– Я не могу уложить вторую туфлю в чемодан, – пожаловалась она. Франк не мог удержаться от смеха.
– Что за катастрофа? – сказал он и, взяв туфлю, впихнул ее в чемоданчик И закрыл крышку – это было совсем не трудно.
Эвелина серьезно следила за его действиями.
– Вы ничего не забыли? – спросил ее Франк.
Она медленно, все с тем же серьезным вниманием оглядела комнату. Розы около кровати уже увяли, он были почти черны, и их головки опустились на стеблях. Комната была наполнена запахом их начинающегося разложения. На туалетном столике стояла ваза с фруктами. Франк вспомнил, что принес ее сюда из гостиной вчера вечером. В соседней комнате Андре убирал со стола. Он весь лоснился от бриллиантина и желания заработать крупные чаевые, проявить такт, скромность и вежливость, присущие парижскому лакею. Франк сунул под тарелку несколько кредитных бумажек лакей и столик исчезли. Затем Франк позвонил по телефону портье и велел ему подняться за багажом, после чего взял из своей спальни пальто и шляпу. Двадцать минут восьмого. Когда он вернулся, Эвелина стояла на узеньком балкончике гостиной, с потерянным и задумчивым видом глядя на площадь.
– Мы должны идти, – тихо сказал он.
– Знаю, ответила она..
– Вы не жалеете, что приехали? – спросил он.
Он ожидал, что она скажет «нет», но вместо того она, не поворачивая головы, ответила:
– От этого стало только хуже.
Он взял ее за руки и втянул в комнату
– Послушайте, дорогая, настойчиво начал он. Вы не должны сожалеть. Вы не должны думать, что для меня это пустяк. Далеко нет. Если… если бы вы не приехали, моя жизнь была бы далеко не полной. Я не испытал бы редкого прекрасного, очень важного чувства. «И ведь все это правда», – с удивлением подумал он, продолжая говорить. – А как вы? – нежно спросил он.
– Что – как я? – спросила Эвелина.
– Разве вы тоже не испытали бы чего-то очень большого, если бы не приехали?
Она быстро взяла его за руку и погладила ею себя по щеке, ее лицо скользнуло по его пальцам и оставило за собой теплоту мимолетного поцелуя. Он нежно, совсем без всякого вожделения прижал ее к себе. Была уже половина восьмого. Сегодня, для разнообразия, лифт работал. Прощание с мадам. Счет, чаевые, такси. Аu revoиr, au revoиr, bon voyage. Солнце сияло и на площади перед отелем, голуби преследовали своих подруг, пылко ухаживая за ними. Звенящие крики уличных продавцов. Сена. Рю Кастильоне, Вандомская площадь. Франк взял Эвелину за руку, и она быстро стянула перчатку.
– Какая у вас забавная шляпа, – сказала она.
Немножко обидевшись, он поднес руку к полям своего котелка.
– Чем нехороша моя шляпа? – спросил он.
– Ничем, только она выглядит так странно. Я никогда еще не видела вас в котелке.
– Посмотрите на этого человека, – сказал Франк. Человек стоял на углу улицы и среди бела дня играл на саксофоне.
– Он слеп, – сказала Эвелина.
Жалкая, жиденькая мелодия на минуту последовала за ними и замерла вдали среди автомобильных гудков и визжания трамвайных колес.
– Вот мы и приехали, – сказал Франк.
Перед Гранд отелем стояли три серые машины. Они были лучше автобусов и не так хороши, как частные автомобили. Франк велел положить чемодан Эвелины в один из них и стоял рядом с ней пока она доставала билет. Он был совершенно уверен в том, что Эвелина не устроить ему сцены при прощании, но в то же время ему казалось трагическим и жалким то, что она покидала его вот так – без единого звука.
– Вам действительно не холодно? – спросил он, а потом сказал еще: «Есть у вас деньги на дорогу?» и «Вы будете в Берлине около пяти».
– Дайте мне сигаретку, – попросила она.
Он дал ей закурить, закурил сам и сунул оставшиеся сигаретки в ее сумочку. Она посмотрела все с тем же серьезным вниманием.
– Если вы готовы, мадам, мы отправимся, – обратился к ней вежливый человек в форме.
– Прощайте, – сказала Эвелина и протянула Франку холодную руку.
Он хотел бы попеловать ее, но стеснялся перед всеми садившимися пассажирами и шофером в элегантном кожаном костюме.
– Auf Wиedersehen! – сказал он.
– Прощай, и спасибо – ответила Эвелина по немецки, но он не совсем понял ее.
– Эвелина, – сказал он в последнюю минуту. Ведь я еще услышу о вас? Вы мне напишете?
Она покачала головой, стоя уже одной ногой на подножке автомобиля, и грустно улыбнулась.
– Нет, ответила она, – мы не должны тянуть… Она посмотрела на него и он почувствовал как ее взгляд, словно что-то ощутимое, двигался по его лицу. А кроме того, вы не дали мне своего адреса, прибавила она чуть-чуть насмешливо. Взяв его руку, она торопливо потянула ее наверх и дунула ему в середину ладони. Вместо поцелуя, – сказала она.
Прежде чем Франк сумел осмыслить эту шутливую ласку, она вскочила в автомобиль, тот медленно, с шумом двинулся вперед, постепенно увеличил скорость и наконец скрылся за углом. Она не заплакала, нет, слава Богу, она не заплакала. Франк почувствовал, что его собственное горло было немного сжато. Милая, ласковая, бедная маленькая Эвелина. Он даже чуть гордился тем, что чувствовал разлуку так глубоко. Уезжая из отеля, он погрузил весь свой багаж в одно такси, a сам с Эвелиной поехал в другом. Теперь обе машины ждали его около Гранд отеля.
– Вокзал Сен Лазарт, – сказал Франк молодому шоферу, как раз скручивавшему себе сигаретку, и сел в автомобиль.
Он никогда не опаздывал к поезду, но также никогда не приезжал раньше чем за три минуты до отбытия. Теперь у него оказалось достаточно времени даже для того, чтобы отправить две телеграммы, одну управляющему Пирсону в Санта-Барбару, другую камердинеру на Лонг-Айленд.
На платформе собралась обычная толпа, характерная для поезда, шедшего в Шербург, для встречи с уходившим океанским пароходом. Американцы всех оттенков и сортов, японская семья, несколько молодых англичан, по-видимому отправлявшихся в Америку, чтобы принять участие в каком то спортивном событии, ослепительно белокурая кинозвезда, едущая из Парижа в Голливуд и осаждаемая невыспавшимися газетными фотографами. Персонал поезда говорил по-английски.
«Прощай, Париж», – подумал Франк, спокойно прокладывая себе путь сквозь толпу. Показывая контролеру свой билет, он почувствовал, что на него кто-то смотрит, и повернувшись увидел Марион. Марион в темно синем костюме, элегантную умело подкрашенную и такую свежую, точно она по обычаю спокойно спала до полудня. Она глядела мимо него, как мимо чужого. Взглянув на часы, он увидел, что у него есть полторы минуты и быстро подошел к ней. Она стояла около маленького барьера, за который пропускали только пассажиров.
– Хэлло, Марион!
– Хэлло, Жужу!
– Что ты тут делаешь?
– Никакого торжества, мой дорогой. Просто я здесь, вот и все. Как славно снова увидеть тебя. Как неосторожно с твоей стороны разговаривать со мной.
– Почему?
– Разве твоя жена не так же ревнива, как все американки?
Теперь Франк вспомнил том, что Марион была уверена, что он находится в обществе своей жены.
Он сделал маленький жест и сказал тоном, которым иногда говорила сама Mapион:
– О-ла-ла!
Я предпочитаю сделать маленькое признание. Меня охватило страшное любопытство. Я хотела увидеть, инкогнито и издали, даму, которой принадлежит твое сердце, – иронически сказала Марион и обвела глазами уезжающих. Франк не мог удержаться от смеха. Женщины были полны неожиданностей. Нужно было представить себе Марион, вставшую в семь часов утра для того лишь, чтобы взглянуть на Пирл, которой к тому же вовсе не было в Париже.
– Займите ваши места. Займите ваши места… – выкрикивали проводники с характерно французской живостью.
– Прощай, Марион! – крикнул Франк, бегом направляясь к поезду.
– Которая? – крикнула ему вслед Марион.
На бегу ему в голову пришла шальная мысль. Быстро оглянувшись, он осмотрел женщин, которые входили в вагон, и выбрал среди них одну, не блиставшую ни молодостью, ни красотой и к тому же одетую в крайне английском духе. Сняв шляпу, он с почтительной вежливостью помог ей взойти в вагон. Входя за нею, он бросил быстрый взгляд через плечо. Марион стояла, открыв рот от удивления. Он подмигнул ей и засмеялся. Она ответила ему тем же бесцеремонным знаком. Поезд двинулся.
«Как довольна будет Марион, что у меня такая безобразная жена» – подумал он.
Маленький эпизод сильно развеселил его. Немножко позже, когда около десяти часов он отправился в вагон-ресторан, он познакомился там с этой непривлекательной дамой. Она оказалась известной английской поэтессой, направлявшейся в Америку, чтобы прочесть там серию лекций. Она была умна, оказалась занимательной собеседницей, и Франк сказал, что его жена, которая должна встретить его на «Берентарии», с удовольствием познакомится с ней и будет рада ее компании во время пути.
В вагоне ресторане было жарко И немного слишком шумно от восклицаний: «Хэлло, Билл!», «Хэлло, Боб!», «Хэлло, Франк!». Многие из находившихся в поезде были знакомы друг с другом и чувствовали себя, словно вернулись домой. Франк встретил Гьюга Беннета и Дана Уебстера. Они все вместе сели в купе и как следует побеседовали о биржевых делах, за бутылкой настоящего шотландского виски, которую Дан захватил с собой из Англии. К одиннадцати часам Франк Данел был отделен от Эвелины уже не тремя часами времени, а целой вечностью и к тому же жил на другом континенте. Только случайно она еще выплывала у него в памяти в виде бледной и красивой тени, в то время, как Гьюг сыпал шумными и длинными рассказами о своих ночных приключениях в Париже, а мимо поезда скользили луга, усеянные мелкими желтыми цветами.
– Европейские женщины знают о любви больше, чем наши, – сказал Франк, глядя в окно. Это у них прирожденное.
– Просто американки порядочные, вот и все, – ответил Дан, который никак не мог отделаться от некоторых убеждений, напоминавших о Беббите.
– Аминь, – сказал Гьюг и выбросил бутылку в окно.
Они очень быстро осушили ее. Бутылка упала среди цветов.