— Что случилось-то?
— Бензин кончился.
— Что ж вы так, девочки? Придется помочь. Как думаешь, Дима?
Дима подошел поближе и улыбнулся. Улыбка у него — лучше не бывает.
— Поможем, конечно.
Нас разглядывали. Мне что, не жалко. Танька стояла подбоченясь, ухмыляясь и выглядела сногсшибательно. Парни засуетились, потом пошептались о чем-то возле своей машины и опять подошли к нам.
— Девочки, накладочка вышла, — сказал первый. — Бензина у самих маловато, придется до заправки ехать.
— Ясно, — усмехнулась Танька.
— Да нет, серьезно, хотите, я вам Димку в залог оставлю? — Парень сделал паузу и добавил, глядя на Таньку:
— Можешь со мной поехать, если не веришь.
— Пожалуй, так надежней будет, — засмеялась она и, покачивая бедрами, пошла к «БМВ». Я села в свою «восьмерку» и открыла правую дверь.
— Садись, Дима.
Он сел, я включила свет в салоне, чтобы получше его разглядеть, ну и, само собой, чтоб и он увидел, кто с ним рядом. Дима был хорош. Лет двадцати пяти, голубые глаза, чувственные губы и улыбка героя американских боевиков. Еще одним явным достоинством Димы было полное отсутствие наглости: во взгляде, в улыбке, в манере сидеть.
— Курить можно? — спросил он.
— Можно, — улыбнулась я.
— А вы курите?
— Иногда.
Мы закурили.
— Думаю, они не скоро вернутся, — заметил Дима, но опять-таки спокойно, без нажима.
— Я тоже так думаю, — согласилась я. — Если уйдешь, я не в претензии.
— Да нет. Спешить мне некуда. Как вас зовут? Глупо разговаривать, не зная, как обратиться к человеку, — сказал он, словно извиняясь.
— Лада. Лада Юрьевна.
Он улыбнулся.
— Имя у вас интересное. Редкое.
— Да, имя у меня редкое. А тебя зовут Дима. Чем занимаешься? Ничего, что я спрашиваю?
Он пожал плечами.
— На станции техобслуживания работаю, слесарем.
— Нравится?
— Нравится. Я с детства машины люблю. Вот сломается ваш «жигуленок», приезжайте, сделаю в лучшем виде.
— Да вроде бы миловал бог, пока бегает.
— Новая машина?
— Да.
— Ваша или мужа?
— Моя.
— Я себе тоже машину собрал, полгода возился, но не зря. Хорошая машина. — Он вдруг запнулся и спросил:
— Вам, наверное, смешно?
— Почему? — удивилась я.
— Ну, я ведь не слепой, кое-что вижу: шуба песцовая, своя «восьмерка», одно ваше кольцо стоит дороже моей тачки. Муж коммерсант?
— Муж у меня актер, в театре играет. Папа у меня хороший.
— Ясно. А вы чем занимаетесь?
— В музыкальной школе работаю, детишек учу.
— На пианино?
— Да.
— Руки у вас красивые.
— Руки? — улыбнулась я.
— Об остальном не говорю. Слов нет. Без шуток.
— Спасибо. Мне приятно. Слушай, ты сладкое любишь? У меня шоколад есть.
— Люблю, — улыбнулся он.
Мы разломили плитку пополам, я быстро свою съела, а Дима от своей половинки отломил чуть-чуть, остальное протянул мне, вышло это трогательно и мило.
— В армии почему-то очень сладкого хотелось, — сказал он, а я спросила, где служил? — и разговор пошел сам собой, точно мы знали друг друга давным-давно. Когда впереди показалась «БМВ», я даже ощутила что-то вроде досады.
— Вот и Вовка с вашей подругой. — По Диминому голосу было ясно, что дружок мог бы и не торопиться. Вова вышел, достал канистру из багажника и подошел к нам.
— Дима, — сказал Вовка, ухмыляясь, — тебя Лада довезет, ладно? У меня тут… в общем, доедешь, да?
— Доеду, — ответил Дима. — Лада, воронка есть?
— Есть, в багажнике. — Я подала ему ключи. «БМВ» с Вовкой и Танькой укатила, я тоже завела машину.
— Ты где живешь? — спросила я Диму. Он посмотрел мне в глаза.
— А вы очень торопитесь?
— Да нет. Хочешь, покатаемся?
— Хочу.
— Тогда за руль садись, я, когда болтаю, езжу неаккуратно.
Машину Дима водил мастерски, вообще смотреть на него было одно удовольствие. Мы катались по вечернему городу и болтали, пока я не сказала, смеясь:
— Дима, у нас с тобой опять бензин кончится.
— Понял, — ответил он.
Мы поставили машину в гараж и домой поехали на такси, возле моего подъезда простились, Дима уехал, а я поднялась к себе, переоделась, поставила чайник на плиту и стала ждать Валеру. Мысли мои были приятны, и настроение отличное, выходило, что Танька в этот вечер меня вытащила из дома не зря.
Утром мы поднялись поздно — по пятницам я работаю во вторую смену, у мужа репетиция в двенадцать, можно было отоспаться. Я готовила завтрак, скучала и прикидывала, чего бы мне захотеть. Помучившись немного, я захотела новую машину. Следовало подготовить мужа.
— Валерочка, — сказала я, — у меня с машиной что-то. Не заводится.
— Да? — Муж в автомобилях не разбирается, у него своя «девятка», в ней вечно что-то ломается, муж злится и о машинах говорит неохотно. — Наверное, зажигание, надо посмотреть.
Тут в дверь позвонили.
— Что за черт, — сказал Валера. — Ни дня без гостей, — и пошел открывать. Однако голос его мгновенно переменился. — Аркадий Викторович, — радостно запел он. — Проходи. Куда пропал? Только вчера тебя вспоминали.
— Ох, Валера, работа в гроб вгоняет, связался с этой коммерцией, век бы ее не видать. Как вы?
— Нормально, проходи. Лада на кухне. Лада, посмотри, кто пришел.
В кухню бочком и слегка пританцовывая вкатился Аркаша, маленький толстый старый еврей, мой любовник.
— Здравствуй, Ладушка, — пропел он и к ручке приложился.
— Аркадий Викторович, что невеселый?
— Заботы одолели. Чайком не напоите?
— Конечно. — Муж поставил чайничек. — Может, коньячку? Хороший, армянский.
— Ох, нет, спасибо. Бросать надо коньячок. Сердце прихватывает.
— Рано тебе на здоровье жаловаться.
— Какое там, Валера, — Аркаша махнул рукой. — Стар, стар стал, пора на покой, сына бы на ноги поставить.
Аркаша пил чай и лучисто улыбался. Физиономия у него круглая, как луна, и чрезвычайно добродушная. По внешнему виду Аркаши никто бы не догадался, что это редкий подлец, жулик и бандит. Они с Валерой пили чай, а я за ними ухаживала.
— Лада на машину жалуется, — сказал Валера. — Что-то у нее там с зажиганием.
Аркаша кивнул:
— Посмотрим, пришлю кого-нибудь. А твоя как?
— Не знаю, что с ней делать… Продать надо к чертовой матери.
— Давай ее сыну покажем, он у меня такой мастер, сам удивляюсь. Талант у парня. Продать всегда успеешь.
Через час Валера засобирался на репетицию, ласково простился с Аркашей и отбыл. Я его проводила и вернулась на кухню.
— Ладушка, — запел Аркаша. — Красавица ты моя, соскучился. — Он обнял меня за талию и прижался головой к моему животу.
— У меня машина сломалась, — сказала я.
— Слышал. Сделаем.
— Надоело мне на этом старье ездить.
Аркаша подпрыгнул.
— Ладуль, какое старье, побойся бога, машине полтора года.
— Я и говорю, старье.
Аркаша заерзал.
— Старье… Я на своей три года езжу.
— Вот и езди, а мне надоело.
— Да ты с ума сошла. — Он руки расцепил и нахмурился. — Чего тебе еще?
— «Волгу».
Аркаша, как я и предполагала, схватился за сердце.
— Спятила баба. «Волгу». Совесть надо иметь. Я на тебя трачу больше, чем на всю свою семью.
— Я ж тебя не граблю, продай мою «восьмерку», деньги забери.
— Что их забирать, все равно выцыганишь. Ух, глаза бесстыжие.
— Жадничаешь, черт плешивый, — сказала я и хлопнула тарелку об пол. — Дожадничаешься. Брошу к чертовой матери.
— Как же, бросишь, — ядовито сказал Аркаша. — А деньги? Ты за деньги удавишься.
— Найду другую дойную корову, вон Лома, например.
— Лома? — Аркаша опять подпрыгнул. — Да Лом сам смотрит, как бы с баб содрать.
— Ничего, я его так поверну, молиться на мою задницу будет, не говоря уж о прочих интересных местах.
Аркаша стал менять окраску с обычного бледно-фиолетового до багрового, потом вдруг позеленел.
— Ну до чего ж подлая баба, мало я на тебя трачу, Лом ей понадобился. А этот, сволочуга, все Ладушка да Ладушка, пущу в расход подлеца.
— Чего городишь-то? Кто с твоими бандюгами управляться будет? Они тебя в пять секунд почикают. Пропадешь без Лома.
— Ох, Ладка, узнаю чего, я тебя… — Аркаша запнулся, прикидывая, что он мне такое сделает, но, так и не придумав ничего особенного, махнул рукой. — Ты перед Ломом титьками своими не тряси, у него и без того рожа блудливая, так по тебе глазищами и шарит. Ну что тебе «Волга», корыто, прости господи, уж покупать, так импортную.
— Я патриотка, родную промышленность поддержать хочу.
— Шлюха ты, бессовестная баба и шлюха.
— А ты пенек старый, — заявила я и стала разливать чай.
Аркаша посидел, посопел, вернул себе обычный цвет и, почесав грудь, сказал:
— Ладушка, чеченцы вчера опять были, слышишь?
— Гони в шею. Говорили уже.
— Деньги-то какие сулят.
— Они посулят, а потом брюхо-то жирное тебе вспорют. Свяжешься с нехристями — брошу. Ей-богу, брошу и на деньги твои наплюю.
Я подумала и на всякий случай вторую тарелку грохнула. Тарелок было не жалко.
— Ты подожди, — опять запел Аркаша. — Дело-то выгодное, подумай, мы ведь в сторонке будем. А деньги-то какие.
— Аркашка, — грозно сказала я, — отвяжись. Нутром чую, свяжешься с чечней, каюк тебе.
Он вздохнул. В мое нутро Аркаша верил свято. Лет пять назад подъехали к нему с большим делом, мне же предложение пришлось не по душе, ругались мы дня два, Аркаша уступил, потом дурью орал, злился, что из-за меня миллионов лишился. Но вскоре ребятки отправились восемь лет строгача отсиживать, а толстяк тихой сапой их дело к рукам прибрал, просил прощения, руки целовал и с тех пор больше советов моих ослушаться не смел. Аркаша еще раз выразительно вздохнул.
— Ладно, нет так нет. А с долгом что делать будем, неужто отдавать?
— Еще чего. Перебьются.
— Грозились.
— Ты на них Лома спусти. Нечего ему задницу просиживать. Обленился, кобель здоровый, только и знает девкам подолы задирать. За что ты ему деньги платишь?