— Это мы уже обсуждали. А свою жизнь я выторговывать не берусь: нет у меня ничего такого, что бы ты задарма взять не смог. Конец торговле.
— Баб насиловать не в моем вкусе…
— Значит, уроду своему кинешь…
— Больно жирно для него. За твое здоровье, Ладушка…
Мы выпили. Он опять мою руку сграбастал и сказал, заглядывая в глаза:
— Ты не бойся.
Мне это показалось занятным, я улыбнулась и ответила:
— Не сердись, но я и вправду не боюсь. Аркаша тебе много чего задолжал, я думаю, вы поторгуетесь и договоритесь. Зачем тебе меня убивать?
Кое-что я могла бы добавить, существенное, но Ленчик умный, а умных пугать не стоит: себе дороже. Он все понял правильно, руку отпустил, засмеялся весело так и даже кивнул пару раз.
— А знаешь, Ладушка, — сказал, когда смеяться ему надоело, — мы б с тобой и вправду подружились.
— А что нам мешает? Ты мне всегда нравился, — кивнула я, и, кстати, сказала правду.
Внешне Ленчик выглядел обыкновенно: и рост не бог весть какой, и лицо красой не блистало, но глаза живые и умные, а повадки змея-искусителя. Глядя на него, я иногда задумывалась — каким он должен быть любовником? Такое направление мыслей для меня необычно и само по себе говорило о многом.
Еще с полчаса мы, можно сказать, играли в молчанку: две-три фразы, пауза, зато взгляды были весьма красноречивы.
— Признаться, — вдруг засмеялся Ленчик, — я почти хочу, чтобы Аркаша отказался…
— Да? — подняла я брови. — Возможно, это было бы занятно, но экспериментировать я не люблю.
Не успела я договорить, как в прихожей что-то грохнуло, да так, что девятиэтажка вздрогнула и вроде бы даже вознамерилась рассыпаться, я взвизгнула и вжалась в кресло. Ленчик вскочил, сделал шаг к двери, но передумал и взглянул на меня, словно что-то прикидывая. Тут опять грохнуло, кто-то дико закричал, раздались выстрелы, а потом пошла матерщина, и среди всеобщего воя я узнала голос Лома. Ленчик извлек пистолет и шагнул ко мне. Я покачала головой и сказала с улыбкой:
— На балкон. Я запру за тобой дверь.
Шум и возня в прихожей понемногу стихали, но Лом все еще высказывался, то повышая голос, то переходя на ласковый шепот. Наконец пнул ногой дверь и появился в комнате, как видно, разделавшись со всеми своими врагами. Не виделись мы с ним давно, потому что я к этому не стремилась, но сейчас, похоже, подворачивался подходящий случай наладить отношения. Я вскочила и, выдав счастливую улыбку, мяукнула:
— Ломик…
— Здравствуй, Ладушка, — пропел он с какой-то пакостной интонацией и так на меня взглянул, что я сразу поняла: взаимопонимание отменяется.
— А меня здесь заперли, — на всякий случай сообщила я и добавила:
— Как ты меня нашел?
— Повезло тебе, красавица моя. Святов видел, как тебя Мясо в машину запихивал, вот и проводил… Идем, Ладушка, заждался папуля, и щенок твой зубами клацает, так что треск по всему кабаку. — Он подхватил меня за локоть и вывел из комнаты, чему я не препятствовала.
В прихожей топтались парни, человек пять. Двоих я знала и молча кивнула им. Мы быстро покинули квартиру. Парни спускались по лестнице, а мы с Ломом в лифте. Смотрел он на меня с усмешкой, глаза полыхали, и по всему было видно, что у него ко мне имеются большие претензии. Я прикидывала, что бы такое ему сказать приятное, и тут заметила, что Лом в своем лучшем костюме. В сочетании с автоматом, который он сейчас спрятал под широким плащом, наряд выглядел диковинно; конечно, белое кашне тоже присутствовало. Я усмехнулась и ласково спросила:
— Ты не в гости ли собрался?
— Очень я торопился, Ладушка. Как узнал, в чьи руки красавица моя попала, так и бросился к тебе без оглядки. Папуля сильно переживал…
— Папуля? А ты?
— А про меня и разговору нет. Я ведь с тобой еще не закончил дела. — Свое заявление Лом сопроводил улыбкой, которую я решила не принимать близко к сердцу. Да, дружбы с Ломом не получилось.
Аркаша выглядел неважно, может, не врал по обыкновению и сердце в самом деле прихватило?
— Ладушка, — проблеял он и полез целоваться.
— Димка где? — спросила я, шаря вокруг глазами. Аркаша вроде бы обиделся.
— Да где ж ему быть? Здесь… Мечется, точно зверь в клетке, в глазах от него рябит… Ты-то как, Ладушка? Бледненькая… Испугалась?
— Испугалась. Да где же Димка? — Отвечать на Аркашины вопросы желания у меня не было. Тут в кабинет влетел Димка, взглянул на меня дикими глазами и пошел навстречу точно пьяный.
— Лада…
Мы обнялись, я зарыдала, Аркаша нахмурился, а Лом подло усмехался. Немного успокоившись, я поведала о своих приключениях. Аркаша начал злиться, так как теперь, когда все кончилось, деньги жалел и скрыть этого не мог. Димку волновало только одно: мое самочувствие. Лома вроде бы ничего не волновало и не беспокоило, он томился на диване, россказни мои слушал вполуха и продолжал ухмыляться. Часа два гадали, кто ж меня мог похитить, перебрали всех, вплоть до Ленчика, что было совсем глупо. Ничего путного не надумали, а Лом пропел ласково:
— Отыщем… всплывут бабки, — и так на меня посмотрел, точно уже знал, где искать.
Я почувствовала себя неуверенно, волнение тоже сыграло свою роль, да и заточение в подвале, хоть и с обогревателем, свое дело сделало: голова у меня кружилась, лицо пылало. Я прилегла на диван в Аркашином кабинете, а подняться уже не было сил.
— Да ты горишь вся, — ахнул Димка.
Я и сама чувствовала, что-то со мной не то, и жар и озноб, неужто воспаление легких подхватила?
— Надо «Скорую», — засуетился Димка, но я категорически покачала головой:
— Нет. Отвези меня домой.
Димка начал протестовать и за десять минут вывел меня из терпения. Не выдержав, я прикрикнула на него. Он обиделся и стал мне выговаривать: где твой дом, и где мой, и когда он будет общим? Одним словом, нашел время… Мне стало обидно, я заплакала, Димка устыдился и доставил меня домой. По дороге молчал и все косился.
Муж был дома. Хоть брак наш давно уже стал не настоящим, нарушать приличия все-таки не стоило. Димка проводил меня до двери квартиры и ушел, а я позвонила. Валерка открыл дверь и ахнул:
— Ладка…
Как выяснилось, сообщить ему, что я жива и здорова, в суматохе забыли. Валерку мне стало жалко, а потом Димку и себя, конечно, тоже, затем пришла Аркашина очередь. Я опять заревела, сама не зная почему, и вроде бы задремала.
Из дремы меня вывел телефонный звонок.
— Тебя, — сказал Валерка.
— Кто?
— Не назвался.
— Принеси телефон, — попросила я, догадываясь, кто решил меня побеспокоить. И точно: я услышала голос Ленчика.
— Как прошла встреча, торжественно? — спросил Ленчик.
— Слезно. У тебя как дела?
— Жив-здоров… В догадках теряюсь…
— Напрасно. Лома я терпеть не могу…
— Наслышан…
— А ты мне нравишься.
— Выходит, я тебе должен? — хохотнул Ленчик.
— Не выходит. Ты мог меня с дерьмом смешать, а принял как порядочный, пальцем не тронул. Я добро помню. Считай, мы квиты. Да, вот еще что: решишь с Аркашей поквитаться, не забудь, что я есть на белом свете.
— Не забуду, и ты знаешь почему…
Теперь я хохотнула.
— Прости, говорить мне сейчас неудобно… Увидимся, даст бог…
— Увидимся, вот только с делами разберусь, а там…
— Удачи в делах. — Я повесила трубку. Смотрела в потолок и ухмылялась. Очень занятным показался мне наш разговор…
Валерка то и дело заглядывал в спальню и в конце концов лег рядом, правда, одеяло принес свое. Ночью мне сделалось совсем плохо, температура подскочила почти до сорока, перепуганный супруг вызвал «Скорую». Ехать в больницу я отказалась, лежала и думала: бог шельму метит… это мне за грехи…
К утру температура спала, взамен пришли слабость и апатия. Часов в девять позвонил Димка, голос какой-то сердитый.
— Как себя чувствуешь? — спросил он.
— Плохо, Дима. Ночью «Скорую» вызывали.
— Я сейчас приеду.
Тут я забеспокоилась.
— Дима, — сказала жалобно, — ну что ж Валерку-то в нелепое положение ставить. Он сейчас дома. Выздоровлю, увидимся.
— А то твой муж ничего не знает, — рявкнул он неожиданно зло.
— Одно дело знать, другое видеть, — ласково начала я, но слушать меня он не пожелал, прервал на полуслове:
— Ты из меня дурака не делай, я все прекрасно вижу…
— Что? — не поняла я.
— Все, — сказал, как отрезал, — может, я и дурак, но не настолько.
— Что ты болтаешь? — пролепетала я. — У меня голова кругом, руки дрожат, а ты вместо сочувствия бог знает какие глупости говоришь…
— Я предложил приехать. Чтобы ухаживать за любимой женщиной, когда она больна. Только ведь тебе это не нужно, верно?
— Что ты такое болтаешь? — разозлилась я; так слово за слово, принялись ругаться. Мне обидно стало, и опять я заплакала и бросила трубку.
Тут нелегкая принесла Таньку.
— Ты и вправду болеешь, что ли? — удивилась она.
— Дурака валяю, — огрызнулась я.
— Смотри-ка, температура, а Лом сказал — прикидывается. То, говорит, была здорова, как лошадь, то вдруг слегла.
— Ему бы самому так слечь, меня порадовать…
— Это вряд ли. Здоровьем его бог не обидел. Знаешь, как бывает: кому мозги, кому здоровье… Ладно, отлеживайся, тебе сейчас побольше спать надо. Личико у тебя совсем больное… Деньги я спрятала, выздоровеешь, отметим это дело.
— Отметим, — неохотно согласилась я. Танька вернулась от двери.
— Слушай, если ты больная лежишь, может, дашь ключ от Аркашкиной квартиры? Тебе она сейчас без надобности. Мне папулю пригреть надо: обворованный, несчастный, прибегал, к заднице моей жался, в общем, решила осчастливить, а дома Вовка.
— Возьми, — равнодушно кивнула я, и Танька меня покинула.
К вечеру у меня опять поднялась температура. Телефон звонил, а я даже подойти не смогла: головы от подушки не поднять. Муж из театра вернулся, напоил меня чаем и даже поцеловал, правда, в лоб, но с большой нежностью. Я нуждалась в утешении и припала к его груди, он стал говорить что-то ласковое и гладить меня по плечам, потом принес лекарство с кухни, заставил выпить, растер грудь какой — то гадостью, в общем, проявил заботу. Тут опять зазвонил телефон, Валерка подошел, снял трубку и очень зло ответил: