Я вскинула голову и уплыла в спальню, заперла дверь и легла в постель. Лом поскребся и заканючил:
— Ладуль, ну ты чего? Я ж звонил, ты знала, где я…
— Я беспокоилась…
— Ну сказала бы, я сразу бы и приехал… думал, вы с Танькой в театре, не спешил.
— По-твоему, театр до двух? Между прочим, путные мужья в театр с женой идут, а не в карты режутся со всякой пьянью.
— Хорошо, пойдем в театр, — вздохнул Лом за дверью. — И я вообще не пил. Ни грамма. Можешь проверить…
— Очень надо, — фыркнула я. — Топай туда, откуда пришел.
— Ладуль, кончай, а? Открой дверь, пойдем в театр, еще куда-нибудь, хоть к черту, только не злись. Очень прошу… — Я молчала. Лом пару раз дверь пнул и начал свирепеть. — Открой, пока я все здесь не разнес к чертовой матери…
После третьего удара дверь открылась, а я на всякий случай заревела. Лом замер у порога и развел руками:
— Здрасьте, я еще и виноват… Ну чего ты ревешь?
— Ничего, — обиделась я.
Лом бухнулся на пол, сгреб мои руки в свои лапищи и запел:
— Ладушка, красавица моя, солнышко, давай мириться… — Я только вздохнула.
На следующий день я размышляла, куда поставить новую вазу, и все на часы поглядывала. Время позднее, а Ломик сидит перед телевизором и никуда не собирается.
— Ты пойдешь в контору? — с надеждой спросила я.
— Не-а. Чего там каждый вечер сидеть. Телефон есть. Позвонят, если что…
Я выронила вазу, она разбилась, а я, как обычно, заревела. Лом вскочил, развел руками и сказал:
— Ладуль, ну чего ты? Да я тебе таких ваз десяток куплю.
«Хочу быть вдовой!» — мысленно простонала я.
В субботу явилась Танька. Над моими попытками уличить мужа в измене она потешалась, и потому в последнее время мы виделись нечасто.
— Пойдем на кухню, — кивнула я.
— Ломик дома? — спросила Танька, надевая тапки.
— Дома, видак смотрит.
— Что за фильм?
— «Король-лев», — ответила я.
— Название какое-то чудное. Приключения, что ли?
— Нет, это мультик.
Танька хрюкнула и развела руками:
— Ну любит человек мультфильмы, что ж его теперь, убить за это?
— Вот именно, — прошипела я. — Добром прошу, найди киллера.
— С жиру ты бесишься, — покачала головой подружка. — Мужик с тебя не слазит, деньжищ море, чего еще надо? Вот почему так — я из кожи вон лезу, и все без толку? Не только путным мужикам, а и бандитам без особой надобности. А перед тобой любой мужик по струнке ходит! Взять хотя бы Ломика: зверюга, ребятки его до смерти боятся, а дома что твоя болонка — тихий, ласковый и все в глазки заглядывает: «Ладушка, хочешь апельсинчик?» — пропела Танька с дурацкой Ломовой интонацией. — Тапки подает и хвостом виляет. — Танька плюнула и добавила:
— Никакой справедливости в жизни.
— Сил моих больше нет, — заныла я. — Найди киллера, не то руки на себя наложу. Не могу видеть этого недоумка. — Я заревела.
Танька тяжко вздохнула и сказала:
— Хорошо. Найду. Будешь вдовой бандита, а я останусь деловой женщиной областного масштаба. Скука смертная, но что делать…
— Сил моих больше нет, — повторила я.
— Ладно, чего реветь-то? Сделаем тебя вдовой… Я ж для тебя что угодно, хотя, конечно, если бы кто моего совета спросил… Все-все, глазами не зыркай. Сделаю как скажешь. Считай, Лом покойник.
— Правда? — обрадовалась я, вытирая глаза.
— Я тебя когда обманывала?
— Танька, ты не злись, — принялась я канючить. — Глаза мои на него не смотрят, я уж и так и эдак, а он точно репей…
— Не реви. Все сделаем.
Только я воспряла духом, на кухне появился Лом. Посмотрел на нас по очереди, нахмурился.
— Геночка, ужинать будешь? — засуетилась я.
— Не буду, — сказал он и на Таньку накинулся:
— Чего притащилась? Звали тебя?
— Звали, не звали, тебе что за дело? Или неймется? Потерпишь немного…
— Топала бы ты домой, таскаешься на ночь глядя…
— Грубый ты человек, Лом. Как с женщиной разговариваешь?
Танька обиделась и ушла.
— Зачем прибегала? — спросил муженек, когда за Танькой дверь закрылась.
— Просто так, — пожала я плечами.
— Ага. А чего у тебя глаза красные? — Пока я соображала, что бы такое ответить, Лом грохнул по столу кулачищем и спросил:
— Что, хахаль твой объявился? Соскучился?
Я подпрыгнула от неожиданности. Смотреть на Лома было страшно: морда злая, кулаки сжал. Переход от ласковой дворняги к взбесившемуся доберману был так стремителен, что я растерялась.
— Я тебя спрашиваю? — рявкнул он. — Язык проглотила?
Если Лом впадал в бешенство, пережить это было трудно даже зрителям, а быть объектом его буйного гнева я бы и врагу не пожелала. Сейчас, судя по налитым кровью глазам и перекошенной физиономии, мне предстояло быть и зрителем, и объектом.
— Геночка, — пролепетала я, но он не пожелал слушать.
— Что она тебе напела и отчего ты реветь удумала?
Тут я перепугалась по-настоящему, зарыдала и сдуру брякнула:
— Ребеночка я хочу, а не получается…
Лом ошалело замер, выпучил глаза, но кулаки разжал. Я устроилась в кресле, размазывая слезы и громко вздыхая.
— Ладушка, — побрел он ко мне с видом побитой собаки. — Ну ты чего, а? Посмотри на меня… Солнышко… Нашла кому на жизнь жаловаться, а я на что?
Я обняла любимого и уткнулась в его шею.
— У нас свои разговоры, хотела посоветоваться…
— Много толку от твоей Таньки. Ладуль, ты же эти… таблетки пьешь…
— Не пью давно, — нагло соврала я.
— Ну и не забивай ты себе голову. Ты к врачу ходила?
— Ходила.
— Что сказал?
— Все нормально.
— Вот и хорошо. Про себя я точно знаю, так что реветь завязывай. Будет тебе ребенок, чтоб мне пропасть.
Разумеется, Лом тут же принялся демонстрировать свою готовность стать отцом, а я тихо радовалась. Таньке я верила свято: если она сказала, что я буду вдовой, значит, можно шить черное платье.
Ожидая кончины любимого со дня на день, я отноcилась к нему с особой нежностью. Хотелось сделать ему приятное, приласкать и вообще осчастливить напоследок. Лом с видом законченного идиота болтал, как заведенный, о будущих детях и нашем новом доме. Я слушала его с улыбкой, думая о том, что новый дом для него будет малость тесноват, но зато надежен и крепок. Об этом я позабочусь.
Я присмотрела себе платье и решила, что в роли вдовы буду выглядеть восхитительно. Каждый день звонила Таньке и просила поторопиться. В конце апреля она пришла и сказала с порога:
— Завтра.
— Правда? — ахнула я, боясь поверить своему счастью.
— Бабки приличные…
— Заплачу сколько скажет… Танька, что бы я без тебя делала? — подхалимски сказала я, обнимая ее.
— Вот уж не знаю… В общем, так: поедет завтра Лом в контору, а возле универмага его будет в двенадцать ждать стрелок. Позаботься, чтоб он из дома вовремя отчалил, и венок покупай.
— Поверить не могу… — Я засмеялась, кружась по комнате. Танька взирала на меня неодобрительно.
— Конечно, я за тебя в огонь и в воду, и вообще куда угодно, но с мужьями так не обращаются.
— Заткнись! — прикрикнула я, потом обняла подружку и пообещала:
— Вот похороним любимого и заживем как в сказке… Танька только рукой махнула. Всю ночь я не спала и вдовой себя воображала. Лом сопел рядом, чмокал губами и ко мне жался. «Неужто его завтра не будет? Чудно…» Я включила ночник и покосилась на Лома. Больше я этой глупой физиономии не увижу, голоса его не услышу с дурацким распевом. «Ладушка», — мысленно передразнила я и засмеялась. Расплата последовала незамедлительно. Лом проснулся:
— Ты чего, Лад?
— Соскучилась, — улыбнулась я. Лом хохотнул и ко мне полез, а я подумала: «Ладно, гад, порадуйся напоследок».
Утром муженек поднялся раньше обычного и, бреясь в ванной, что-то пел. Я нежилась в постели, потягиваясь и улыбаясь. Любимый возник на пороге, увидев, что я не сплю, ко мне подошел.
— Красавица моя…
— Ты куда так рано?
Он хитро ухмыльнулся и сказал:
— Дела…
— В контору когда поедешь? — насторожилась я.
— Как обычно. — Лом стал одеваться, а я с облегчением вздохнула: универмага ему не миновать, другой дороги к конторе не было, место Танька выбрала правильно, и вообще она молодец.
Лом наконец ушел, а я вскочила и стала заниматься всякой ерундой, пританцовывая и напевая. Потом сходила в магазин и стала готовиться к праздничному ужину. Кончину муженька следовало отметить. В половине двенадцатого он позвонил из машины:
— Ладуль, я тебе щеночка купил.
— Кого? — не поняла я.
— Щенка, забыл, как называется… подожди, у меня тут записано. Вот… коккер-спаниель, смешной такой, рыжий…
— Ломик, — ласково сказала я, — а ты не знаешь, на кой черт мне щеночек?
— Ну… — замялся Лом. — Я подумал: пока детей нет, чтоб тебе не скучно было…
«Не надо думать, когда нечем», — хотелось сказать мне, вместо этого я спросила:
— А кто с ним по утрам гулять будет, ты подумал? Ненавижу рано вставать…
— Я погуляю, — заверил Лом, — а вечерами будем вместе в парк ходить… как люди…
Я представила, как мы с Ломом и этим самым щеночком гуляем в парке, и глухо простонала.
— Ладушка, — опять запел Лом, — чего ты? Он тебе понравится… маленький такой, кудрявый.
— Ты куда едешь? — всполошилась я.
— В контору.
— Со щенком?
— Так он не помешает, пусть побегает немного, часам к двум домой приеду.
Мы тепло простились, я постояла возле телефона, перевела взгляд на часы — без пяти минут двенадцать. Я грязно выругалась и позвонила мужу:
— Ты где сейчас?
— В машине, — ответил он.
— О господи, на какой улице?
— К универмагу сворачиваю.
— Ну-ка, тормози, — рявкнула я. — Сворачивай в переулок, там собачий магазин, купишь ошейник, миску и сухого корма для щенка. Все понял?
— Ладуль, я сначала в контору заскочу, там рядом такой же магазин…
— Не такой… и щенку в конторе делать нечего, еще блох подцепит. Сворачивай сейчас же в переулок и не вздумай хитрить.