– Я немного устал, – охотно поддержал его Дросте.
Прокурор принял это предложение с энтузиазмом.
– Перлеман! – позвал Дросте. Звонок на его письменном столе не действовал.
Прошло некоторое время, прежде чем пришел Перлеман, а тем временем Дросте привел в порядок комнату. Он сделал несколько заметок, побросал старые бумаги в корзинку. Наконец пришел Перлеман.
– Где моя шляпа? – спросил Дросте.
– Вы пришли без шляпы, господин судья.
– Но ведь сейчас идет дождь, – настаивал Дросте глядя в окно. Красная стена тюрьмы была. совсем мокра. Дождь лился серебристыми струйками.
– Утром была хорошая погода, – продолжал Перлеман.
Дросте увидел себя стоящим с мокрой головой на трамвайной остановке.
– Значит, мне придется взять такси, – нерешительно сказал он.
Перлеман протянул ему записку. Она была от Марианы.
«Не хочешь ли выпить со мной чашку кофе?» – писала Марианна.
От волнения Дросте совсем за был о том, что Марианна была на суде. Он весь просиял от удовольствия. Кофе и Марианна были как раз тем, что ему было нужно. Он быстро надел пальто.
– Дама ждет на лестнице номер два, – объявил Перлеман.
– Завтра с утра мне будут нужны копия отчета сегодняшнего заседания и вечерние газеты, – сказал Дросте и быстро вышел.
Марианна сидела на одной из деревянных скамей, на которых сидели обычно свидетели в ожидании вызова и любопытные, толкущиеся в суде. Она оживленно разговаривала с плотным молодым человеком, в ушах которого поблескивало что-то, напоминавшее золотые запонки. Она любила вступать в разговоры с всевозможными людьми в трамваях, автобусах, на рынке, на стройках и веселила потом своих друзей рассказами о наиболее интересных моментах этих беглых разговоров. Она была в спортивном костюме из твида, с клетчатым шарфом на шее и в красной шапочке, выглядевшей как сигнал опасности. Увидев Дросте она вскочила и пошла ему навстречу.
– Ты совсем мертв, бедный Пушель? – сразу спросила она.
– Да, почти.
– Меня ждет Пуффи, так что мы можем ехать.
Пуффи была кличка ее всегда пыхтевшего автомобильчика.
– Это хорошо. Идет дождь, – сказал Дросте.
– Всего лишь теплый и приятный майский дождик, – ответила Марианна, выходя из дверей под дождь. Так она принимала события. – Куда ты хочешь поехать? – спросила она, когда они сели в автомобиль. – В кафе или ко мне в контору?
– По-моему на Дюссельдорферштрассе.
– Что ты потерял на Дюссельдорферштрассе?
– Но Эвелина… – нерешительно начал он.
Марианна пристально взглянула на него.
– Ты забыл, что Эвелина гостит у меня, в Гельтоу, – строго сказала она. Дросте рассмеялся и закончил смех осторожным кашлем. Марианна нахмурилась.
– Охрип, как ворона, – сказала она. – Тебе не следует курить… сигареты лежат в боковом кармане.
Дросте с чувством благодарности закурил сигарету, сунул ее в губы Марианне и взял другую для себя.
– Честное слово, я совсем забыл, что вы проводите вместе уикэнд, – весело сказал он. – Что же ты делаешь в городе в таком случае?
– Я сама хотела бы это знать. Эти полоумные вызвали меня по телефону в город к девяти часам и оказалось, что все в порядке. Просто маленькие нелады с компанией, поставляющей цемент. А уж раз попав в город, я зашла послушать, как подвигается процесс, и решила остаться в городе, потому что в шесть у меня заседание, – быстро закончила она.
Во время всей этой тирады она внимательно смотрела на дорогу.
– Вот это хорошо, – ответил Дросте устраиваясь поудобнее на сидении. – Как Эвелина? – спросил он помолчав.
– Когда я уезжала, она спала свернувшись как еж. Надеюсь, она проснулась не раньше часу. Ты ведь знаешь Эвелину, – и она улыбнулась Дросте, в свою очередь улыбнувшемуся ей в ответ. Я написала ей целое расписание и оставила на столе. По всей вероятности она сейчас только кончает завтракать. Возможно, что с четырех до пяти она будет играть с кошкой, а потом, если погода станет лучше, пойдет погулять.
– Ей будет скучно, но это полезно для нее, – сказал Дросте.
– О, да, – ответила Марианна.
Она больше не спрашивала Дросте куда он хочет поехать, а просто направилась к себе, на Блейбтрейштрассе. Асфальт мостовой был влажен и блестел, но солнце уже показалось. Для того, чтобы попасть в контору Марианны нужно было пойти через двор. Они прошли под мокрыми деревьями, с которых капала вода, и Марианна открыла дверь. Это помещение никоим образом не напоминало конторы. В комнате стоял громадный ничем не покрытый стол, заваленный планами и чертежами. Воздух был пропитан запахом табака и острыми духами Марианны, а в углу стояла большая тахта, на черном шелке которой лежала целая коллекция красных, желтых и оранжевых кожаных подушек. Все четыре стены были выкрашены в разные цвета, и когда Марианна повернула выключатель, тут и там зажглись опаловые стеклянные шары – лампы. Прежде всего Марианна приветствовала золотую рыбку с веерообразным хвостом, плававшую в стеклянной ножке – аквариуме, поддерживавшей низенький столик.
– Добрый день, господин Лао-Тзе, – почтительно сказала она. Как вы поживаете? Чувствуете себя как обычно в подавленном настроении?
В этом шальном окружении Дросте чувствовал себя необыкновенно хорошо и уютно. Он вытянулся на тахте, подложив руки под голову. Проходя мимо с шарообразным стеклянным кофейником в руках, Mapианна мимоходом погладила его по голове.
– Не нужно говорить, – предупредила она, когда он открыл было рот.
Он с благодарностью снова закрыл его, а заодно и глаза. Теперь до его слуха ясно долетал каждый звук: позвякивание стеклянного кофейника, шуршание бумаги, бульканье закипавшей воды. Потом платье Марианны задело его, пахнув на него теплом.
– Знаешь, Марианна, – лениво сказал он, не открывая глаза, когда у меня на руках такое дело, я почти не живу. Я частично теряю сознание. Вот еще теперь я чувствую себя каким-то ошеломленным, как будто прихожу в себя после обморока. Не знаю, как бы обяснить это, но процесс Руппов въелся в меня так, что я совершенно опустошен. Но это единственный путь, если желаешь добиться результатов. Под конец я уже заранее знал, что она чувствует и думает, и как она будет реагировать на то или иное, и что она скажет… Это вроде фокусов факира… Ты ведь понимаешь…
– Вот твой кофе, – сказала Марианна, и он почувствовал около самого своего лица горячий, горьковатый, оживляющий аромат.
Он открыл глаза и сел.
– Теперь мне опять совсем хорошо, – сказал он охрипшим, усталым голосом.
– Хорошо, что ты не прибегаешь к своим психологическим фокусам по отношению к близким людям в своей частной жизни, – сказала Марианна, опуская два куска сахара в его чашку.
Дросте отхлебнул и засмеялся. Кофе был подкрепляющим средством, праздником, торжественной церемонией.
– Я постараюсь не делать этого, – ответил он. Во всяком случае ты слишком умна для меня. Он протянул свою чашку, чтобы Марианна налила еще. А над Эвелиной не стоить и стараться. Ее видно насквозь, как кусок стекла, – прибавил он, постучав ногтем в стеклянный шар кофейника, ответившего ему ясным, звенящим звуком. – Вот Эвелина, – сказал Дросте, кругла и чиста.
– Да? – сказала Марианна, но он уже брал со стола какую-то книгу.
– Вейнингер! Ты стащила это из моего книжного шкафа.
Марианна села рядом с ним и обняла его рукой за плечи. Это прикосновение было настолько приятно, что он двинулся, и она сразу сняла руку. – Ну, конечно, я стащила ее, дорогой, – мило ответила она. – Должен же человек читать те книги, о которых ему потом хочется поговорить с другими. Дросте перелистывал книгу, а его мысли унеслись дальше.
– Как глупо, что Эвелины нет в городе как раз теперь, когда я стал посвободнее. Мы могли бы придумать что-нибудь на сегодняшний вечер, а теперь тебе нужно ехать обратно.
– Как бы то ни было, но я не отдам тебе Эвелину до завтрашнего вечера, – ответила Mapианна, несколько преувеличенно подчеркивая слова.
– Не можешь ли ты взять меня с собой? Тогда, я завтра утром привез бы Эвелину в город, – предложил он. – Я чувствую себя как пустой мешок, выжатый платок, извиняющимся тоном прибавил он.
– Мне очень жаль, но это невозможно. Там нет постели для тебя, дорогой, – сказала Марианна. Между ее бровями показалась складочка. – Я могла бы найти тебе партнеров для бриджа в клубе, – предложила она через минуту.
Встав, она подошла к странному, черному, вделанному в стену зеркалу и пригладила волосы правой рукой. Судья смотрел на нее и видел сразу двух Марианн одну настоящую и другую – темное отражение в зеркале.
– Самое лучшее, что ты можешь сделать, это лечь спать, – строго сказало отражение в зеркале.
– Я не могу спать, – ответил судья.
Марианна резко повернулась и подошла к нему.
– Нет, ты можешь спать, – подчеркнула она. Ты можешь. Нечего впадать в истерику и глотать веронал, слышишь?
– Ты бестактна, Марианна. Ты вовсе не уважаешь чужих секретов, потому что у тебя самой их нет, – спокойно ответил он.
На лице Марианны появилось странное выражение, но оно тут же исчезло. Она опустилась на колени и поглядела на рыбку, на Лао-Тзе, сонно шевелившую плавниками.
– Да говори-же, наконец! Скажи, что с тобой? – велела она скорее рыбке, чем Дросте.
– Я хочу спать, но я должен подумать, – медленно ответил судья.
– Ну, это звучит как старая поэма Шторма или еще кого-нибудь в этом же роде. «Я хочу спать, а ты должна плясать…» Бедный Пушель. Да выкинь ты, наконец, из головы эту Рупп. Представь себе бегущих баранов. Сосчитай сто раз до восьми. Прими солодовые таблетки, что я тебе принесла. Прочти «Закат Европы». Но, Бога ради, брось веронал.
– Дело вовсе не в одной фрау Рупп. Теперь я вызволил ее, хотя надо сказать, она мне отнюдь не облегчала моего труда. Но у меня есть еще и другие заботы. Эвелина очень изменилась…
– Что ты хочешь сказать? – быстро спросила Марианна.
Дросте поднял ложечку, которую она уронила.