Долго сидели в этот вечер за столом мужики, попивая понемногу винцо, обсуждая свои планы. Было решено разобрать общинный амбар, пока он был за ненадобностью, чтобы из бревен построить дом Кольше, расчистить и распахать заросшие огороды, чтобы по весне было где посадить репу и рожь. Картошку до этого времени в общине за еду не признавали, но и Кольша, и Варвара, да и сам староста Афанасий Михеич, проживая в миру, привыкли уже к ней, потому приняли решение отступиться от этого запрета. Под картошку тоже решили землю запахать, а есть ее по желанию. Не хочешь – не ешь, насильно никто не заставляет. Купить коней, овец, коз, в общем, живность деревенскую, поскольку в общине появились на то средства. Фрол и Кольша передали старосте самородки, что они забрали под листвяком по просьбе погибшего Семена, и приданое Варвары, кошель песка золотого. Кольша не стал говорить друзьям о золотых царских червонцах, спрятанных им в тайге. Что-то удержало его от этого. Он не мог объяснить это даже самому себе. Бедой от этих червонцев веяло. Потому решил он их не трогать до времени. Кольша и Варвара попросили у старосты разрешения пожениться. Этому не было препятствий ни по роду, ни по кресту. Афанасий Михеич, учитывая ситуацию, дал согласие, и через три дня снова было праздничное застолье. Кольша и Варвара стали мужем и женой.
Жизнь постепенно стала налаживаться, но через неделю после свадьбы в деревню приехала комиссия из района, в составе которой был и участковый, лейтенант НКВД Петров.
Афанасий Михеич встретил их на околице. Знали бы о приезде, ушли бы в тайгу Евдокия с Варварой, однако не случилось. Фрол с мужиками недавно пошли искать, где поближе несколько строевых лесин свалить. Женщины зашли в дом и наблюдали оттуда из окон за старостой.
– О, старые знакомые, здрасте вам, – вышел к Михеичу Петров, пока спешивались с коней работники райсовета.
– И вам добрый день. Чем обязаны? – спросил Михеич милиционера, осаживая на поводке крупного охотничьего пса, скалившего на чужаков клыки.
– Вот приехали разобраться, что за незаконное поселение возникло на территории района, – сказал подошедший молодой мужчина в военном френче и фуражке. – Вы, например, кто?
– Я староста общины, Афанасий Михеевич, а вы кто будете?
– Я заместитель председателя райсовета Боголюбов. Предъявите документы, гражданин.
– Какие такие документы? – спросил староста.
– Какие имеете.
– А нонче никаких документов антихристовых не имеем.
– Ты, Афанасий, не кобенься, у тебя паспорт есть, вот и предъяви начальству, – строго велел участковый.
– Был пачпорт с числом сатанинским, так утоп. Вот когда мы вам бандюков помогали ловить, вот тогда он и утоп, а теперь я в веру истинную возвернулся, а она нам не позволяет номера антихристовы носить.
– Что ты несешь? Да тебя, старый пень, за такие речи под суд! – заорал вдруг молчавший до этого еще молодой, но уже лысоватый представитель райкома партии.
Пес, которого держал староста, с лаем кинулся к мужику, чуть не вырвав поводок. Не понравился ему крик начальника. Михеич, успокоив пса, тихо сказал.
– Ты, мил человек, здесь не ори, дома на бабу свою ори, а здесь мой дом и земля моя, и мне пачпорт для того, чтобы жить на этой земле, не нужен. Так что идите с миром, никто здесь в ваших пачпортах не нуждается.
– Какая на хрен здесь твоя земля?! – заорал тот же лысоватый мужик.
– Я на ней родился и здесь умру, как и отец, и дед, и прадеды мои. Она, эта землица, из праха предков моих состоит и мой примет, потому она моя, – ответил Афанасий Михеич.
– Так, ладно, хорош базарить, Михеич, зови всех, кто здеся обитает, мы их перепишем и уйдем, – сказал Петров.
– Один я в деревне, все ушли в тайгу, – соврал староста, прямо глядя в глаза участковому.
– Не хочешь по-хорошему, я ведь и по-плохому могу, – шагнул вперед Петров.
Из кустов, внезапно, раздалось злобное рычание, почти поднявшее коней на дыбы. Они чуть не вырывали поводья, всхрапывая, испуганно пятясь назад по тропе. Пес, которого держал староста, поджав хвост, заскулил и, прячась, залез ему между ног. Староста стоял на месте, чуть побледнев. Петров оглянулся, двое работников исполкома держали рвущихся коней, совсем не понимая, что происходит.
Афанасий Михеич продолжал стоять на месте, успокаивая заметавшегося пса, преграждая ход к деревне, а сбоку кусты угрожающе затрещали. Дикий звериный рык заставил Петрова выхватить из кобуры пистолет, но стрелять было непонятно куда. Лошади встали на дыбы и, выкатывая глаза, захрипели от ужаса.
«Медведь, что ли», – мелькнуло в голове участкового, он кинулся к своей лошади, которая вот-вот вырвалась бы из рук того лысоватого райкомовца.
– Быстро уходим! – крикнул Петров, придерживая хрипящую лошадь, и запрыгнул в седло.
Через минуту на тропе никого не было, они умчались, и только через полчаса остановились на взмыленных лошадях.
– Товарищ Петров, что это было? Я фуражку свою где-то потерял… – дребезжащим голосом спросил Боголюбов.
– Что, что? Медведь на нас вышел. Видели, что с лошадьми творилось? Хорошо, что успели уйти.
– Дак что теперь, надо возвращаться, этого старосту по всей строгости…
– Ага, возвращайся, пехом, ты думаешь, лошади туда пойдут? Они зверя почуяли…
– Дак ты ж при оружии!
– Против медведя? А бери пистолет и иди сам, я не пойду.
– И что теперь?
– А ничего, слышали же, никого в деревне нет, да и какая это деревня, один дом да сарай среди тайги. Так и доложим. А Михеич домой вернется, я ему мозги хорошо прочищу.
– Я вынужден буду доложить обо всем вышестоящему руководству, – заявил лысоватый и отвернулся.
– Я тоже доложу, что был совершен прямой акт неповиновения советской власти, а ты в штаны наделал, товарищ участковый, – язвительно сказал, глядя в глаза Петрову, Боголюбов.
– Хорошо, что вы предлагаете? Ну вернемся мы, завтра, зверь с дороги уйдет – и вернемся, и что? Они все по тайге разбежались, один хрен никого мы не найдем, кроме старика этого полоумного. Что, в первый раз, что ли? Вон и на Фомке то же самое было. Сюда надо с облавой приезжать, как в войну сделали.
– А что за облава была в войну? – спросил Боголюбов.
– А их в войну только и обнаружили с самолета. Послали отряд НКВД, те пришли, да опоздали, видно, деревни нет, сожжена, людей тоже нет, ушли, – поведал Петров то, что знал из чьих-то рассказов. То, что это была неправда, он и сам не знал.
– Куда им в зиму идти-то?
– Куда? Есть куда, в Туруханском районе таких, как они, тысячи, там и монастыри есть, и скиты. В таких дебрях непролазных живут, не достать.
– И что, вот так просто живут? Без документов, без советской власти?
– Вот так просто и живут, и власть у них своя – духовная, беспоповская. Общинная.
– Откуда ты, лейтенант, об этом знаешь?
– Было дело, задержал одного мужика, а он оттуда, с Дубчеса, это приток Енисея, выбирался, без документов вообще отроду. Долго я с ним разговаривал, пока в город в управление вез. Вот он мне и рассказал кое-что. Знаете, чем они там питаются в монастырях? В основном рыбой, мясо не едят. А так на репе да на кедровом масле сидят.
– Немыслимо! Как так! Надо этот вопрос поднимать! – возмущался райкомовец.
– Поднимай, а сейчас поехали, за нами самоходка завтра придет, а нас нет на берегу, уйдет не дождавшись, чё делать будем? Итак всю задницу отбил в этом седле.
– Что ж, действительно, поехали, они добром не хотят, будем что-то решать на исполкоме. Выходить надо на краевые органы. Тут полномочия повыше надо иметь…
Петров ехал замыкающим, он все не мог понять, что за зверь так напугал их лошадей. Однажды в тайге он издали видел медведя, вышедшего на дорогу. Но тот медведь, заметив его, быстро ушел, скрывшись в зарослях. Однажды он слышал медвежий рык, но то, что произошло, не укладывалось у него в голове. Рев был просто ужасен. Он даже забыл о главном, ради чего согласился сопровождать этих… Петров долго в голове подбирал слово, чтобы назвать своих попутчиков, но, кроме «идиотов», ничего в голову так и не пришло. За дорогу они достали его своей бестолковостью и нахальством. Он согласился их сопровождать только для того, чтобы точно узнать, где и что делает этот седой парень, Кольша, свидетель по делу беглых. Он хотел с ним переговорить о том, что тот должен был помнить, а что не должен. Петров был уверен, что ради спокойной жизни в своем таежном углу он его просьбу выполнит. Заодно Петрову очень хотелось еще разок взглянуть на Варвару, он уже понимал, что упустил эту девку, но чем черт не шутит… Теперь он не знал, как поступить. Единственное, что успокаивало, когда следствие начнет искать этого парня, только он знает, где того найти, и он его найдет. Ради кошеля с золотом он его из-под земли достанет. А если что не так, то и закопает в эту землю. Кто с него спросит за оказавшего неповиновение власти какого-то старовера. Их вон сколь по тайге бродит. Недавно приходила ориентировка, что, возможно, в староверских скитах беглых зэков принимают и помогают им выбраться на волю. Так что, Петров поскреб в затылке, может, и недолго той смазливой бабенке замужем быть. Надо будет в рапорте указать, что беглые направлялись куда-то на севера, не к староверам ли? А тут рядом они восстановить свою деревню удумали! Нет, нет, надо про это доходчиво написать. Пусть начальство краевое меры принимает по предотвращению преступной антисоветской деятельности. Его дело сообщить, а там решат. Петров, довольный результатами своих размышлений, подстегнул кобылу и догнал ушедших чуть вперед представителей власти.
В это время в деревне Михеич, вернувшись в дом, описывал Варваре и Евдокии то, что случилось на тропе за околицей.
– Честно слово, девки, чуть не напустил в штаны со страху. Чё это было? Сколь живу в тайге, такого не слыхивал.
– И не услышишь, Афанасий Михеич, – улыбаясь, сказал вошедший в комнату Кольша.
Следом вошли Фрол и Петька.
– А как они драпали, а? Во, даже фуражку потеряли. – Смеясь, П