изнеможения. Они не таежники, быстро сдохнут. Этим мы с тобой, Фрол, займемся, а Петру особое задание, пусть выходит из тайги и в милицию. Расскажет, что и как и где мы, пусть снаряжают отряд для поимки этих гадов.
Петька сначала хотел, видимо, возразить, но, подумав, кивнул, согласившись.
– Понял, Кольша, когда мне выходить?
– Как только этих нащупаем, поймем, куда они идут, так и ты рванешь до поселка. А мы их пасти будем, куда они от нас денутся.
– А где они сейчас?
– Вон за той сопкой. – Кольша показал рукой.
– Завтра мы их нагоним, так что сушитесь – и спать.
– Добро.
Рано утром они поднялись, попили чаю и двинулись. Через полчаса Кольша показал следы беглых. Ходить они скрытно умели, но глаз таежника безошибочно определял малейшее изменение в естественной таежной среде. Там веточка надломлена, трава примята, мох сорван, – все видно, только видеть уметь надо. Кольша умел. Ну и Арчи, конечно. Как только вышли на след, вздыбилась холка у пса. Не по нраву ему пришлись эти люди, пес все понимал. Он своей собачьей чуйкой определил сразу – страшные звери перед ним, в облике человечьем. От них смертью пахло, и запах этот он ни с чем перепутать не мог. Потому шел впереди хозяина, не отрываясь далеко, не теряя его из вида. К вечеру Кольша заметил дым костра.
– Ну вот, мы их и догнали. Тихо, парни, я один пойду гляну, вы пока вон туда, за увал, поднимитесь и ночлег готовьте, только без топоров, – улыбнулся Кольша.