Не знаю, каким образом, но мои слова достигли ушей Воробья. Еще накануне он считал себя утвержденным в новой должности, обмывал событие с дружками, и вдруг такая неудача. Воробей, собравшись с силами, поехал к Лому в контору. Но тот в таких случаях всегда проявлял завидную твердость, и Воробей отбыл несолоно хлебавши. Новость долго обсуждали, после чего среди мужиков обнаружилась похвальная страсть к семейным устоям. Из конторы вдруг разом исчезли девицы, долгое время считавшие ресторан родным домом. Теперь, появляясь по вечерам с кем-нибудь из посетителей, они могли наблюдать, как бывшие дружки всячески подчеркивают свое желание видеть их как можно дальше от себя, и о бесплатной выпивке барышням мечтать не приходилось. Очень скоро красные дни календаря стали отмечать в компании дражайших половин, так как Лом задавал тон в этом начинании. Скоро перестали и краснеть, произнося фразу «Я с женой». А я продолжала наблюдать и экспериментировать.
В октябре мы въехали в новый дом. Он мне нравился, и вообще жизнь радовала.
— Ладуль, надо новоселье справлять, — заметил Ломик.
— Надо, — согласилась я. — Если хочешь собрать своих дружков, пожалуйста. Собирайтесь и пьянствуйте на здоровье. Потом, с божьей и Танькиной помощью, я как-нибудь смогу привести дом в порядок. Но на время празднования удалюсь. Ваши пьяные физиономии для меня труднопереносимы.
— Куда? Удалишься то есть? — забеспокоился Лом. Мои отлучки он не любил и неизменно был настроен категорически против всяких поездок в одиночку.
— Не знаю. Куда-нибудь съезжу на недельку.
— Еще чего… И что это за новоселье без хозяйки в доме?
— Тогда все будет так, как хочу я.
К семи часам к нашему дому стали подъезжать машины. Из них прилично одетые мужчины помогали выйти дамам в вечерних туалетах и бриллиантах. Бриллиантов было чересчур много, но о вкусах, как говорится, не спорят. Гости чинно расхаживали по дому, говорили вполголоса, пили мало, а в целом вели себя очень прилично. По виду определить, кто бандит, а кто человек, так сказать, порядочный, было затруднительно. Никаких тебе дурацких кличек и прочих глупостей. Если их тут собирать почаще, они, пожалуй, привыкнут. В общем, я за своих порадовалась. Танька тоже.
— Глянь, что делается, — резвилась она. — Светский раут, да и только. И никаких тебе пьянок по случаю… Воробей с женой пожаловал, дражайшая с перепугу по углам прячется от благоверного. Мне, что ль, замуж выйти? Чувствую себя одинокой…
Тихая и размеренная жизнь, каковой по замыслу она и должна быть, вдруг была нарушена одним событием. Позвонил Астахов, в тот же день мы встретились.
— В городе появился киллер, — заявил он. — Живет в «Дружбе», думаю, явился по вашу душу.
— Почему? — забеспокоилась я.
— Денег стоит немалых, зря тратиться не станут… Следовательно, цель у него крупная…
— О господи. — Я лихорадочно соображала, кто мог раскошелиться и вообще решиться на такое.
— Мы за ним присматриваем, — заверил Астахов, — только мои ребята вряд ли будут грудью защищать Лома. В ближайшие дни ничего у вас не намечается?
— Через два дня презентация, открываем Центр творчества.
— Очень подходяще, — кивнул он.
Я заспешила домой. В Центре творчества мы имели свой интерес, и презентация касалась нас напрямую. Конечно, Лому теперь ехать туда нельзя, но, узнав причину, он прятаться не станет, характер не тот. Следовало для начала накрепко посадить его дома. Потому я и отправилась в офис, гордо прошествовав к кабинету мужа. Блондинка с синими, как у куклы Барби, глазами маялась перед компьютером. О том, что с некоторых пор она сидит на этом месте, мне с большой осторожностью поведал муж, сразу же перечислив все ее недостатки: кривые ноги, лошадиное лицо и плоскую грудь. При этом заглядывал мне в глаза и очень боялся сказать, сколько ей лет. Зато приглашал посетить его на работе, чтоб самой убедиться, что эта мымра ни на что не годна. Кого-то ведь брать надо, так пусть она и сидит.
— Геннадий Викторович у себя? — спросила я.
— Да. — Девушка слегка растерялась, точно в комнате появилась не я, а торпедный катер, выкатила глазки еще больше и, попробовав стать грозной, поинтересовалась:
— Вы по какому вопросу?
— По личному, — ответила я и вошла к мужу. Высунув от усердия язык и почесывая карандашом за ухом, он разгадывал кроссворд.
— Один из основных персонажей мультфильма «Аладдин». Ладуль, как попугая звали? — обрадовался мне Лом.
Я тоже решила его обрадовать.
— Это она? — кивнула на дверь.
— Кто?
— Ты вроде бы глухим не был?
— А… она, и чего?
— Ничего, — грозно ответила я. — Дома поговорим, — и выплыла из кабинета. Муженек потрусил следом, плавно обходя меня на поворотах, доверчиво заглядывая в глаза и повторяя:
— Ладуль, ну чего опять, а?
Я села в машину, он плюхнулся рядом, и мы отправились домой выяснять отношения. Я топала ногами, визжала, обзывала его бабником и в конце концов пару раз съездила по физиономии комнатной тапкой, предварительно сняв ее с ноги. Лом рассвирепел, схватил меня за руки и легонько подтолкнул к столу, вынудив принять несколько неприличную позу. Это его необыкновенно развеселило и направило мысли в совершенно другое русло. Гневаться в таком положении было затруднительно, но я попыталась и пару раз смогла лягнуть воздух за своей спиной. Громогласный мужнин хохот плавно перешел в мяукание, а мне ничего не осталось, как с отчаянием заявить:
— Боже, как я тебя ненавижу.
Драка закончилась тем, чем обычно заканчивались все наши ссоры.
Лом, взглянув на часы, заявил, что совершенно нет никакого смысла возвращаться в офис для продолжения трудового подвига. Я вспомнила, как звали попугая, а муженек порадовался, потому что слово как раз подходило по буквам. Мы выпили по чашке кофе, я перебралась на колени к любимому и твердо заявила, что пучеглазая мне не по душе. Лом принял покаянный вид и заверил, что она с завтрашнего дня больше не работает, а я могу сама подыскать ей на смену какую угодно каракатицу, он все примет с благодарностью, лишь бы она за древностью лет могла передвигаться самостоятельно. Так как у меня была на примете кандидатура: тетка одной из подруг, нуждающаяся в хорошем заработке, я сразу же обрадовала мужа.
— Теперь все? — развеселился он.
— Не знаю, — честно созналась я и добавила с сомнением:
— Может, мне пойти у тебя поработать?
— Хорошая мысль, — ухмыльнулся Лом. — Поработай прямо сейчас. — Он поднялся, подхватил меня под мышки и поволок из кухни. Я немного повизжала и подрыгала ногами. В общем, муж был доволен, благодушен и даже счастлив, оттого, взглянув через некоторое время на свое отражение в зеркале, только присвистнул и сказал:
— Убил бы тебя, ей-богу… И куда я теперь с таким фингалом?
— Никуда, — нахмурила я брови. — Посидишь дома, пока в голове не прояснится. Скажи спасибо, что легко отделался, в следующий раз глаза выцарапаю, будет тебя Рокки на поводке водить.
— За что хоть выцарапаешь? — вздохнул Лом. — Ведь тыщу раз говорил тебе, глупой бабе, никто мне не нужен. Я тебя люблю, а остальные хоть завтра умри все скопом… Черт-те что, жена поколотила. — Лом покрутил буйной головушкой и хохотнул.
Я устыдилась и решила его утешить.
— А я рада, что у тебя синяк под глазом. Посидишь со мной дома. Дверь запрем и никого не пустим.
В общем, своего я добилась, и на презентацию мы отправились с Танькой. За пятнадцать минут до нашего отъезда Лом что-то заподозрил, стал выспрашивать — кто будет, и чего это я так вырядилась, глаза у меня горят и я что-то очень спешу, и если он чего узнает, то… Дослушивать мы не стали и, прикрываясь, как щитом, заехавшим за нами Костей, бросились к машине. Муженек вышел на крыльцо и рявкнул:
— Костя, смотри в оба…
Мы уже выслушивали четвертое выступление, стоя на широкой лестнице нового здания Центра. Говорившие никуда не спешили и вроде бы соревновались друг с другом протяженностью речей. А между тем погода не баловала. Улыбки замерли на губах, точно приклеенные, а в целом вид у собравшихся был кислый.
— Водочки бы грамм сто, — шепнула Танька. Я только было собралась кивнуть, как увидела Лома, точнее, его машину. Он выехал из переулка и теперь пытался где-нибудь приткнуться. Мне сделалось нехорошо, волосы на затылке вроде бы встали дыбом, а в голове настойчиво забилась одна мысль: не дать ему выйти из машины. Оратор закончил, раздались недружные аплодисменты, а я шагнула вниз.
Впоследствии я вынуждена была признать, что глупая Ломова ревность спасла мне жизнь. Я бросилась навстречу мужу, и в этот миг директор одного из банков, который тоже имел свой интерес в Центре и стоял ступенькой выше меня, получил в грудь пулю. Сначала заорала Танька, потом все остальные, началось что-то вовсе невообразимое, но мне было не до этого. Расталкивая граждан и одуревшую охрану, я рвалась к мужу. Каким-то чудом он вдруг оказался рядом, подхватил меня на руки, а вокруг непробиваемой стеной выросла охрана. Все невыносимо деятельные и бдительные. Если я была близка к обмороку, то муженек выглядел еще хуже. Он намертво вцепился в меня, точно утопающий за спасательный круг, и совершенно белыми губами повторял, должно быть, в сотый раз:
— Господи…
— Уходим, уходим, — орала Танька и тянула Лома за руку. В конце концов мы смогли-таки загрузиться в микроавтобус с охраной и покинуть так и не открывшийся Центр. Все остальные граждане пытались сделать то же самое. Краем глаза я заметила Астахова, он что-то кричал и даже размахивал руками.
Землистая бледность еще не сползла с физиономии мужа, но к слову «Господи» он смог прибавить еще несколько и с легким подвыванием пробормотал:
— Он мог попасть в тебя…
— Кой черт ты приехал? — прорычала я. Нервное напряжение чуть спало, но соображала я еще плохо. — Испугал до смерти…
Тут влезла Танька:
— Если б он не подъехал, лежать бы тебе сейчас на ступеньках.