Поднятые по тревоге подразделения внутренних войск, а также группы дагестанского спецназа перекрыли транспортные артерии, вынудили в конце концов боевиков оставить автобус и отпустить женщин. Бандиты захватили с собой в качестве живого прикрытия дагестанских милиционеров (до этого такую роль выполняли местные жители). При прорыве бандгруппы к административной чечено-дагестанской границе один террорист был убит и трое ранены.
В населенном пункте Дылым банда разделилась на две части. Основная, используя горную местность и сильный туман, ушла в Чечню, другая скрылась в горах.
Власти Дагестана официально затребовали у Грозного выдачи преступников, совершивших нападение на воинскую часть в Буйнакске. Председатель Госсовета Магомедали Магомедов специально связался по этому поводу с руководством Чечни.
Здесь есть одна любопытная деталь: всего за четыре дня до этого состоялся «круглый стол» «Дагестан — Чечня: мирные инициативы», где стороны в лице первых заместителей глав правительств двух республик высказали решимость совместно бороться с преступностью. Но, как и следовало ожидать, никакой реакции со стороны Масхадова по поводу этой провокационной акции чеченских боевиков не последовало.
Стоит отметить, что Хасавюртовское направление на административной границе с Чечней в то время считалось самым напряженным. Именно здесь было совершено большинство терактов против российских военнослужащих, особенно подрывов бронетехники. Появление же боевиков в Буйнакске объясняется в первую очередь тем, что заставы федеральных сил вдоль административной границы с Чечней находились зачастую на удалении 10–15 километров друг от друга и просто физически не могли контролировать все приграничное пространство. Сказалось, видимо, и то, что прилегающие к Буйнакску территории почти наполовину заселены чеченцами-аккинцами, — некоторые из них оказывали активную помощь бандгруппам.
Что касается мотострелковой бригады, дислоцированной в Буйнакске, то в тот период она оказалась в центре внимания не только чеченских боевиков, но и дагестанского уголовного мира: незадолго до этого там было взорвано офицерское общежитие. Лишь по счастливой случайности никто не пострадал. Солдатам и офицерам бригады, преимущественно русским, открыто угрожали расправой, на территории военных городков разбрасывались листовки с требованиями убираться из Буйнакска. Нередки были случаи избиения военнослужащих. А массовые похищения солдат осенью 1998 года еще больше обострили ситуацию.
Чего греха таить, подобное происходило при попустительстве местных властных структур и правоохранительных органов; безнаказанные террористические акты и похищение людей, взрывы на вокзалах и рынках, угоны автомобилей и скота к тому моменту на Северном Кавказе стали обыденным явлением.
Все 1990-е годы здесь набирало силы новое радикальное религиозное течение — ваххабизм, которое очень скоро приобрело отчетливую политическую окраску. И немудрено: Чечня превращалась в своеобразный инкубатор по выращиванию ваххабитов. Их представители укрепляли свои позиции во власти. А. Масхадов, поначалу боровшийся с «радикалами», вынужден был смириться с религиозным экстремизмом, по крайней мере на деле. А те все активнее расширяли зоны своего влияния и к концу 1997 года уже не скрывали своих претензий на приход к власти в Дагестане и ряде других северо-кавказских республик.
В многонациональном Дагестане ваххабиты появились после первых массовых паломничеств местных мусульман к святым местам в Мекке и Медине. И хотя ваххабитское учение чуждо религиозному мировоззрению дагестанских мусульман-суннитов, община «чистых мусульман» росла как на дрожжах. На долларовых «дрожжах» из Саудовской Аравии — государства, где ваххабизм является официальной идеологией.
Надо заметить, аравийские шейхи сделали удачный выбор в сложной геополитической игре. Массовая безработица среди — молодежи на Кавказе, утрата достойных жизненных ориентиров, унизительное материальное положение — все это создавало благодатную почву для любых разновидностей радикализма. А тут еще каждый новообращенный на первых порах получал от бородатых ваххабитов подарок в тысячу долларов. Пять тысяч «зеленых» весила премия за приобщение к новой вере еще пятерых человек. Ежемесячная зарплата активистов составляла от 300 до 700 долларов. Только в 1995 году всевозможные радикальные исламские центры затратили на пропаганду ваххабизма в Дагестане 17 миллионов долларов. Ведь традиционный для Кавказа ислам суннитского толка, подчеркну еще раз, не годится в качестве «революционной базы», плацдарма для наступления экстремизма.
Можно вспомнить, как в республике развернулось сражение за души мусульман между Духовным управлением мусульман Дагестана и сектой ваххабитов, обвинявшими друг друга в ереси. Первые убеждали словом истинной веры, вторые совали в руки бедняков деньги, за что ваххабизм и был назван в народе «долларовым исламом».
Если раньше сектантам хватало терпения вести с суннитами научно-религиозные споры, то позже они избрали другую тактику. Ваххабиты направляли основные усилия на разложение ислама изнутри, всячески дискредитировали мулл и имамов традиционного толка. А стоило уважаемому в республике религиозному деятелю выступить с отповедью ваххабизму, его заставляли замолчать навсегда. Так, в 1998 году был подло убит муфтий Дагестана Саид Мухамед-Хаджи Абубакаров, посмевший с трибуны Народного собрания открыто критиковать ваххабитов за раскольничество. Приблизительно в то же время был зверски убит бывший глава села Карамахи, откуда после кровавых столкновений изгнали мусульман-суннитов.
Всего за три года небольшая группа карамахинцев (8 человек) разрослась до нескольких тысяч хорошо вооруженных боевиков, которые в 1999 году создали в Дагестане свою «независимую территорию», куда входили селения Карамахи, Чабанмахи, Кадар.
Лидеры «Исламского сообщества Дагестана» («Джамаат»), созданного ваххабитами, своей конечной цели не скрывали — выход из состава России и построение совместно с Чечней исламского государства нового типа. При этом рассматривались два сценария прихода к власти: первый — через выборы, второй — вооруженным путем. Согласно второму варианту, повстанческие отряды занимают несколько районов республики, а затем сформированное правительство ваххабитов от имени народов Дагестана обращается к Чечне за помощью в борьбе с Россией. Ожидалось, что немедленную военную помощь — открыто или тайно — окажут повстанцам Пакистан, Саудовская Аравия, а также Турция, заинтересованная в транзите каспийской нефти через свою территорию.
Для реализации силового варианта «Джамаат» имел собственные «боевые соединения». Около шестисот боевиков этого отряда получили боевое крещение во время первой чеченской войны. Почти все они воевали под началом полевого командира Хаттаба. Наиболее способные террористы прошли стажировку в Пакистане: утром штудировали Коран, днем и вечером повышали диверсионное мастерство.
Между боевыми соединениями ваххабитов и так называемой армией генерала Дудаева во главе с С. Радуевым был подписан военный договор о содействии «в освобождении Кавказа от Российской империи». На радуевских базах проходили подготовку не только солдаты «Джамаата», но и чеченцы-аккинцы, проживающие в Хасавюртовском районе Дагестана.
Возглавляя в свое время Гудермесский райком комсомола, Радуев обзавелся хорошими связями в соседнем районе. Во всяком случае, чувствовал он себя здесь, по словам чеченцев-аккинцев, не гостем, а хозяином. И не скрывал раздражения, когда встречал аварцев, которых не любил.
Наибольшее распространение ваххабизм получил в Кизилюртовском районе, где располагался крупнейший в России центр «долларового ислама» — «Центральный фронт освобождения Дагестана». От кого ваххабиты собирались освобождать республику, объяснять не приходится. Причем слова их не расходились с делами. «Освободители» создали несколько «фронтов» в республике. Они были прекрасно оснащены технически — имели спутниковую связь, склады с боеприпасами и оружием, издательство, специализирующееся на выпуске антирусской и антиармейской литературы, которую распространяли прежде всего там, где располагались российские военные объекты.
Вот цитата из обращения «Центрального фронта»: «О братья-мусульмане! Если мы сейчас не изгоним российских собак со своей территории, то можем потерять наш народ навсегда, как это случилось в других республиках, где побывали эти русские сволочи… Мы решили идти путем джихада, и перед нами два пути: или победа, или шахадат».
Эта экстремистская организация взяла на себя ответственность за нападение в декабре 1997 года на мотострелковую бригаду в Буйнакске. После этой наглой вооруженной вылазки кизилюртовские сектанты во главе со своим духовным лидером Бугаутдином Магомедовым вынуждены были перебраться в новую столицу северокавказских ваххабитов — в чеченский Урус-Мартан.
Любопытно откровение полевого командира Шамиля Басаева, который назвал кровавые бои объединенных чеченских и дагестанских ваххабитов с масхадовскими силами «битвой за душу Дагестана».
Именовавший себя командующим повстанческой армией дважды судимый М. Тагаев объявил 1999 год «годом очищения Дагестана от всех русских».
Показательна военная иерархическая лестница ваххабитов, где высшие ступени отводились исключительно чеченцам. А дагестанские парни, похоже, должны были выполнять всю грязную кровавую работу. И уже одним этим им давали понять, что в «кавказской семье» ваххабитов Чечня — «жених», а Дагестан — «невеста». И женщина должна знать свое место.
Многие на Северном Кавказе упрекали З. Яндарбиева, М. Удугова, Ш. Басаева, С. Радуева за поддержку ваххабизма, имеющего арабские корни. Ведь если исходить из интересов чеченского народа, то не следовало поощрять исламских «ультра». Однако сведущие люди знали, что у чеченских лидеров иные приоритеты. Во-первых, наиболее авторитетные полевые командиры давно и прочно связали судьбу с интересами своих арабских хозяев. Не идет каспийская нефть через Турцию или через Россию — значит, еще больше прибыль арабских шейхов от аравийской нефти. А что может быть милее шелеста денег?