— Мама! — прошептала Стефани, но в ответ не услышала ни звука.
Вокруг — пустота и вой ветра. Жалобный, голодный... Так воет ветер лишь в одном месте — на фамильном утёсе Крейгов! Место, куда даже против воли стремится любой дракон. Зов крови. Голос предков. Этому невозможно противостоять. Она бы всё отдала, только бы очутиться там снова! Может, поэтому ей всё это снится?
Небо. Огромное, бескрайнее чистое небо, снежные вершины гор слепят глаза — восход. Сейчас она обернётся, и сердце нового дракона наполнится пьянящей свободой!
— Она — моя дочь!
— Мама? Мама?!
Стефани обернулась — никого. Она на утёсе одна, но голоса слышны так близко.
— Мама? Отец?
Она по-прежнему ничего не видит, а ветер упрямо доносит голоса:
— Этого не будет!
— Мама, перестань! — сестра почти кричит от страха, боясь, что отец выйдет из себя — ему нельзя перечить, в их семье ни разу никто не осмелился... до этого дня.
— Думаешь, Каролина, я — враг ей? Жёсткий, бесчувственный. По-твоему, у меня нет сердца?
— Да! Ты... именно такой!
Страх и боль в голосе отца, ярость и отчаяние мамы. Небо... Что происходит? Что случилось на этом самом утёсе, когда она достигла совершеннолетия?
Что?
«Покажи! — мысленно просила Стефани, беснуясь во сне, разрывая когтями сиреневые простыни. — Покажи мне, ну же!»
Но всё оставалось по-прежнему. Густой туман, вой ветра — и ничего. Только голоса.
— А ты подумала о последствиях? Если кто-то узнает? Придут заключать брак, Стефани обернётся... Представила? Вы обе будете молчать. Ясно?! Эльжбетта?
— Конечно, отец.
— Я тебе скажу, Каролина, что будет, — безжалостно продолжал отец. Стефани представила, как горят чёрные глаза, как сияет алыми всполохами аура, подавляя тех, кто рядом. — Твою дочь отправят не в Нижний город... Её отправят на верную смерть. Ты этого хочешь?
...
— Тана Крейг? Вы слышите? Что с вами?!
Голос паниковал и был слишком громким — если бы она могла обернуться здесь и сейчас — спалила бы его обладателя без всякого сожаления.
— Небо... — чей-то жалобный всхлип.
— Пустите! Стефи!
Этот, другой голос, был знакомым. Приятным. Но всё это — потом, сейчас главное — не забыть! Не забыть то, что услышала, и остаться здесь, на утёсе. Она должна увидеть. Увидеть, понять и запомнить — все эти тайны ей смертельно надоели!
Но как она ни старалась, туман уже почти рассеялся, звуки стали громче, а в нос ударил запах сирени.
— Тана Крейг! — кто-то тряс её за плечо.
— Тана?
Небо! Почему её просто не оставят в покое? Всё же жаль, что она не может обернуться.
— Стефани! Очнись... Доктора!
Рольф? Не может быть. Он-то что тут делает?
— Доктора, я сказал!
— За-чем? — она открыла глаза.
Свет. Все оттенки сиреневого. Спальня. Рука непроизвольно потянулась к глазам — прикрыть от яркого света. Нежное, лёгкое кружево упало на лицо. Память услужливо восстанавливала последние события: пеньюар, шёлк, кровать, сон. Она просто заснула, и ей снился родовой утёс Крейгов. Тот самый день. И голоса.
Не забыть. Только бы не забыть!
Она недовольно смотрела на столпотворение в её комнате. Зачем ей отдельная комната, если туда в любой момент может вломиться кто угодно?
Это были последние мысли в мучительном полусне. Она окончательно очнулась и поняла: что-то случилось. Иначе губернаторша не была бы такой бледной. Взгляд скользнул дальше — заплаканная служанка, пара встревоженных охранников в чёрном, Лорри крепко обнимает манекен в жёлтом платье. В коридоре толпятся, перешёптываясь, девушки.
— Стефани?
Она вздрогнула. Рольф сидел рядом, на кровати, и не сводил с неё глаз. А она и не заметила. Подтянув одеяло к подбородку, девушка бросила на дракона негодующий взгляд. Хотелось высказать всё, что она думает по поводу того, что она в неглиже, а он...
Но в спальне было слишком много народу, а у Истинного — слишком обеспокоенный, встревоженный взгляд. Похоже, он действительно за неё испугался, и, несмотря ни на что, это было приятно.
— Что происходит? — собственный голос оказался слабым и хриплым.
Горло саднило. Возможно, она кричала во сне, вот все и переполошились.
— Вы не дышали, — прошептала служанка, сцепив руки на груди. — Не просыпались. И такая... Холодная!
Бедняжка принялась утирать слёзы, и Стефани почувствовала себя виноватой. Надо же было так всех перепугать.
— Пропустите! Дайте пройти! — раздался сильный, властный голос.
Это сработало: охранники, губернаторша, перепуганная служанка и толпа девиц в коридоре исчезли, словно добрая фея взмахнула волшебной палочкой.
— Дядя?
— Вас, молодые люди, это тоже касается, — лекарь Его величества тростью указал на Рольфа и Лорри.
— Прошу, — портной крепче прижал к себе манекен, пытаясь одновременно поклониться и пропустить блондина вперёд.
— Только после вас, — ядовито бросил Рольф, сверкнув глазами.
— Я оставлю платье? — Лорри посмотрел на Стефани.
Девушка кивнула, едва сдерживая смех — эти двое были такими забавными, а то, как Лорри вцепился в этот ни в чём не повинный манекен... Чувствовала она себя хорошо. Ничего не болело, разве что затылок немного ломило. И стоило из-за этого беспокоить лучшего лекаря королевства?
— Вон отсюда оба, — настойчиво повторил доктор.
Истинные не проявляют своих чувств. Это... не принято. Она ещё в Родаке. Славном, простом, милом, искреннем Родаке, однако здесь, во дворце губернатора, он уже отравлен. Ложью и этикетом. Это значит, прошлое вернулось. Чувствуя явную неприязнь друг к другу, драконы и виду не покажут — Стефани это знала, и ей стало грустно. Как будто сказка, в которой она жила всё это время, рассеялась. Но вдруг...
Рольф, схватив Лорри за плечи, выволок дракона за дверь! Грянул гром. Стены губернаторского дворца затрясло, а фонтан во внутреннем дворике, куда как раз выходили окна спальни, взорвался, обдав мраморные плиты потоком воды. Послышались крики.
Стефани, словно заворожённая, уставилась на прозрачные капли, что змеились по стеклу окна и всем своим видом показывали, что Истинные вели себя недостойно.
— Шесть лет не видел тебя, девочка, — голос лекаря вернул к реальности. — Как ты?
— Дядя! — племянница Эйна Острема, личного лекаря короля, забыв обо всём, бросилась на шею великану с белоснежной, гордо зачёсанной назад шевелюрой и янтарной радужкой глаз с тёмными крапинками, которые она так любила рассматривать в детстве.
— Я жила в Родаке. Приказ отца.
— Знаю, — мамин двоюродный брат присел на край кровати, усадив больную рядом с собой. — Не удивлюсь, если услышу, что в Нижнем тебе нравилось.
— Нравилось, — кивнула племянница. — Очень.
— Но ты — тана, — его пальцы коснулись головы, и боль стала уходить.
По всему телу пробежали мурашки, стало легче дышать, вернулись силы, но главное — она помнила сон! Ясно, чётко. Каждое мгновение и каждое слово.
— Спасибо! Мне уже лучше.
— Твой зверь, — лекарь покачал головой. — Он напряжён и жаждет неба. Тебе надо на утёс.
Стефани поджала губы. Она не знала, как именно объяснила её семья случившееся родственникам. Дядя любил обеих племянниц одинаково, но всё же между ними была особая связь, и если за всё это время Эйн даже не попытался её найти — значит, отец вмешался.
— Тебе снятся сны? — крапинки в янтаре принялись кружиться.
Стефани вспомнила детство. Как пристраивалась у дяди на коленях и заглядывала в глаза, пытаясь понять, куда плывут крошечные острова в янтарном океане? Поймав её взгляд, он смеялся, хватал на руки, подбрасывал вверх, а потом носился с дочками сестры по всему дому. Мама ворчала, пытаясь их успокоить, пряча улыбку за мнимой строгостью...
Слёзы покатились сами собой. Ей казалось — она всё забыла. Верхний, их дом. Забыла, стала художником. На самом же деле она лишь спрятала воспоминания в самые потаённые уголки души и памяти, в надежде, что под слоем пыли они уснут навсегда. Оказалось, всё не так просто.
— Иди сюда, — вздохнул дракон. — Бедная, бедная моя девочка! Сколько же на тебя свалилось, крошка Стефи. Но ты — сильная. Слышишь?
— Да. Конечно.
— Утёс?
— Что?
— Сны. Тебе снится утёс Крейгов?
— Откуда ты...
— Догадаться нетрудно, девочка. Я же говорю — твой зверь. Он хочет в небо! Хочет стать...
— Свободным и счастливым, — вырвалось у неё.
— Я поговорю с таном Крейгом, — Эйн решительно встал и стал рыться в своём чемоданчике — стареньком, потрёпанном, нашпигованным артефактами баснословной цены и мощи.
Только королевский лекарь мог позволить себе подобное.
— Нет! — Стефани села на кровати. — Пожалуйста, не надо.
— Мне не нравились игры, которые одно время велись вокруг твоей мамы, — нахмурился доктор. — И мне совершенно не нравятся игры, что сейчас ведутся вокруг тебя.
— Мама... Она...
— Лучшая, — тихо обронил доктор. — Сильная и красивая. Ты гораздо больше похожа на Керри, чем на отца, хоть в вашей семье этого не принято было признавать.
— До моего совершеннолетия...
— До твоего совершеннолетия, — не стал спорить дракон. — Лекарство!
Он поставил на ночной столик пузырёк. Тёмное стекло недовольно сверкнуло — слишком цветуще и сиренево было вокруг.
— Что это?
— Успокоительное. По одной капле — утром и вечером. Не так для тебя, как для дракона.
«Для дракона... Никакого дракона нет. Сказать ему? Нет. Не стоит. Зачем? Всё равно это ничего не изменит. От подобной беды нет капель».
— Стефи?
— Да?
— Капли.
Она кивнула. На столике нашёлся бокал и кувшин с водой.
— Небо! — скривилась девушка. — Какая... гадость.
Дядя рассмеялся, достал из кармана небольшую серебряную фляжку, и, отсалютовав племяннице, сделал глоток:
— Твоё здоровье, дорогая!
Вместо лекаря Его величества в спальне появился маленький толстый человек с красными щеками. Подмигнув изумлённой красотке, он достал из нагрудного кармана нелепые круглые очки и водрузил их на мясистый нос. Потянулся к цепочке жилета, ловким движением откинул крышку часов и озабоченно покачал головой: