Одного этого достаточно, чтобы запереться в гримерке и никогда из нее не выходить.
Справедливости ради, гримерки – это место, где начинается основное веселье. Я все время забываю, насколько мне нравится закулисная жизнь. Давным-давно кто-то снял буквы «М» и «Ж» с дверей, поэтому теперь мы используем обе комнаты по очереди. Для тех, кому нужно переодеться, там есть кабинки, как в туалете, но по большей части актеры просто сидят тут и там на складных стульях, едят крендельки и слушают официальный плейлист мюзикла «Однажды на матрасе», составленный Ланой Беннет. Конечно, он полон цепляющих песен.
И стоит отметить, что я сижу в нашем кругу, зажатая между Маргарет Даскин и Эммой Маклеод, которым неожиданно для себя жизнь доверить готова, хотя вне театра мы почти не общаемся. Знаете, бывает такое, что вроде бы и знаешь человека, а вроде нет. Наши отношения нельзя назвать дружбой, ведь дружба – это когда между вами нет секретов. Но вот мы сидим вместе в одной комнате и чувствуем себя как дома – и если это не дружба, то что это тогда?
На пороге появляется Девон Блэкуэлл с папкой в руках.
– Менестрель начинает пролог. Дальше Аггравейн, Секстимус, Неустрашимый, Волшебник, леди Ларкин, леди Ровена, леди Меррил, леди Люсиль, принцесса номер двенадцать и… – он переворачивает страницу, – все остальные рыцари и дамы, занятые в первой сцене первого акта. Пройдите к боковым декорациям, пожалуйста.
– Рейна, Ной и Андерсон уже там, слева на сцене, – говорит Эмма, поворачивая кресло к двери. – А Колин с Пьеррой, они… В будке осветителя.
– Ну конечно же. – Девон дважды моргает и медленно качает головой.
Сцена шестьдесят восьмая
– Джао точно уволится, – шепчу я Рейне и Брэнди спустя два с половиной часа, пока мы рассаживаемся на платформы и части декораций для первого разбора. – Скажет: «Нет, вы все ужасны, я не буду принимать в этом участия».
– Ты так каждый раз говоришь, – напоминает Брэнди.
– Знаю, но в этот раз точно. Я прямо чувствую. – Я приваливаюсь к стопке матрасов, поджимая ноги. – Это все потому, что в субботу репетиции не было из-за Рош А-Шана[23]. И теперь, если все не так, виноваты будут евреи.
– Никто не будет виноват, – говорит Брэнди, усаживаясь рядом, а потом неожиданно принюхивается. – О, пиццу привезли.
– Значит, Джао лучше поторопиться с замечаниями. Я есть хочу, – говорит Рейна.
– Кейт, слушай, все будет отлично, – продолжает Брэнди. – Так ведь каждый год получается. Мы проходим весь мюзикл целиком в первый раз, он выглядит ужасно, мы продолжаем, он становится лучше, а к дате премьеры все уже великолепно. Каждый год, Кейт.
– А можно мне сразу перемотать к моменту, когда уже все великолепно?
– Она просто есть хочет, – говорит Брэнди Рейна. – Вот увидишь. Съест один кусочек пиццы и будет как новенькая.
– Да ну тебя. – Я толкаю руку Рейны.
– Думаешь, я не права?
– Ты права, – вздыхаю я.
Возле декораций нам есть нельзя, поэтому вся труппа перебирается на места в зале и в лобби. Андерсон и Мэтт почти сразу исчезают куда-то, но это не задевает меня настолько, насколько я думала. Разве что небольшой укол и дискомфорт, а потом облегчение: я могу просто сидеть здесь с Брэнди, Рейной, Колином и Пьеррой – и остальными – и даже не волноваться о том, что мне нужно кого-то избегать.
Но едва я успеваю вытащить бутылку воды и кусок пиццы из коробки, как рядом возникает Ной.
– Хочешь пообедать на улице?
Я киваю.
– Позвать с нами Рейну и Брэнди?
– Ну… – Он сжимает губы. – Я думал, мы вдвоем поедим.
– А…
– Если ты…
– Хорошо. – Где-то в нижней части моей груди рождается чувство досады. – Да, давай.
– Здорово, – улыбается он, а в следующую минуту я уже пробираюсь следом за ним через ряды сидений к боковой двери зала и чувствую себя немного бунтаркой – вот так вот взяла да и ушла посреди репетиции. Хотя перерыв все равно до 14:30. Ной находит место у задней стены, и мы устраиваем пикник на обочине. Поставив тарелку с пиццей на землю перед собой, он садится и приваливается спиной к кирпичной стене школы.
– Идеально.
– Лучше, чем в лобби, – соглашаюсь я. – Кстати, ты сегодня утром был очень хорош.
Он выглядит польщенным и удивленным одновременно.
– Я?
– Я вроде не видела ваше исполнение Man to Man Talk с самой первой читки. Вы были уморительны.
– Ты тоже.
Я смеюсь:
– Не думаю, что это необходимо для моего персонажа.
– Что делает исполнение еще более впечатляющим.
– Не думаю, что это так работает. – Я с улыбкой качаю головой.
– В любом случае, ты здорово играла. И Мэтт тоже. Вы точно не встречаетесь?
– Ха-ха.
– Не мутите? – Ной бросает на меня косой взгляд, и на секунду я верю: он знает всю историю. Может, Энди и Мэтт и правда рассказали всем на курсе Старшего Т. Но при этом по его взгляду я понимаю: ему действительно интересно. Как будто он пытается разгадать мое выражение лица.
– Мы не мутим. И я тебе это уже говорила.
– Когда мы шли с вечеринки, – кивает он. – Кстати…
Я поворачиваюсь к нему лицом, но Ной не продолжает.
– Что «кстати»? – спрашиваю я.
Он кивает, открывает рот, закрывает его, нервно улыбается, потом снова становится серьезным, и меня начинает разбирать смех: это очень на него похоже. Но что-то останавливает меня. Возможно, странный проблеск неуверенности в его глазах. Или то, как бешено бьется мое собственное сердце.
– Ладно, – говорит он наконец. – Я должен извиниться. Несколько раз.
– За что?
Ной смотрит на меня так, будто пытается понять, не шутка ли это.
– За вчерашний вечер. За то, что привел тебя в дом Миры. За то, что выпил и странно себя вел.
– Ной, ты уже извинился за все это раз двадцать. И все уже в порядке! Я не…
– Знаю-знаю. Ты не сердишься. Но я все равно чувствую себя ужасно. Кажется, я создаю о себе неправильное впечатление…
– Я тебя знаю с одиннадцати лет.
– Да, но ты все равно думала, что я пижон.
Я с трудом прячу усмешку.
– Предположим. И что…
– И мне не нравится, что мое поведение доказывало твою правоту.
Он выглядит таким серьезным, что я готова его обнять.
– Ной, ты точно не из пижонской братии.
– Это еще что значит?
– Ты не придурок. Даже не бабник. Даже не распутный…
– Вот спасибо, – фыркает он.
– Серьезно. – Я толкаю его в бок плечом. – Я всего один раз видела, как ты целовался с девушкой…
– Чтобы ты понимала, она взяла меня на слабо́. Мы с Мэдисон друзья. Ничего такого. Вообще ничего такого.
– Да все в порядке.
– И я целуюсь гораздо лучше, чем ты видела. Гораздо. Это было не самое показательное выступление.
– Не знаю, спросить у Камиллы, что ли…
– Я серьезно.
– Ной! – Я вскидываю руки. – Мне все равно, понимаешь? Можешь целоваться с кем и как угодно.
– Я бы хотел, чтобы тебе было не все равно.
От неожиданности у меня перехватывает дыхание.
– Что?
– Не знаю. – Он качает головой. – Я не имею в виду… Ладно. Сейчас я расскажу тебе кое-что, только, пожалуйста, не думай, будто я ужасный осел…
– Не буду, – обещаю я.
Боже, у меня сердце… Скажем так, я очень близко все это к нему принимаю. Слишком близко. И оно колотится со скоростью примерно десять километров в час, а Ной только глубоко дышит, но молчит, и я, клянусь…
– Я сломал запястье на тренировке, – говорит он наконец, глядя на свои ноги. – Но не играя в бейсбол. Все получилось очень глупо.
Снова пауза, но я не произношу ни слова. Кажется, если сейчас открыть рот или просто шумно вздохнуть, магия момента исчезнет.
– Это было на выходных в спортивном лагере, – продолжает Ной через какое-то время. – Мы там занимались тем же, что на первых репетициях: создавали круг доверия в группе. – Он улыбается и косится на меня, чтобы убедиться: аналогия с театром не пропала втуне. Я улыбаюсь в ответ. – Джек и еще пара парней познакомились с девчонками из соседнего лагеря и придумали план: нужно сбежать после отбоя и встретиться в лесу за территорией. Выпить, поболтать, все такое. И он даже сработал. Тренер Франклин рано ушел спать, Джек написал одной из девчонок, и мы очень тихо выбрались на улицу. Так было невероятно темно. Лагерь расположен далеко от Атланты. Не знаю, рассказывал ли тебе о нем Райан. Он ненавидит это место. Там полно насекомых.
Я прячу улыбку.
– Так вот, нас было человек двенадцать, мы зашли вглубь леса, и тут я… растерялся. – Ной снова умолкает и делает глубокий вдох. – И дело не в том, что мы после отбоя ушли или что за это наказать могут, даже не в медведях…
– Там были медведи?!
– Не знаю. Но лучше бы были, потому что тогда я мог бы говорить: «Я сломал руку, пока убегал от проклятого гигантского медведя». Но нет, просто все это было уже чересчур для меня. Сама ситуация, случайные девчонки, необходимость думать, о чем я вообще должен с ними разговаривать, – а еще непонятно было, мы там собираемся просто болтать или как следует зависнуть. В общем, мы уже практически подошли к месту встречи, и тут я сбежал.
– И за тобой погнался медведь.
– Так и было, – улыбается он. – И тут медведь… Ха-ха. Я споткнулся о корень и упал вот так. – Ной прижимает здоровую руку ладонью к бетону. – Просто великолепно. Я сломал руку, спасаясь бегством от чертовски привлекательных девчонок. Туше.
Я улыбаюсь в кулак.
– Ну ты даешь.
– Ага, – вздыхает он. – Так я все это к чему. По поводу вчерашнего вечера… – Он зажмуривается. – Я обычно не рассказываю об этом никому, но я вроде как… не очень хорошо понимаю, как вести себя с людьми. Обычно я чувствую себя странно, всего слишком много, мне некомфортно – и поэтому я иногда выпиваю. И да, это плохо…
– Это не плохо.
Он слегка улыбается, но не продолжает.
– Может, пить, чтобы расслабиться, – это не слишком здоровая реакция, но ты же не становишься от этого плохим человеком. Похоже, у тебя просто социофобия. А та вечеринка в лесу – это для кого угодно чересчур. Целая компания девчонок и медведей посреди леса!