На следующий день они приехали на рынок утром и сразу встретились с Вадомой, так звали старую цыганку. Она взглядом спросила Николая, избавился ли он от черного золота. Николай кивнул, и тогда она приблизилась к нему. Николай действительно, незаметно для Степана, бросил монеты в полынью на реке и перекрестился.
Через несколько дней они привезли золотой песок и получили за него большую сумму денег. Цыганка не обманула, и цена была хорошей, и деньги настоящие. Договорились на следующий год, что привезут золото, намытое за лето. Николай все хотел спросить Вадому, почему она назвала золотые червонцы черным золотом, и спросил, когда сделка была уже совершена, перед самым их отъездом.
– Ты можешь мне верить или не верить, но все в этом мире пропитано энергиями добра или зла. И подобное притягивает подобное. Особенно это относится к драгоценностям – золоту, бриллиантам в изделиях, уже коснувшихся рук человеческих. Вернее, судеб этих людей. Они хранят их энергию бесконечно долго, навсегда впитав в себя мысли и желания этих людей. Золото становится черным, если оно напитано энергиями смерти, и не просто смерти, а ужаса, сопровождавшего эту смерть человека или многих людей. То, что ты мне показал вчера, было черным золотом, напитанным страхом и отчаянием десятков, а может быть, и тысяч умерших в ужасе и муках людей. Эта энергия будет жить в этом вечном металле всегда, притягивая к себе беды и страдания, если не бросить его в воду. Только вода лечит золото, она его исцеляет, как и все на земле, но для этого требуется очень много времени. Пройдет сто, а может, и двести лет, и эти монеты очистятся от этой страшной энергии, и только тогда они могут принести человеку пользу. Поэтому забудь то место, куда бросил монеты, они в этой жизни тебе не пригодятся. Поверь старой цыганке, я добра к тебе, потому что ты, Николай, живешь не для себя. Ты живешь для других людей. Ради их счастья. И так ты будешь жить до конца своей жизни. Я все вижу, не прячь глаза, ты хороший человек, и я рада тебе помочь.
– Спасибо тебе, Вадома, ты наверняка права, с тех пор, как я нашел эти монеты, и начались беды в моей судьбе. Я исправлю это, я отправлю все это черное золото в воду, пусть оно очистится и, хоть через века, все же принесет кому-то пользу.
Тепло простившись с цыганкой, Николай со Степаном поехали в обратный путь. Енисей уже встал, дорога была по-настоящему зимней и легкой. Кони быстро несли их по ледяной груди реки, ровной и гладкой, изредка приходилось преодолевать торосистые места, прорубаясь и торя, тем самым, дорогу для себя и других, это радовало безмерно Николая. Ему нравилось быть первопроходцем. Хорошо зная русло Енисея, он прокладывал зимник с учетом изгибов реки и деревень на ее берегах. Утром третьего дня пути они должны были свернуть по руслу одного из притоков к своему селу, но Николай направил коней дальше.
– Куда мы? – спросил Степан.
– Дойдем до нашего ручья, дело одно надо сделать, – ответил Николай.
– Хорошо.
Когда к вечеру они приехали к приметной бухте у камня, Николай задал коням овса, вытащил из саней пешню и метрах в тридцати от берега начал колоть лед, прорубая полынью. Степан, не понимая, понаблюдал за ним, а затем подошел и, не спрашивая зачем, поинтересовался:
– Большую дыру надо пробить?
– Нет, чтоб кулак мог пролезть, – ответил Николай, отдав пешню Степану.
– Лед не толстый ишо, быстро пробью.
– Бей, я сейчас, – сказал Николай, уходя к берегу.
Через полчаса лед был пробит, и голубая вода Енисея, выступив, притопила чуток это место. Пришел и Николай с брезентовым вещмешком, наполненным чем-то тяжелым, в руках.
– Что это? – спросил Степан.
– Горе людское, – ответил Николай и стал горстями сыпать в продолбленную лунку золотые монеты царской чеканки.
В вечернем свете они матово поблескивали, скрываясь в подледной толще чистой воды, уносимые течением. Степан завороженно, молча смотрел, как Николай горсть за горстью топил огромное богатство. Он не слышал рассказа старой цыганки и не понимал, почему и зачем Николай это делает. Не выдержав, спросил:
– Коль, зачем ты это, вот так? Это ж золото!
– Золото золоту рознь, Степка. То, что мы добыли своими руками, – это настоящее золото, чистое. А то, что мне досталось через кровь людскую и страдания нечеловеческие, то грязное золото, черное, оно нам с тобой не потребно. Пусть полежит на дне батюшки-Енисея, глядишь, очистится с годами от скверны, а там, может, кому и сослужит добрым делом.
– Так кто ж его теперь здесь найдет?
– Надо будет, найдет, а не найдет, целее будет, – с каким-то облегчением улыбнулся Николай, выбрасывая в лунку последнюю монету из мешка. – Вот так вот.
Николай перекрестился, и Степка тоже положил на себя крест.
– Все, забудь, Степа, это место раз и навсегда, поехали, дотемна еще успеем до зимовья Устиновского добраться.
Степан огляделся по сторонам. Чтобы забыть, а может, запомнить это место на могучей реке, кто его знает, и пошел к лошадям.
Этой ночью они спали в зимовье, хорошо протопленном гостеприимным хозяином Устином Никошиным. Он был рад гостям, пока ледостав был, считай, полмесяца никто проехать ни к нему, ни мимо не мог. А тут гости, да еще какие, одной веры, это ж радость великая. За полночь улеглись спать, наговорившись вдоволь с хозяином. Было о чем им поговорить, Устин в вере силен был и новости, что в мире творились, знал. Степка-то раньше лег, все у него в глазах эти золотые монеты, тонущие в воде, мерещились. «Надоть было переплавить их, и все», – думал он, не понимая.
Так и уснул, а проснулся, голова трещит и в ушах гул.
«Что это со мной?» – подумал он, умылся холодной водой, и только тогда посветлело и затихло в его голове. Забыл он про это золото, и место забыл, где оно присыпало каменистое дно великого Енисея.
Евграф Семенович. 1948 год. Ленинград
Этим утром Евграф Семенович проснулся рано, а солнце, наверное, вообще не заходило в разгар белых ночей. Он, как всегда, решил прогуляться, умылся, не спеша оделся и вышел из парадной. Тишина, редкое явление в центре Ленинграда, висела утренним туманом. Было прохладно, но не зябко, и Евграф Семенович пошел своим обычным маршрутом. Он вышел из двора и повернул в сторону Конюшенной. Он шел медленно и увидел, как к одному из подъездов в его переулке подъехало два черных автомобиля. Из них быстро вышли четверо в штатском, двое вошли в подъезд, двое остались у дверей. Евграф Семенович остановился у доски объявлений и стал читать все, что там было. Кто-то искал родственников, кто-то хотел продать старинный шкаф. Евграф Семенович краем глаза следил за подъездом.
«Неужели опять, как в тридцать седьмом?!» – думал он. И не ошибся. Через несколько минут из подъезда вывели с заломанными за спину руками какого-то военного. Евграф Семенович не разглядел ни лица, ни погон, ни блеснувших серебром орденов на кителе, он вообще отвернулся сразу и медленно побрел обратно домой. Эта прогулка для него закончилась.
«Ничего не меняется!» – с ужасом думал он. Опять стали брать людей по ночам, опять страх и ужас поселятся в этих старых кварталах. Неужели так будет продолжаться и дальше, несмотря на победу, на пролитую людьми кровь…
Евграф Семенович разделся и лег в постель.
Надо уснуть и забыть то, что он только что видел. Забыть, и все. Просто забыть. Но забыть не получалось, он забылся в каком-то тяжелом сне и проснулся от мальчишеских криков во дворе. Какой-то мальчишка звал на улицу своего друга Ваську.
– Васька, выходи! Васька, выходи! – орал он во дворе, пока из какого-то окна женщина не плеснула в него водой из кувшина.
– Чего орешь как оглашенный! Пошел отсель… – И дальше последовали такие слова, каких Евграф Семенович не слышал даже в молодости, будучи грузчиком в порту.
Пацан, на секунду обомлев от услышанного, приспустив штаны, показал женщине заднее место и рванул из двора, сопровождаемый дикой бранью оскорбленной и униженной горожанки.
Да, подумал старик, а до войны в этом дворе он вообще никогда грубого слова не слышал. Коренные питерцы исчезли, сгинули навсегда, кто-то в тридцатые по ночам, кто-то в блокаду на Пискаревском, а квартиры заселили вот такими переселенцами с окраин области, и с ними придется жить? Он тяжело вздохнул и пошел на кухню. Он полмесяца не брал в руки перо. Не было желания и был страх, страх узнать еще что-то, что окончательно разрушит всю его жизнь. Он боялся узнать будущее России, понимая, что бессилен изменить его, он боялся увидеть этот город изуродованным и растленным. А все, что он узнал до того, вело именно к такому концу, как для этого города, так и для всей его родины. А с другой стороны, в глазах стояли те люди в штатском, скрутившие руки военному из соседнего дома. У него было плохое настроение. Но, несмотря на это, он понимал, сегодня не сможет не взяться за перо, какая-то неведомая сила влекла его к этим чистым листам тетради…
Евграф Семенович поставил чайник и, не дождавшись, пока он закипит, сел к столу.
«Константин и Ольга присутствовали на заседании Высшего наблюдательного совета Хранителей заочно. Заседание было экстренным. Информация объявлена секретной.
Как только в эфире председательствующий объявил об открытии заседания, на огромном панно высветились все его участники, их было более тысячи человек. Седой профессор Академии естественных наук, поприветствовав всех присутствующих, начал доклад:
– Буду краток, друзья. На поверхности Земли, как мы и прогнозировали, наступает медленное потепление. Ее результатом уже в ближайшее десятилетие будет подъем уровня Мирового океана, что, соответственно, сократит территорию суши на Земле на одну пятнадцатую часть, аналогично сокращение суши произойдет и у нас. Мы связаны с поверхностью планеты водами единого Мирового океана. Мы к этому полностью готовы. Земляне на поверхности планеты об этом даже не задумываются. По крайней мере, информации о подготовке к эвакуации и переселении людей из затопляемых территорий у нас нет. Страны и их правители этим не занимаются, они заняты другим, по их мнению, более важным. Мы не вправе вмешиваться в дела поверхностной цивилизации, и в данном случае вмешиваться не будем. Однако последние исследования образцов льда, доставленных из Гренландии и Антарктиды, вызывают серьезную тревогу. Речь идет о том, что в процессе таяния ледников на этих континентах освобождаются и получают возможность размножаться ранее законсервированные холодом в толщах льда древние вирусы. Эти вирусы не имеют естественных врагов, против них нет вакцин, их нейтрализующих, но самое плохое, друзья, что среди них обнаружены смертельно опасные вирусы для всех теплокровных живых существ на земле. Они крайне опасны, и их распространение на поверхности Земли через воды Мирового океана приведет к их проникновению и к нам. Мы вынуждены были уничтожить даже болиды, доставившие образцы льда в наши лаборатории. Работы по получению ряда вакцин ведутся в самом эктремальном режиме. По нашим прогнозам, это потребует не менее двух-трех лет. Боюсь, что для поверхностной цивилизации в ближайшие десять – пятнадцать лет наступят тяжелые времена. Атака древних вирусов будет для них внезапной и неотразимой, если мы не предупредим об этом наших братьев на поверхности. Имеем ли мы право это сделать? Это основной вопрос нашего заседания. Прошу высказаться.