Я доедаю рожок и оставляю вазочку на лавочке.
– Впервые слышу, чтобы кто-то назвал Энди беспечным.
Мэтт смеется.
– И то верно. Но ты понимаешь, о чем я. Он так в себе уверен, все о нем знают, и я не могу не восхищаться. Я даже не знал раньше, что тоже этого хочу.
– Понимаю. То есть… у Энди ушло на это некоторое время, но он справился. И ты справишься.
– Спасибо, Кейт, – улыбается Мэтт.
У меня перехватывает горло.
– Знаешь, что самое забавное? Пока мы были в лагере, я был уверен: вы с Андерсоном встречаетесь. – Секунду он изучает мое лицо. – Так, у тебя мороженое тут, давай я…
И он двумя пальцами вытирает уголок моего рта.
По-моему, у меня мозг отказал только что.
Просто не могу осознать происходящее. Мэтт касается моего лица. Но он гей. И был геем, когда спросил мой номер. Все наши тайные улыбки и переглядки, все моменты, которые я бережно хранила в памяти как значимые. Все это нарастающее романтическое напряжение. Все эти поцелуи.
Все эти тщательно выверенные и поставленные поцелуи.
– Ошибалась ли ты когда-нибудь в людях настолько же сильно? – спрашивает Мэтт.
– Да, – тихо отвечаю я.
Только бы не расплакаться.
Однажды я расскажу ему. Через год, через два, может быть. Когда от одной мысли мне не будет хотеться сползти и спрятаться под полом. Расскажу за коктейлем. Нам будет двадцать пять. Эй, помнишь, как ты рассказал мне обо всем на лавочке возле «Брюстерс»? И я выглядела потрясенной? Это потому, что я думала, будто ты в меня влюблен. В меня и мою чертовскую наблюдательность. Королева Кейт Бестолковая наносит ответный удар. И еще один. И еще.
Сцена шестидесятая
На следующее утро я встречаю Энди у дверей кабинета алгебры, и вид у него безумный.
– Привет! Мне нужно пописать.
– Сейчас же звонок будет.
– Просто отметься у мистера Как-там-его…
– Эванс.
– Мистер Эванс! Отлично. Просто скажи, что тебя тошнит или вроде того. – Он хватает меня за руку. – И пойдем.
– У тебя Старшее Т.
– Кейт, пойдем. Все нормально.
И он тянет меня за собой в корпус искусств по дороге к Богом забытому туалету. Я не могу до конца расшифровать выражение его лица. Кажется, он счастлив. Вроде бы. Почему бы и нет. Видимо, Мэтт рассказал ему все по дороге в школу. Он знает, что я знаю. И наверняка разрывается от желания об этом поговорить.
Если смотреть на ситуацию с точки зрения Андерсона, она и правда довольно интересная. Не то чтобы Энди вечно влюблялся в гетеросексуальных парней, но несколько таких было. Ориентация Мэтта не означает, конечно, будто он немедленно влюбится в Энди в ответ, но шанс у него есть. Думаю, я даже не буду против, учитывая обстоятельства. Как только успокоюсь.
– Мэтт поговорил с тобой, – начинает Энди, взгромоздившись на унитаз.
– Да, – отвечаю я, но тут же начинаю сомневаться. Вдруг Энди считает, что мы говорили о чем-то другом. Не стоит говорить больше, чем следует.
– О том, что он гей, Кейт, – уточняет Энди, явно прочитав мои мысли. По голосу я слышу, что он улыбается. – Мне нравится, как ты стараешься его не выдать.
– Я просто…
– Это не сарказм. Я серьезно. Он толком никому не говорил. Поэтому ты абсолютно правильно поступаешь. Думаю, только мы и знаем обо всем.
– Он тебе утром рассказал?
Андерсон несколько секунд молчит.
– Мне он сказал вчера. Честное слово.
– Кейт, мы с Мэттом встречаемся.
И тут мир остановился. Не только я. Не только мое тело. Весь мир будто замирает на своей оси.
– Я думал…
Пауза.
– Не знаю, мы почему-то думали, ты догадалась.
– Мы?
– Я и…
– Ты и Мэтт. Конечно. Я знаю, кого ты имеешь в виду. – Я внимательно изучаю свои джинсы, ковыряя пальцами потертую ткань на коленях. И тихо переспрашиваю: – Вы встречаетесь? То есть… он твой парень?
– Это мы не обсуждали. Не знаю.
– И когда?.. – Грудь сдавливает так сильно, что, кажется, она сейчас сложится внутрь. – Когда вы начали встречаться?
– Довольно давно.
– Довольно давно. – У меня срывается голос.
– Кейт…
– В каком смысле «довольно давно»? Мы всего месяц с ним знакомы.
– Недели две назад. Около того. Он заехал ко мне после того, как вы вернулись с праздничного ужина в честь дня рождения Райана.
Воспоминание колет меня как иглой. Я видела из окна комнаты, как Мэтт уехал следом за моим братом. И решила, что он отправился на вечеринку к Мишель Макконнел. Он ведь даже переоделся.
– Кейти…
Я молчу.
– Скажи хотя бы что-нибудь. Порадуйся за меня. Пожалуйста. – Голос у Энди тоже срывается. – Пожалуйста.
– Я…
– Клянусь, я правда думал, что ты догадалась. Помнишь, мы разговаривали с тобой на парковке и ты сказала, что плохо справляешься с ситуацией…
– Я была дурой. Думала, ты ревнуешь. И чувствовала себя очень виноватой. Мне казалось, я разбиваю тебе сердце.
– Но это же безумие…
– Думать, что я нравлюсь Мэтту? Да уж…
– Нет! – Голос Андерсона дрожит. – Безумие чувствовать себя виноватой, Кейт, мы ведь обсуждали это. Правила…
– Правила никогда не работали.
– Почему это?
– Давай посмотрим. Какое было второе правило? Ах да. Оставаться честными друг с другом. И как ты его соблюдал?
– Ты шутишь, что ли? – Я слышу, как Андерсон выходит из своей кабинки, захлопнув за собой дверь. – Как я должен был поступить? Мэтт ведь никому не рассказывал. Как мог я сделать это за него?
– Ты же думал, я знаю!
– Так и было! Но я не был уверен. И это не мой секрет, чтобы его раскрывать.
Я вспыхиваю.
– Мог бы подождать, пока он всем расскажет, а потом уже встречаться с ним…
Андерсон смеется, не веря своим ушам.
– Ты думаешь, что говоришь? Надо было сказать своему парню: «Знаешь, я тебя поцелую, но сначала расскажи обо всем Кейт»? Это же просто…
– То есть он все-таки твой парень!
– Ты совсем не можешь порадоваться за меня, да?
– Я рада за тебя. – Я встаю и распахиваю дверцу кабинки. – Доволен? Ты победил, Энди. Получил свой приз. Получил парня, в которого мы отчасти были оба влюблены все лето…
– Все лето мы с ним были едва знакомы! – Энди уже плачет.
И я тоже.
– Но теперь-то я с ним знакома. И он нравится мне не меньше, чем тебе, понимаешь? Не меньше. – Я едва дышу. – Но радоваться за тебя? Если бы все обернулось иначе, если бы он стал моим парнем, ты бы не радовался, верно?
– Конечно, радовался бы, – морщится Энди.
– Тогда мои поздравления! А правила твои никуда не годятся. – И я ухожу к раковинам, пытаясь отмыть лицо от слез. Но они все текут и текут. – И что, ты думал, это не разобьет мне сердце? Или тебе просто плевать?
– Мне не плевать! Но… Боже, я думал, мы всё это обсудили…
– Ты мог выбрать любого другого парня, Энди. Любого.
– Это не так работает.
– Поверь, я знаю. – Я зло смеюсь.
– Это не так работает, когда у тебя мои вводные. – Теперь Энди говорит с трудом. – Ты не понимаешь, да? Я гей. Афроамериканец. Мы на Юге. Думаешь, к нам одинаковое отношение? Думаешь, правила для нас одинаковы?
– Правила? Это не игра…
– Я знаю! Знаю, что не игра. Но послушай…
– Нет, ты послушай. – Я яростно оборачиваюсь, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. – Я думала, что причиняю тебе боль, и это убивало меня. Понимаешь? Бесконечная агония от мыслей о том, как я расскажу тебе обо всем. А ты? Ты даже не задумался об этом. Почему бы просто не испортить мне жизнь перед уроком алгебры. Молодец, теперь я весь день смогу наслаждаться произошедшим. – Я смотрю на него и качаю головой. Потом добавляю: – Вот спасибо.
Оставив позади заливающегося слезами Андерсона, я выбегаю из туалета.
Сцена шестьдесят первая
Не знаю, как мне теперь снова смотреть в глаза Мэтту.
Как будто недостаточно того, что они успешно обвели вокруг пальца ничего не подозревающую меня, Энди еще и вернется в класс Старшего Т в таком виде, будто на него Ниагарский водопад обрушился. Легко могу себе это представить. И тогда Мэтт обнимет его и будет целовать в лоб, пока он не перестанет плакать. Глубокий вдох. Глубокий вдох. Расскажи мне, что случилось.
И Мэтт ведь, скорее всего, не будет злиться, хотя я накричала на его парня. Он будет меня жалеть. Бедная глупая Кейт и ее бессмысленный, напрасный краш. Может, Мэтт и Энди даже тихонько расскажут обо всем остальным ребятам с курса. У них же круг доверия, да? И они будут сидеть и обсуждать, какое я жалкое и злобное существо. Инстаграм[21]-аккаунт «Кейт Гарфилд поет», только в реальной жизни.
Серьезно, это самый долгий учебный день в моей жизни. Без дураков. На историю я даже не в силах идти. Точно заплачу, если увижу Андерсона. Поэтому мистеру Эдельману я говорю, что должна идти на обсуждение заявок в колледж, а сама провожу весь второй урок, прячась в пустом душе рядом с раздевалками. Там же я провожу и обед.
Но даже возможность подслушать разговоры Дженни Хёдлунд не слишком отвлекает меня от мрачных мыслей. Они накатывают волнами. Стоит прийти в себя, как в лицо бьет еще более ужасное осознание.
Взять хотя бы все наши совместные с Энди и Мэттом поездки. Я была так невероятно наивна. Загадочно пряталась на заднее сиденье, думая, как хорошо поступаю, давая Андерсону возможность сесть спереди. Позволяя ему притвориться, что он в центре внимания.
Вот только он не притворялся.
К восьмому уроку я все глубже погружаюсь на дно. Не могу перестать думать о том, как меня сейчас жалеет, наверное, Мэтт. Как жалел на протяжении всех этих недель. Они с Андерсоном ведь обсуждали меня, я уверена. Каждый раз, стоило мне оказаться вне поля их видимости, стоило мне уехать к папе, они кривились, гадая, как сильно я разозлюсь, если все узнаю. И вот она я – оправдываю их худшие ожидания.
Мне хочется сбежать. Выйти через двери атриума, влезть в машину брата и уехать домой. Или уйти пешком. Мы с Энди иногда ходили до дома после футбольных матчей, пока учились в средней школе. Всего четыре километра. Я доберусь к маме меньше чем за час.