— С аптекарем существует некая договорённость. На взаимовыгодных условиях.
Особенности уклада города Стефани уже объясняла на ходу — они вместе двинулись в сторону одной их самых уважаемых аптек Родака. За приятными, но совершенно бессмысленными разговорами она и так потеряла непозволительно много времени.
— Кто вы, Стефани? — спросил дракон, распахивая перед ней дверь.
— Я? — она старалась унять бешеное сердцебиение, но ничего не получалось (надо будет купить успокоительные капли, раз уж она добралась до лучших лекарств города). — Учитель рисования в школе для девочек. Собираюсь участвовать в отборе.
— Вы такой же учитель рисования, — дракон закатил глаза, — как я праздный турист. И идея с отбором, я уверен, не ваша. Так кто же вы?
— А вы? Вы сами — кто? Служба безопасности принца?
— Нет, — из зелёных глаз исчезло мечтательное выражение, и Стефани стало жаль, что это произошло.
— В таком случае, кто я — вас совершенно не касается!
...
— Доброе утро, дядюшка Янош.
— Доброе, госпожа учительница. Какая вы сегодня ранняя пташка!
Стефани улыбнулась. Ей нравилось учить детей, нравилась трогательная, искренняя почтительность родителей, дедушек и бабушек. Подобные чувства к себе она заслужила честным трудом, и они не имели ничего общего с подобострастным преклонением, основанном на страхе и унижении, которых требовали истинные таны от простых людей.
Тепло, что её окружало в последние годы, она бы ни променяла ни на какие блага в мире! В чём-то драконов высшего света ей было даже жаль. Стефани любила детей, старалась развить в девочках умение видеть мир сквозь радужную призму магического зрения. Судьба отняла у неё небо, так почему бы не подарить его другим?
Но у неё забрали и это. Сердце сжалось — она не смогла сказать дядюшке Яношу, что больше не сможет учить его внучку рисованию. За сверкающими чистотой прозрачными полками аптечных шкафов, на небольшом столике, возле аккуратно заполненных расходных книг в незатейливой рамке стоял портрет курносой улыбающейся девчонки. Каждый раз, проходя мимо, старик улыбался, деловито поправляя круглые очки.
— Мне необходимо позвонить, — проговорила учительница, стараясь не обращать внимания на колючий ледяной комок, застрявший в горле.
— Конечно, конечно! Вот, прошу вас.
Аптекарь с гордостью выставил на прилавок массивный аппарат. Вставки чёрного дерева отполированы до блеска, как, впрочем, и всё, что окружало посетителей в заведении добряка Яноша. Накрахмаленный белоснежный фартук его пах лавандовым мылом. Так пахло в детстве от няни. Это хорошо. Сейчас нужно быть спокойной. Уверенной.
Старик стряхнул с ручки трубки несуществующие пылинки мягкой тряпочкой. В Верхних городах такими старыми аппаратами уже давно не пользовались. Даже шесть лет назад, когда Стефани изгнали из рода, телефоны там были маленькие, лёгкие, оснащённые магическими артефактами.
Длинный ряд знакомых цифр. Долгие, выматывающие гудки и знакомый голос секретаря:
— Слушаю вас, госпожа Стефани.
«Госпожа» подчёркнуто особо — она не тана, градус почтительности снижен до нуля. Она уже давно привыкла, но память ведь не сотрёшь. Когда-то молодой, подающий надежды помощник отца был в неё влюблён. Безответно — да, но тогда ей казалось, что... искренне. Он присылал цветы, бросал полные обожания взгляды, даже писал стихи, чем несказанно веселил её и Бетти. Может, это и было несколько жестоко, но ведь никто не видел, как они смеялись. Напрямую своего воздыхателя Стефани никогда бы не осмелилась унизить. Наверное, именно поэтому сейчас ей мстят так... нарочито.
— Доброе утро. Будьте любезны тана Крейга.
— По какому вопросу?
— По личному.
Она не сдержала язвительных нот в голосе — намекнуть, что со вчерашнего дня её статус стал несоизмеримо выше, чем тот, на который когда-либо в своей жизни претендовал секретарь отца.
— Я доложу, госпожа Стефани.
Молодой человек, который, по мнению тана Крейга, «далеко пойдёт», и впрямь был сообразительным, дальновидным малым.
— Слушаю тебя.
На секунду показалось — вместо кручёного провода она сжимает ледяное тельце скользкой змеи, настолько ядовитой, что одного лишь прикосновения к коже достаточно, чтобы умереть. Солнце едва поднялось, а голос отца был полон сил и энергии. Он всегда вставал очень рано. Стефани подумала — отец ждал её звонка. Тан Крейг всегда был на несколько шагов впереди противника. Конечно, они не враги. Она не настолько самонадеянна. Но они больше и не друзья, и от этого невыносимо больно и горько.
— Доброе утро, отец. Я не займу много времени. Всё, что хочу тебе сказать, отрепетировано не один раз. Ты очень занят, я понимаю. Итак.
Через пятнадцать минут рука в кружевной перчатке бесшумно положила трубку на место.
— Госпожа Стефани? — аптекарь сдвинул брови. — Всё в порядке? Вы бледны.
— Немного устала. Год был трудный, но впереди — каникулы, так что... Не отпустите мне успокоительных капель?
— Сию минуту! Подождите немного, сейчас принесу. Вы ведь для себя?
— Да, да... Для себя.
Спина и перчатки промокли насквозь от напряжения, ноги дрожали. Она поправила шляпку и поняла, что перед походом на первый этап отбора придётся переодеться. Стефани оперлась на прилавок и сделала несколько длинных, глубоких вдохов. Запах трав. Запах лавандового мыла. Первые солнечные лучи отплясывают в стеклянных пузырьках, наполненных разноцветными настойками.
Это же с какой силой она стискивала телефонную трубку? Девушка негромко рассмеялась. Однако игра стоила свеч. Итак, что мы имеем из плюсов?
Тан Крейг сам, лично будет контролировать обращение Кассандры, дочери Лилии. Каким бы ни был её отец, но его слову, выторгованному в честном поединке на равных условиях, можно верить. Это — раз. Деньги на восстановление гостиницы под процент почти в два раза меньший, чем потребовал бы банк — два. Первый перевод уже сегодня. Обе победы стоили немало, но разрешения увидеться с мамой Стефани так и не получила. Впрочем, она и не надеялась.
— Только при условии, что ты пройдёшь второй круг отбора и выйдешь в третий, — повторила она слова, которые на самом деле означали — нет, никогда.
Третий круг — оборот. Это невозможно, да и появляться в Верхнем городе изгнанной из рода не стоит. Отец это прекрасно знал, он специально поставил невыполнимое условие.
Выйдя из аптеки, прижимая к груди пакетик с тремя пузырьками за крошечную плату (дядюшка Янош отказывался брать с неё более десяти процентов от реальной стоимости своих волшебных капель), Стефани уставилась в небо:
— Пусть будет как будет, — прошептала она.
— А завтрак — будет? Вы мне обещали, — блондин, как оказалось, всё это время терпеливо ждал возле аптеки.
— Непременно. Знаете... так есть хочется!
— И мне. До свидания, — молодой дракон, приподняв шляпу, почтительно поклонился аптекарю.
— Дай вам небо счастья, — улыбнулся дядюшка Янош.
— Люди в Нижних городах, — начал было блондин.
— Разные, — перебила его Стефани. — Очень и очень разные, — она оперлась о предложенную руку, и они пошли вдоль улицы.
— Как и драконы?
— Возможно.
— Куда мы идём?
— В одно чудесное место. Вам понравится.
— Я гость, а потому полностью доверяю вашему вкусу.
Утро пахло чёрной сиренью. Невысокие кусты, сплошь усыпанные пунцовыми (действительно, почти чёрными) гроздьями, украшали улицу. Бархатный, изысканный и слегка терпкий аромат плыл над поблёскивающими утренней росой, аккуратно подстриженными газонами. Ухоженные клумбы розовели, словно зефирные облака. Всему виной пышные чашечки крошечных розочек со странным названием «Смех пажа».
История цветов была настоящей страстью Стефани, она часами просиживала в библиотеках в поисках новых легенд, а потом приносила цветы в класс и рассказывала ученицам всё, что знала. Вместе они ставили натюрморты. Писать букеты — отличная практика. Работать необходимо быстро, сосредоточенно.
— Вы задумались. О чём?
Стефани виновато взглянула на своего спутника. В самом деле, что это с ней? Утро. Цветы. Она идёт завтракать с очень... Очень симпатичным драконом. На ней любимый костюм, шляпка и кружевные перчатки. Как так получилось, что она совершенно не обращает внимания на юношу? Настолько, что блондин заскучал.
— О цветах.
— О цветах?
— Мне нравится собирать легенды о растениях. В основном это, конечно, выдумки. Песни бродячих трубадуров. Семейные истории. Каждая по-своему прекрасна.
— И о чём же они?
— Чаще всего о любви. Посмотрите, — девушка обвела рукой улицу. — Чёрная сирень, редкий вид. Растёт не везде, саженцы очень чувствительны к ветрам и заморозкам, но Родак находится в низине. Здесь мягкий климат. Когда-то за куст можно было купить целое поместье!
— В самом деле? — удивился дракон.
— Охоту начали не люди, — рассмеялась Стефани.
— Чтобы драконы жертвовали сокровищами... ради цветов? — зелёные глаза молодого человека сверкнули искренним негодованием.
— Всему виной легенда, — широко улыбнулась девушка молодому человеку, который вдруг споткнулся и замер, не в силах отвести от неё глаз.
— Подарите мне свой портрет, — неожиданно заявил он охрипшим голосом.
— Вы думаете, это уместно?
Сердце заколотилось — гулко, быстро, словно она никогда не слышала подобных слов.
— Гостиница украшена вашими работами, — дракон наконец взял себя в руки. — Следовательно, брать заказы — не противоречит принципам художника?
— Нет, — на секунду Стефани совершенно растерялась. — Не противоречит. Я подумаю.
Какое-то время они шагали рядом — молча и сосредоточенно. Наверное, надо рассказать историю Чёрной сирени, раз уж разговор зашёл об этом, но просьба дракона никак не выходила из головы.
— А в каком виде я должна быть на портрете? — она остановилась, пытаясь понять, что же у него на уме.
Они смотрели друг на друга, и вдруг он расхохотался, заставив девушку покраснеть. Она попыталась выдернуть руку, но он не позволил — медленно поднёс ладошку к губам, коснувшись кожи там, где заканчивалось кружево перчаток.