Рик недоуменно смотрел на Келли. Кажется, он не поверил.
— В старших классах я впала в самую настоящую депрессию. Мне иногда казалось, что на самом деле меня не существует. Когда я резала руки, это чувство отступало. К тому же мне было совсем не больно. По крайней мере, поначалу. Я резала руки — и тем защищалась от окружающего мира.
— Но Гейдж… — растерянно начал Рик. — Он резал так руки своим жертвам.
Келли кивнула, поправляя рукава. Со временем шрамы побледнели, но совсем они не исчезнут — никогда.
— В тот вечер, когда мы со Стивеном познакомились, он увидел порезы. Я работала официанткой. До сих пор помню, какая у нас была форма: брюки и оранжевая блузка с коротким рукавом. Хорошо, что рукав был короткий, это меня несколько сдерживало. Работа мне была ой как нужна, так что рисковать не стоило. Но так вышло, что за два дня до появления Стивена у меня случился срыв. Я напилась и снова изрезала запястья. На следующий день пришлось выйти на работу. Я старалась держать руки пониже, чтобы никто не увидел. Пока я записывала заказ Стивена, он все смотрел на мои руки — пристально, не отрываясь. В тот день он и слова мне не сказал, однако через неделю вновь пришел в кафе — и пригласил меня выпить. Мы пошли в какой-то бар, я наглоталась пива. Сначала я, честно говоря, решила, что Стивен один из этих проповедников и будет нотации мне читать, но он ничего такого не говорил, а просто смотрел на порезы. Где-то через час парень набрался смелости и дотронулся до моих рук. Сказал, что ему нравятся шрамы, что это в своем роде искусство, настоящая красота. Я к тому времени была уже порядком пьяна, хотя все же сообразила, что ведет себя мой кавалер несколько странно. И в то же время у меня как камень с души свалился: кто-то понял во мне то, чего я всю жизнь стыдилась. Да, Стивен смотрел на меня, но думал не обо мне. Тогда я этого еще не знала.
— А о ком же он думал?
— О своей матери. С нее, собственно, все и началось. Когда Стивену было три года, она пыталась покончить с собой. Мальчик нашел мать на полу в ванной — с изрезанными запястьями, в луже крови. Она чуть не умерла. Его мать… она в молодости выглядела совсем как жертвы Стивена: худенькая, светловолосая, довольно красивая… Как и все убитые девушки.
— Не знал…
— Иногда я просыпалась ночью, а Стивен сидел и смотрел на мои руки. Думаю, это подпитывало его больные фантазии. Я напоминала ему мать.
Келли ожидала, что Рик возразит ей, но он промолчал.
— Ты долго резала руки? — поинтересовался Рик с кажущимся безразличием.
«А ведь он меня еще любит», — поняла Келли.
— Лет восемь-девять. — Она пожала плечами. — Началось в колледже и продолжалось до рождения Анны.
— Жалеешь, что перестала?
— Да нет… — Келли снова неловко дернула плечом. — Жалею, что не могу испытать того облегчения, которое приносили мои… занятия. Это как выпивка или наркотики. Бегство от реальности. Сначала тебе легче, а потом снова хуже, намного хуже, чем было. Я пыталась убежать от себя, от своих страхов, но свобода оказалась всего лишь иллюзией.
Рик встал, подошел к окну и слепо уставился в завесу дождя. Келли поежилась. Ей вдруг стало холодно и одиноко.
— Почему ты мне не рассказала? — прошептал он. Что ж, она ждала этого вопроса.
— Не знаю. Правда, не знаю. Я не очень доверяю людям, особенно мужчинам. Поверь, ты самый близкий мне человек за очень долгое время. У тебя ведь тоже была тайна, так что в каком-то смысле мы квиты.
— Это разные вещи, — заметил Рик. — Я тебе солгал, а ты… Ты и вовсе ничего не сказала.
— Мы с тобой по-разному смотрим на такие вещи, — промолвила Келли. — Я недавно разговаривала со знакомым юристом. Так вот, она мне сказала, что замалчивание фактов приравнивается к даче ложных показаний. По-моему, это правильно.
— Мы же люди, просто люди! Нам свойственно ошибаться!
— Любая ошибка влечет за собой непредсказуемые последствия.
Рик вздрогнул, словно от внезапной боли.
— Я не хотела, — поспешно исправилась Келли. — Я имела в виду… Ты понимаешь?
Повисла тишина, нарушаемая лишь мерным стуком дождя по жестяному карнизу.
— Нет, не понимаю, — признался наконец Рик. — Я не понимаю, почему ты мне не сказала. Я же тебя знаю, ты не любишь вранья, тебе тяжело жить с тайной от любимого человека. Именно поэтому я и мучился, когда пришлось лгать.
— Не так уж хорошо ты меня и знаешь, — усмехнулась она. — Разве не ясно теперь?
— Думаю, все-таки знаю, — настойчиво повторил Рик. — Может, даже лучше, чем ты сама себя знаешь. Врать… О нет, это не в твоем вкусе.
Келли напряглась. Впереди опасность…
— Уже поздно, — сказала она, многозначительно поглядывая на дверь.
Рик не двинулся с места.
— Анна, — твердо сказал он. — Дело в Анне, да?
— О чем ты? — недоверчиво прошептала Келли. Глаза ее собеседника широко раскрылись. Он все знал.
Он видел правду.
— Анна — дочь Стивена Гейджа. Ты не хотела ей говорить, но это так.
В сердце Келли гулял ледяной ветер. Тысяча закоулков, и в каждом — пустота. Как он догадался?
Тяжелое полотнище дождя скрывало дорогу, свет фар беспомощно таял в ночи. Майк Джеймисон гнал в темноте по незнакомому шоссе. Проворные «дворники» метались, безуспешно сражаясь с нескончаемыми потоками воды.
И все же Майк думал не о погоде, а о Лестере Крейне. Лестер Крейн за решеткой. Невероятно. Его арестовали той же ночью — проехал на красный свет. Крейн не остановился, полицейские пустились в погоню и поймали его.
Лестер ехал на «тойоте», заявленной в угон, и предъявил фальшивое удостоверение личности. По удостоверению выходило, что зовут его Питер Уэлш; Крейна опознали по отпечаткам пальцев.
Джеймисон прошел через полицейскую парковку — во второй раз за день. Странно, телевизионщики еще не примчались. Крейн попался за нарушение правил дорожного движения! Репортеры позеленеют от зависти, когда узнают, какой сюжет упустили.
Майк показал удостоверение дежурному и беспрепятственно вошел в комнату за зеркальным стеклом. С прозрачной стороны стекла толпилось уже немало наблюдателей. Он узнал Ламберта, другой, в строгом пиджаке, кажется, был из ФБР. В комнате стояла одна женщина, фигуру ее ловко скрывал брючный костюм, глаза внимательно поблескивали из-за очков в роговой оправе. Женщина напомнила Майку Мелани.
С другой стороны стекла сидел Лестер Крейн. Лестер Крейн — в заштатном полицейском участке крошечного городка. Он — которого годами искали лучшие детективы страны, искали и не могли найти. Он — и так глупо попался.
Лестер Крейн: ямочка на подбородке, мелкие черты лица, взгляд хорька. Ничего особенного. Обычный опустившийся бродяга. Давно не стираная майка, заскорузлые волосы.
Эд Фаррелл, полицейский из местных, стоял возле Крейна, и лицо его не предвещало ничего хорошего.
— Ты сам себе вредишь, Лестер, — вкрадчиво повторял Фаррелл. — Мы знаем, что ты лжешь.
— Я не лгу, — пробормотал Крейн. — Ни фига вы не понимаете.
Преступник вжался в кресло и закусил нижнюю губу.
— Идиоты, — сказал он тихо, вроде ни к кому не обращаясь.
— Привет! — На плечо Джеймисону легла рука. Майк обернулся — за спиной у него стоял Ламберт.
— Поздравляю, — прошептал Джеймисон.
— Да уж спасибо. Видишь, как оно вышло? Майк ошарашенно покачал головой.
— Как допрос?
— Пока многое неясно, — ответил Ламберт. — До твоего прихода он нам крови изрядно попортил. Говорит, что к смерти Пози Киш отношения не имеет. Зато сознался в убийстве Дианы Мейси и похищении Анны Тэйер.
Джеймисон молчал, пытаясь осознать только что услышанное. Если бы Крейн и впрямь похитил девочку, в живых она бы не осталась.
— Лжет, — вынес Майк вердикт. — Он лжет. Нам известно, что Киш убита Лестером. За это говорит все: и тест ДНК, и почерк. Однако Крейн не убивал Мейси, Анну он тоже не похищал. Почему же он хочет нас обмануть?
С той стороны зеркала снова раздался голос Фаррелла:
— Ладно, допустим, ты действительно убил Диану Мейси. Расскажи мне поподробнее, Лестер. Расскажи, как это произошло.
Тонкие брови Крейна сошлись на переносице.
— Я ударил ее, — задумчиво проговорил он. — Я напился и ударил ее чем-то, что нашел прямо там. Я точно не помню.
— Не помнишь! — воскликнул Эд. — Так с какой стати я должен тебе верить?
Крейн не ответил на вопрос.
— А потом я задушил ее, — прошептал он.
— Задушил? — переспросил Фаррелл. — И чем же ты задушил Диану Мейси?
— Чем-то типа эластичной повязки.
— Очень интересно, — усмехнулся полицейский.
— Я задушил ее черными колготками! — внезапно воскликнул преступник.
Джеймисон недоверчиво покачал головой.
— Об этом писали все газеты, — шепнул он Ламберту. — Крейн прочел статью об убийстве.
— Какого размера были колготки? — спросил Фаррелл.
— Понятия не имею.
— Какой фирмы?
— Откуда мне знать, я же не носить их собирался.
— Где ты их купил?
— Не помню, они у меня довольно давно валялись.
— Давно? Несколько недель? Месяцев? Лет?
— Да.
— Так сколько?
— Не помню.
Джеймисон недовольно скривился:
— Он не сознается, потому что знает только то, что выведали газетчики. Черные колготки… А размер, марка? Об этом репортеры не говорили, вот Крейн и молчит.
— Может, и впрямь забыл? — предположил Ламберт.
— Нет, это на него не похоже.
— Зачем ему лгать? Зачем брать на себя чужое преступление?
— Крейну жаль, что Мейси убил не он, — пояснил Майк.
— Скорее всего так.
Такое впечатление, что убийца слышал их разговор. До сих пор Лестер сидел, вперив взгляд в пол, теперь он поднял глаза и посмотрел сквозь зеркало — прямо на полицейских.
— Я порезал ей руки, — тихо, но совершенно отчетливо сказал он.
Джеймисон замер. Впервые с начала допроса Крейн заговорил о деталях, которые держались в тайне. Держались в тайне именно для того, чтобы отличить истинные показания от ложных.