згону влетевшим в боевой режим сознанием хлопнувшую за ее спиной дверь успел мысленно порадоваться сообразительности новообретенной «жены». Что значит конторская выучка! Обычная бестолковая баба, оказавшись в подобной ситуации, непременно повела бы себя самым глупым из возможных вариантов образом: принялась бы дико вереща кидаться на черных, или наоборот повисла бы на своем мужике, мешая ему действовать и на сто процентов обеспечивая поражение в итак предельно непростой ситуации. Причем искренне считала бы, что именно в этом и состоит ее долг верной подруги. Благо Марина обычной бестолковой бабой отнюдь не была. Все эти сложные соображения молнией промелькнули в Севастьяновском мозгу, особо не фиксируясь на сознательном уровне. А потом запястье кавказца вдруг сухо щелкнуло, как выходящая из пазов защелка запора и свободно провисло под нажимом пальцев офицера. Черный хрипло взвыл и этот его вой будто снял мгновенный цепенящий морок охвативший всех участников ссоры, застывший было в статичном равновесии мир, вновь пришел в движение, завертевшись бешеным калейдоскопом размазанных от скорости движения цветовых пятен и резких, бьющих по нервам криков.
Севастьянов отскочил назад, хищно пригнувшись и изготовившись к встрече нападающих. Вожак черных, зажимая здоровой рукой сломанное запястье и все еще утробно воя, осел на пол, даже в полутьме зала видны были его выкатившиеся от боли из орбит глаза. Он невольно дал Севастьянову несколько лишних секунд на подготовку к отражению атаки перекрыв собственным телом путь двоим товарищам уже рванувшимся вперед. В результате одному из кавказцев пришлось обегать неудачно стоящий стол, а второму медленно и осторожно протискиваться мимо травмированного вожака, боясь неосторожно зацепить того за больную руку. Всего-то две-три секунды, но в драке и такой незаметный в обычной жизни промежуток времени решает многое, порой — все. Севастьянов отступил еще, почти к самой барной стойке, за которой предусмотрительно укрылась официантка. Шаг назад, короткий скользящий, стелящийся над самым полом, чтобы не дай бог не споткнуться не потерять равновесие даже на миг. Еще шаг… Ладонь левой руки вскользь мазнула по спинке очень удачно подвернувшегося стула и сжалась на ней мертвой хваткой. Да, то что надо! Короткий рывок, замах, и стул полетел в голову оббегающему стол, заставив его отшатнуться и отскочить в сторону, выбивая из ритма. Одновременно Севастьянов встретил набегающего второго немудрящим пинком в живот. Немного подвело слегка расплывшееся и обрюзгшее без постоянных тренировок тело. Вместо полноценного пробивного удара, получился лишь сильный толчок, но джигита все равно отбросило назад на пару метров. Тоже результат! А вот и второй стул попал под руку, туда же его, вслед за первым! Ах, как чудесно драться не у себя дома — все до чего дотягиваешься можно не думая запустить в противника! А как насчет пепельницы, дорогой?! Отлично, по глазам вижу, что понравилось!
Действительно, получивший массивной пепельницей точно в лоб кавказец разом стух и согнулся пополам, зажимая руками разбитую голову. Его напарник никак не мог выбраться из завалившихся от его бестолковых метаний столов и стульев, изрыгая проклятья на незнакомом Севастьянову гортанном языке он пытался перепрыгнуть возникшую на пути баррикаду, но получалось пока не очень удачно. Подполковник мощным пинком отправил ему до кучи стоящий рядом стол, да так удачно, что кавказец как раз почти перелезший через им же созданный завал напоролся на столешницу животом и грохнулся на пол погребенный под кучей мебели. Похоже можно было торжествовать победу и подумать о планомерном отступлении, связываться с милицией, а тем паче военным патрулем победителю явно не следовало, да и платить за ущерб нанесенный заведению, честно говоря, не хотелось. Севастьянов оглянулся назад, прикидывая, реально ли махнуть через стойку бара, чтобы после, минуя кухню и подсобные помещения кафешки выскочить на улицу. На вид вроде бы ничего сложного, брали барьеры и повыше, перепуганная официантка, конечно, не станет пытаться его задержать. Путь свободен. Но тут его словно толкнул под локоть кто-то невидимый, призывая развернуться назад. И вовремя.
Кавказец со сломанным запястьем скривившись от боли, с бессильной, плетью упавшей на колено правой рукой, левой тянул из наплечной кобуры пистолет. Севастьянов видел его будто в замедленной съемке, когда каждое движение становится плавным и невыносимо долгим. Левой рукой вытащить пистолет из наплечной кобуры, висящей подмышкой слева же, практически невозможно. Кавказца всего перекосило, словно паралитика скрученного в узел очередным приступом болезни, на его до синевы побелевшем лице крупными каплями выступил пот, но горящие ненавистью глаза и упрямо закушенная нижняя губа ясно давали понять, что он все равно доведет дело до конца, чего бы ему это не стоило, какой бы болью не обернулось. Севастьянов как зачарованный смотрел на него, в мельчайших подробностях различая неровно подстриженные ногти с траурной каймой грязи, царапающие застежку кобуры, ярко-рубиновую капельку крови, повисшую на закушенной губе, нервно дергающийся, поросший жестким волосом кадык…
Он стоял и смотрел, а пальцы кавказца между тем, уже уцепились за пистолетную рукоять и волокли оружие из кожаного плена. По внешнему виду, это был типичный пистолет Макарова, один в один. Вряд ли, конечно, это мог оказаться настоящий боевой ствол, скорее газовик, или модный нынче травматик, а может и вовсе достаточно безобидная пневма… Но, чем черт не шутит, пока бог спит. Да и свинцовая пулька в лицо из пневмы на таком расстоянии отнюдь не семечки, не говоря уж о травматике… так что в любом случае приятного в ситуации было не много. Чтобы как-то ее переломить следовало действовать, немедленно что-то предпринимать, а Севастьянов, как назло, словно прилип к полу, не в силах пошевелить даже пальцем. Странный столбняк вдруг нашедший на него не позволял двинуться с места, словно пораженный неведомым гипнозом он мог лишь как зачарованный наблюдать, как ползет из кобуры тускло отблескивающее металлом тело оружия. Секунды текли, вязкие, как кисель, и вот пистолет уже полностью освободился из кожаного плена.
Такого в жизни подполковника еще не происходило — прямо в лоб ему целил тупорылый пистолетный ствол, ходящий ходуном в нервно дрожащей руке кавказца. В этот момент Севастьянов отчего-то совсем не испытывал страха, все происходящее казалось абсолютно нереальным, пожалуй банального ножа или щерящейся острыми осколками стекла «розочки» он испугался бы больше, сказывалась непривычность угрозы, выпадавшей из обычного набора бытовых ужасов доступных рядовому обывателю. Он даже прислушался к себе особенно внимательно, не страшно ли? И тут же с немалым удивлением сам себе ответил: "Нет, не страшно… Ничуть…"
Он видел, как исказилось в злой и решительной гримасе лицо кавказца, как искривились и поплыли его черты, заметил, что палец на спусковом крючке медленно, но уверенно и неумолимо ползет назад, выбирая свободный ход, успел сообразить, что вот сейчас, всего через одно неуловимое мгновение грянет выстрел. Выстрел, который возможно станет для него роковым. Но тело все равно не верило в реальность происходящего, не ощущало на должном уровне угрозы и потому оставалось вялым и расслабленным, не готовым к немедленному действию.
— Зыдохни, ишак! — проскрипел нещадно коверкая русскую речь кавказец.
И звук его голоса неожиданно словно снял, завладевший офицером вязкий обессиливающий морок. Адреналиновая волна с грохотом ударила в виски, разносясь по всему телу злым энергетическим валом, возвращая мышцам привычную легкость и силу. И они благодарно впитывая этот живительный дар напряглись свиваясь под кожей упругими жгутами, задвигались совершенно самостоятельно, подчиняясь выплеснувшимся из тайных глубин подсознания темным древним инстинктам. Тело словно зажило вдруг своей собственной, независящей от разума жизнью. По-крайней мере легкий скользящий шаг вперед и в сторону оно сделало само, без всякого участия Севастьянова. Одновременно с этим шагом грохнул выстрел.
Яркий огонь дульного пламени в царящем вокруг полумраке резанул по глазам, как вспышка фотоаппарата, на миг выхватив из темноты окружающие предметы и людей, заставив весь мир словно в детской игре замереть в нелепой гротескной позе. Севастьянов внутренне скорчился от ужаса, понимая, что стреляют в него, не просто стреляют, а хотят убить. Быть может впервые он попал в такую ситуацию, когда его реально хотели лишить жизни. Осознание этого больно ударило по и так натянутым до предела нервам, наполнило внутренности сосущим ощущением разверзшейся прямо под ногами бездонной пропасти. Если бы Севастьянов мог сейчас управлять своим телом, то он просто опустился бы на пол, закрывая руками голову, чтобы все окружающее развеялось, как дурной сон. Если я не вижу опасности, то ее нет! К счастью мышцы его сейчас существовали как бы сами по себе, совершенно самостоятельно делая все необходимое для выживания, а ему оставалась в этом спектакле лишь роль стороннего наблюдателя, зрителя качественного стереофильма с полным эффектом присутствия.
Шаг в сторону позволил вовремя уйти с направления выстрела, и одновременно сделал его на метр ближе к сидящему на полу кавказцу. Зрение Севастьянова сейчас работало в секторе больше ста восьмидесяти градусов. Он видел практически все, что происходило в зале кафе с недоступной в обычном состоянии четкостью. Вот кавказец барахтающийся среди завала мебели замирает удивленно глядя на своего товарища, похоже не ожидал, что дело дойдет до стрельбы. Вон как отвалилась челюсть и округлились глаза! Тот, которому он врезал пепельницей, тоже отнял руки ото лба и сквозь заливающую лицо кровавую пелену пытается рассмотреть, что же произошло, взгляд у него мутный, расфокусированный. Неплохо получил в лобешник, в ближайшее время уже не боец. Зато центральный персонаж, явно готовится продолжить стрельбу. Пистолетный ствол неотступно следует за скользящим по гладкому паркетному полу Севастьяновым, опаздывая совсем чуть-чуть, всего на десятые доли секунды. Севастьянов видит это ничтожное опоздание, понимает, что нельзя останавливаться, понимает, что черный бездонный канал пистолетного дула настигает его… Но тело не подчиняется ему, не хочет выполнять суетливых команд мозга, поэтому подполковнику остается лишь смотреть… Смотреть и ждать, к